Во время рекламной паузы раздался телефонный звонок. «Чёрт. Нора опять забыла включить автоответчик», – выругался про себя Суматохин. «Поднимать или нет? В случае чего всегда можно сказать, что меня не было дома», – никак не мог решиться он и загадал, если звонок не умолкнет в ближайшие десять секунд, то он все-таки поднимет трубку. Он медленно досчитал до десяти, после чего, еще несколько поколебавшись, снял трубку.
– Слушаю.
– Это я тебя слушаю, ты, куда пропал подлец? – услышал он на другом конце вроде бы знакомый и в то же время незнакомый голос. То, с каким тоном этот человек произнёс слово «подлец», несколько напрягло Суматохина, так что он и не знал, что на этот ответить.
– Алло, – только и смог выговорить после некоторого замешательства Суматохин.
В ответ молчание.
– Алло. С кем я разговариваю? – Суматохин говорил чётко и твёрдо, чтобы не выдать волнения.
– Что не узнаешь, подлец? – на этот раз голос было еще более, даже скорее нарочито резким, и еще более сделал ударение на последнем слове.
– Я что-то не пойму: кто прикалывается? Ванилин? Или ты, Гриб? – Суматохину уже надоело находиться в подвешенном состоянии.
– Значит, все-таки хочешь узнать, с кем разговариваешь? А новый коммерческий канал у тебя показывает? – голос несколько смягчился.
– Вроде бы.
– Найди его.
С помощью пульта Суматохин нашел этот канал. Шёл художественный фильм. Голос одного из героев показался Суматохину знакомым.
– Димон, неужели это ты? – наконец догадался он.
– Я, кто же еще.
– Что же ты сразу не сказал?
– А ты испугался. Признайся, испугался? Натворил чего-нибудь?
– Испугаешься тут. Артист хренов. Ну, как ты? Рассказывай, где сейчас, в Москве?
– В Москве, где же ещё. А ты забыл, какой сегодня день?
– Какой?
– Неужели забыл?
– Какой сегодня может быть день? Седьмое ноября кончилось уже, а день милиции только завтра будет.
– Ну, ты даешь, старина. Как ты мог забыть, тот день, десять лет назад. Мы втроем: я, ты и Лось…, – голос Дмитрия переменился и стал серьёзным.
– Ах, вот ты о чём. Это я помню.
– И ты, так спокойно об этом говоришь, как о чём-то незначительном, малозначащем… А как же клятва? – в голосе Дмитрия появились нотки возмущения и Суматохин никак не мог понять: актёрствует тот или говорит искренне.
– Нет, ну конечно я понимаю, клятва есть клятва. Но, но, но это было, согласись, сто лет назад и нам было чуть больше двадцати – не самый лучший возраст для умных поступков.
– А ты всё такой же изворотливый. Как давно мы все-таки не виделись, – то ли задал вопрос, то ли просто заметил Дмитрий.
– Действительно давно. Лучше расскажи как у тебя дела?
– Дела помаленьку. Сам видишь, продвигаюсь: медленно, но верно.
– Уж не прибеднялся бы. Знаю это помаленьку. Небось денег куры не клюют и от девок отбоя нет.
– Ну, денег, брат, сам знаешь, много никогда не бывает…
Они еще много болтали, в основном о пустяках, Суматохин мог это делать необычайно долго, пока Дмитрий не подытожил разговор:
– Слушай, Олег, я собственно, зачем звоню тебе. У меня к тебе предложение, от которого ты не имеешь права отказаться.
И Дмитрий поделился с Олегом идеей отметить годовщину, того памятного дня в том же составе плюс жена Суматохина. Так как по плану Дмитрия это мероприятие предполагалось провести именно у Олега.
– А почему у меня? – поинтересовался он.
– Тебе что, жалко что ли?
– Нет, просто интересно.
– Ну, во-первых, у меня сейчас ремонт в квартире, во-вторых, Лось тоже у себя не может принять, жена его не может понять: не любит она очень гостей, женщина, надо признаться, с очень непростым характером, поэтому Лось будет скрывать этот сейшн.
– Лады, приезжайте.
Дмитрий обещал приехать к пяти-шести часам. Лось с его слов должен был показаться в то же время или же несколько позже.
«Эх, Дима, Дима, значит всё же жизнь удалась. А Лось – ну кто не знает, что наш Кирюха Полянский, нынче уже совсем не Лось и не Кирюха, а Кирилл Николаевич Полянский, вице-президент концерна „Олимп“, и как поговаривают крутится в команде самого Балаева. Что ж, остается мне только порадоваться за вас ребята от всей души», – рассуждал Суматохин. Но что-то не радостно было ему от всего этого. Чтобы ни говорилось о белой зависти или доброжелании к преуспевающему в отличие от тебя близкому человеку или другу; всё же чаще всего мы с трудом прощаем им успех или удачу. Суматохин понимал, что это чувство вполне естественно и поэтому не стал копаться в нём, растрачивая нервы и душевные силы, и постарался быстро переключить мысли на что-нибудь другое. Он откинулся в кресле, закрыл глаза и мысленно вернулся на десять лет назад.
Глава 2
Он ясно вспомнил, как он, тогда двадцатилетний студент третьекурсник, отправился со своими друзьями Димоном и Лосем в ресторан, как они тогда шутили-говорили, дабы вкусить немного «сладкой жизни». Всё было прекрасно в тот вечер: еда, музыка, коньяк, умные разговоры и кончено ни с чем несравнимое ощущение лёгкости и вседозволенности. Не хватало только одного для полного счастья – женщин. Те, что находились в ресторане, были либо слишком не молоды для них, либо заняты. Дмитрий поспорил с товарищами, что сейчас выйдет на улицу и «снимет» первых попавшихся на глаза девушек. Товарищи не поверили ему, так как были неопытны еще в этих делах, и знали, что Дмитрий также не далеко ушел от них в этой области. Каково же было их удивление, когда они увидели своего друга, сопровождавшего к их столику двух девушек. Как он мог в такое время, почти ночью, кого-то выцепить на улице, да ещё уговорить пойти с собой? Этого они не могли понять. Они тогда еще не понимали, что алкоголь действует на людей по-разному. Выпив, Дмитрий преображался: он начинал чувствовать, что ему по силам перевоплотиться в кого угодно, будь то в злодея, в донжуана или бог весть в кого ещё. Именно тогда, во время приобретения питейного опыта, он чувствовал в себе этот дар. Вследствие чего, впоследствии бросил технический ВУЗ и с первой попытки поступил в театральный.
Обе девушки оказались хороши собой, особенно одна – Наташа. Суматохину тогда казалось, что он влюбился в неё. Даже Полянский, который уже с великим трудом держал себя в более-менее приличном состоянии, глядя на неё, старался, как мог, смотреться молодцом.
Ничто не предвещало беды. Дмитрий веселил девушек: рассказывал анекдоты, смешные истории, задавал им дурацкие пошлые вопросы. Суматохин и Полянский молча кивали ему и ради приличия улыбались после его очередной шутки. Впрочем, вскоре им стало совсем не до шуток. По всем правилам девиц надо было чем-то угощать, а деньги как назло кончились. Бутылку шампанского, на которую ушли последние гроши, Наташа и ее подруга осушили так быстро, что друзья не успели опомниться, а когда до них дошло, в каком они оказались положении, то тут же решили посовещаться с глазу на глаз, отдельно от девчонок. Дмитрий шепнул на ухо Суматохину, что не плохо бы им выйти на некоторое время проветриться – покурить. Полянского оставили ухаживать за девушками, хотя толку от него уже никакого не было, поскольку он уже начал клевать носом, и ему уже по большому счету было плевать на всё, что происходит вокруг. На свежем воздухе Дмитрий и Олег решили, что правильный и единственный шанс не потерять девушек в сложившейся ситуации – это продолжение вечеринки у кого-нибудь из них троих дома. Ни у Дмитрия, ни у Олега таких возможностей не было, поэтому надо было настроить, уговорить Полянского, у которого была свободная квартира. Вернувшись в зал ресторана, Дмитрий и Суматохин тревожно переглянулись. Полянский сидел в гордом одиночестве.
– Вон они, – кивком головы Полянский указал на небольшую танцплощадку, на которой девицы танцевали медленный танец с новыми кавалерами, когда Суматохин попросил его объяснить, что случилось.
Оттанцевав подруги, не вернулись на прежние места, а направились к новым ухажерам. Это были двое немолодых мужчин, наверное, более чем вдвое старше девушек. Один был крепкого телосложения, с редкими темными волосами, зачёсанными на бок и усами, одетый в костюм двойку серого цвета и красный галстук. Другой был полный, широкий с головой в форме тыквы, большой лысиной, также в двойке, только без галстука, верхние пуговицы его рубахи с пёстрым рисунком были расстегнуты, открывая волосатую грудь. Их столик ломился от многообразия блюд и напитков, и осилить все это добро им одним явно было не под силу. Впрочем, по всей видимости, они и не ставили перед собой такой цели. Главное было показать себя, свою значимость.
Друзья-студенты оказались не у дел, им ничего не оставалось, как только молча с тоской и нескрываемым раздражением наблюдать, как солидные дяди ухаживают за девушками, несколькими минутами назад составлявшими им компанию. Девицы вели себя непринужденно и старались не смотреть в сторону студентов.
– Шлюхи, – бросил зло Дмитрий.
– А ты думал «порядочные» в такое время ходят с первыми встречными в ресторан? – более спокойно высказал ему Суматохин.
И потом после короткой паузы добавил: