Плут. роман

– Тихомиров твой любимый, кто же ещё.

– Скажи ему, что меня нет.

– Я уже сказала, что сейчас передам тебе трубку.

Эля общалась с ним несколько нервным тоном, чувствовалось, что она еще не простила ему его неудачливости.

– А ты куда собрался? – спросила она.

– Вот, сигареты кончились. Зашёл, чтобы взять новую пачку. Хочу с человеком обговорить одно дело. На кухне и так тесно, поэтому мы лучше в подъезде, – объяснил Суматохин.

– С каким еще человеком?

– С девушкой-посыльной.

– Какие у тебя могут быть с ней разговоры?

– Я же не спрашиваю, какие у тебя могут быть разговоры с этим (Суматохин имел в виду Каштанова).

– Тоже мне сравнил, – съязвила Эля и, окинув мужа взглядом исполненным презрения, вернулась на кухню.

Суматохин поднёс трубку к уху и услышал дыхание Тихомирова. Дыхание было тяжелым и глубоким. Как не хотелось Суматохину разговаривать со своим управляющим, деваться было некуда.

– Алло, – сказал Суматохин.

– Олег, что случилось, почему ты до сих пор не выехал?

– Извини, Миш. Тут у нас тоже такое произошло. Когда ты последний раз позвонил, я собрался по быстрому, выскочил из квартиры, а потом. В общем, когда мчался по лестнице, споткнулся и сломал ногу. Такие вот брат дела. Сейчас только что ушёл доктор – наш знакомый Саша Петренко, может знаешь его? Он сказал, что мне сейчас лучше лежать и не вставать. Так что видишь, ничем не могу сейчас вам помочь.

– Как же так получилось?

– Вот так – спешил.

– Что, неужели перелом?

– Буду надеяться, что нет. Завтра поеду снимок делать.

– Вот чёрт.

– Сам, Миш, локти кусаю от бессилия.

– Что же делать? – голос Тихомирова был не по-мужски жалостлив.

– Будем думать, Миш. Что-нибудь придумаем. Как вы там? Держитесь еще?

– Олег, – Тихомиров сделал паузу. – Олег, мы на тебя надеялись как на бога. А ты? Как ты мог?

У Тихомирова эмоции явно преобладали над разумом.

– Миш, чем я могу помочь, если такой несчастный случай произошел? Я же не специально всё-таки или ты мне не веришь? – сказал Суматохин.

– Верю, – ответил не сразу Тихомиров.

– Ладно, Миш, держитесь. Не железные же они, должны же они когда-нибудь уйти, – постарался немного подбодрить управляющего Суматохин.

– По-моему, они этого не собираются делать, пока не добьются своего. Очень упрямые товарищи. Я еще вот почему звоню. Ты, Олег, сам представляешь – ситуация у нас критическая. А тут ещё один из них омон вызвал.

– Какой омон? – Суматохин отказывался верить своим ушам.

– Обыкновенный, – спокойно ответил Тихомиров.

– Миш, если можно по порядку, – попросил взволнованно Суматохин.

– Эти, блин, я уже не знаю, как их назвать. Короче, начали они требовать, чтобы мы предъявили им всю документацию. Мы, естественно, под различными предлогами уворачивались, пока они не пошли на штурм и не полезли в ящики столов. Наши девчонки пытались оказать сопротивление. И Людка сцепилась с одним: он обозвал ее не хорошим словом. Этот гад порвал у нее край подола. А тут еще, как назло, Людкин Борька приехал, время-то уже много, задержались мы уже больше чем на два часа, и видит. Людка вцепилась в волосы этому гаду, а тот отбивается, хватает и лапает её за разные там места. Естественно Борис не смог сдержать себя и «поучил» его немножко. Вернее, конечно не немножко, а очень даже ощутимо. Этот гад даже сознание потерял, до сих пор не можем привести его в чувство. А второй убежал, но вслед успел крикнуть, что дескать ждите омон. Вот так. Он побежал омон вызывать, а мы скорую вызвали. Этот, мало того, что не может в себя прийти, у него к тому же кровь из носа хлещет. Правда Борька нас успокаивает: говорит ничего страшного, до свадьбы заживет, – Тихомиров описал вкратце последние события, произошедшие в агентстве.

Суматохин почувствовал, как холод пробежал у него по коже. Они теперь как бы поменялись местами. Тихомиров немного успокоился, перекинув свое волнение Суматохину, а тот наоборот, начал беспокоиться, уже яснее представляя, что творится в его родном агентстве.

– Что же делать? – вялым, безжизненным голосом буркнул в трубку Суматохин.

Тихомиров хмыкнул, прежде чем ответить: по его мнению, на этот вопрос давно уже должен был ответить сам Суматохин, ведь это же в первую очередь его фирма, его детище.

– Олег, если бы я знал ответ на этот вопрос, я бы наверняка не звонил бы тебе, – с некоторым чувством превосходства в голосе, наконец ответил Тихомиров, видимо предположив, что его ответ был очень остроумен.

– Конечно, конечно, Миш. Я понимаю – это, в первую очередь, моя вина. Конечно же, я должен сейчас находиться среди вас. А так очень сложно оценить ситуацию, чтобы дать правильный совет. Так что, Миш, прости конечно. Ты даже себе представить не можешь, как я себя паскудно чувствую из-за того, что не могу подействовать на ситуацию. Миш, я тебя очень прошу: придумайте что-нибудь, я верю в вас, и ещё раз прости…

Они попрощались, и Суматохин с нескрываемым облегчением отключил связь.

«Это наваждение какое-то. Какой-то злой рок. Почему-то судьба в один день обрушивает на меня удар за ударом. Так с ума можно сойти. К телефону уже стало страшно подходить. И с этим „вымогателем“ еще надо разобраться (он имел в виду Каштанова). Просто какой-то чёрный день», – Суматохина переполняли отрицательные мысли и эмоции. Он даже не сразу вспомнил, куда направлялся. А вспомнив, ему подумалось, что то, чем он собирается сейчас заняться, верх глупости и безумия. Эта мысль заставила его ещё больше предаться самотерзанию. Но так как Суматохин представлял собой натуру непостоянную, то он довольно скоро оправился от тяжелых мыслей. Немного погоревав и поразмыслив над своим печальным положением в обществе, он пришёл к выводу, что положение его хоть и отчаянное, но рано или поздно все равно чем-нибудь да закончится, поэтому лучше не париться, а заняться «делом». И он, накинув куртку, вышел в подъезд. Пока Суматохин разговаривал по телефону, а потом еще приходил в себя, времени прошло прилично, и Юля думала, что он уже не вернётся, но дождалась его.

Они вошли в кабину лифта. Суматохин остановил лифт между седьмым и восьмым этажом. Условия конечно и ситуация были не очень подходящие, но Суматохин уже решился и готов был идти до конца. Он даже почувствовал необычный прилив сил от осознания дерзости своего поступка. Это здорово заводило его и наверное Юлю. Суматохин начал подбирать удобное положение… И может быть всё бы у них получилось, если бы не Каштанов, которому вдруг взбрело в голову, что Суматохин хочет убежать.

Находясь на кухне, Каштанов краем глаза заметил, что Суматохин накидывает в прихожей куртку и выходит из квартиры. Ему показалось подозрительным то, что Суматохин стал постепенно пропадать из его поля зрения. Каштанов поинтересовался у Элеоноры:

– Куда это он?

– Курить, – ответила Элеонора.

– Он так часто курит?

– Не знаю, я же не слежу за ним.

– Странно.

– Что? – не поняла, что имел в виду Каштанов, Элеонора.

– Я о поведении вашего мужа, – пояснил Каштанов.

– Ах, – Элеонора даже улыбнулась. – Если вы о поведении моего мужа, то в этом для меня уже давно нет ничего удивительного.