Остерия «Старый конь». Дело второе: Браватта

– Тогда почему, сынок, палаш тебе в глотку, ты мне врешь?! И говоришь, что не просишь у меня разрешения на допрос дворян?! – голос кансильера взлетел ввысь, но в конце фразы сорвался на довольно позорный скрип. Годы брали свое, и рык рейтарского капитана уже не был так грозен, как прежде. При определенном воображении можно представить, как раньше сей трубный глас заставлял стоящих навытяжку солдат гнуться назад.

– Потому что это может и не понадобиться, супремо. – стараясь следить за голосом и тщательно подбирая слова, ответил Ипий. – Эта догадка может и не подтвердиться.

Джованни Торре склонил голову чуть набок, продолжая разглядывать стоящего перед ним инквизитора, отчего сходство со старой птицей только усилилось. Долгое время он делал это молча, и Ипий даже решил, что старик просто заснул с открытыми глазами (поговаривали, что военные могут откалывать фокусы и похлеще), однако тот наконец раскрыл рот и изрек:

– Знаешь, Торуго. Ты ведь мне нравишься…

«О нет, только не это! – мысленно простонал Ипий. – После этих слов всегда следует какое-то дерьмо!»

Опытный инквизитор не ошибся.

– Ты хороший следователь и дело свое делаешь добросовестно и усердно. И даже мои придирки по поводу опеки над юнцами – это лишь брюзжание старика, не более того.

«Но?»

– Но! – Торре выпростал из-под пледа руку и воздел к потолку сухой палец. – С чего ты решил, сынок, что тебе, простому инквизитору, можно вот так запросто допросить представителя благородного сословия? Подозревая его в причастности к этим убийствам?

По этому поводу – благородного сословия и соответствующего к нему отношения – у кансильера судебной инквизиции имелся пунктик. Происходящий, вероятно, от того факта, что сам инквизитор, пусть и самым краем, к оному сословию принадлежал. И как всякий неофит, а кавалер Джованни Торре появился на свет чуть меньше года назад, сменив на этом посту командира рейтарского эскадрона, он с пылом, отсутствующим зачастую даже у танского дворянства, оберегал границы сословных норм.

В другое время Ипий, возможно, и не стал бы лезть в бутылку и устраивать дебаты со своим начальством. Но теперь, когда с каждым днем город все глубже погружался в панику, когда на стражу и инквизиторов (которых горожане не отделяли от первых) смотрели то с ненавистью, то с надеждой, он решил отбросить в сторону привычную модель поведения. Возражать, меж тем, начал мягко.

– Со всем уважением, супремо, в городе орудует убийца. На его счету уже пять трупов. Горожане в панике. И мы уже вызываем злость, потому что не можем защитить их от Волка! Истинного виновника страшных преступлений они сами не могут покарать, но скоро виноватыми станем именно мы! Или, что гораздо хуже, супремо, они начнут назначать виноватых без особого разбора и следствия! И будут прямо на улицах забивать камнями и палками! Потому что им страшно, а напуганные люди становятся самыми опасными зверьми, что есть в мире! И в этих обстоятельствах, супремо, мне совершеннейшим образом насрать – кого я буду допрашивать, чтобы найти выродка, который потрошит женщин! Пусть это будет хоть маркиз Фрейланг, хоть сама грандукесса!

Распалившись во время произнесения речи, он лишь в самом конце сообразил, что уже в голос орет на начальника. И, запоздало испугавшись собственной смелости, закончил:

– Со всем уважением, супремо Торре.

Старик смотрел на него, казалось, равнодушно. Только в глубине темных глаз понемногу разгорались искорки, грозящие превратиться в пожар начальственного гнева. Затем он неожиданно раскашлялся, и Ипий только пару секунд спустя понял, что Джованни Торре смеется.

– А у тебя все в порядке с яйцами, сынок! – закончив кашлять, проскрипел кансильер. – Я уж думал, палаш мне в глотку, так и будешь сносить все, что я на тебя вываливаю! А это бы меня разочаровало.

– Супремо? – Ипий несколько смутился от такой неожиданной реакции начальства.

– Заканчивай меня титуловать через каждые три слова, Торуго! Меня уже начинает подташнивать от этого твоего «супремо», а в моем возрасте это опасно. Тем более тон, которым ты произносишь это слово, говорит не о том, что ты лижешь мне зад, а вовсе даже об обратном! – Торре сделал небольшую паузу, набирая воздуха. – И ты три тысячи раз прав! Если наш Лунный волк хотел срать на разницу в сословиях, вскрывая животы и мещанам, и дворянам, с какой стати нам действовать иначе? Мое разрешение ты получил, документ, это подтверждающий, получишь через час в канцелярии. А теперь, сынок, иди работай. И желательно быстро! Потому как, несмотря на внезапно появившееся к тебе уважение, разозлил ты меня, палаш тебе в глотку, ой как сильно!

Ипий кивнул и, все еще пребывая в замешательстве, направился к двери. Прощальное пожелание кавалера Джованни Торре прилетело ему в спину:

– И найди этого выродка, Торуго! Даже если у него род от пророков ведется! И если что-то узнаешь – сразу ко мне!

Остановившись в одном из замковых коридоров, Ипий прислонился спиной к стене, обдумывая дальнейшие действия. Не то чтобы идеи толпились, как просители в приемной окружного судьи…

Нужно найти стражников, которые ходили в ночные смены, опросить их. Сделать это будет непросто, учитывая «теплые» чувства, испытываемые их начальником, бароном да Бронзино, к инквизиции. Хотя если тот ничего не узнает, то не будет и переживать, верно?

Затем вернуться в приемную и забрать разрешение, подписанное Торре. Ипий не обманывал себя в этом вопросе. Сама по себе бумага мало что давала, но лучше иметь ее, чем не иметь.

Ну а потом спуститься в замковое подземелье и узнать, что там удалось выведать Роберто на вскрытии. В последнее, а именно в успешность этого мероприятия верилось с трудом, но Единый, как известно, тот еще шутник.

Разговор с супремо оставил странное чувство. Ипия не покидало ощущение, что кавалер Торре был даже доволен проявленной подчиненным инициативой. С чего бы?

«А с того, идиот, что на нашего старика давят благородные! – хмыкнул инквизитор. – С того, что на зверства Лунного волка они не обращали внимания, пока тот не распотрошил аристократку! А ты, старый дурак, фактически предложил себя ответственным за расследование! И в случае неудачи дедушка Торре, расплатится с дворянами твоей головой!»

Ипий Торуго встряхнулся, изгоняя неприятные мысли, и, отлепившись от холодной стены, направился в караулку.

* * *

– Ипий! Старый ты греховодник! Какими судьбами занесло в нашу дыру?

Инквизитор сдержанно улыбнулся шагнувшему навстречу здоровяку-стражнику. Не дотягивающий пару ладоней до потолка караулки гигант протянул руку.

– Дела-дела! – отвечая на пожатие, сказал Торуго. – По ваши стражничьи души пришел.

– Так я мзду уже смены три не брал! – гоготнул здоровяк и отступил в сторону. – Проходи, раз пришел.

Каменный сарай, стоящий неподалеку от воротной башни замка и называющийся караулкой, был тем местом, куда Ипий предпочитал заглядывать как можно реже. Нет, стражники относились к нему дружески, не забыв толкового и справедливого дознавателя с тех еще времен, когда все преступления находились в ведении городской стражи, а не судебной инквизиции. Но именно здесь была высока вероятность встретить начальника стражи барона да Бронзино. Чего инквизитор с момента перехода из-под его руки в ведомство супремо Торре старался избегать.

Не то чтобы с бароном у Ипия были какие-то сложные взаимоотношения. Не было даже личной неприязни, если уж совсем честно говорить. Просто да Бронзино плохо перенес вывод из своей власти всех следователей и дознавателей и винил в этом не маркиза Фрейланга, данное решение принявшего, а своих бывших подчиненных. Которые, как он считал, его предали.

Казалось бы, дворянин в первом поколении, а отношение к людям как у настоящего тана!

Караулка была полна людьми, их гомоном и их запахами. Чем пахнут стражники, вернувшиеся с патрулирования улиц или только собирающиеся на него заступать? Не розами, синьоры, не розами! Кто-то перематывал портянки, готовясь к смене, кто-то неторопливо ел кашу, кто-то отдыхал, лежа на грубо сколоченных топчанах. Большая же часть людей разбились на группы и о чем-то друг с другом разговаривали.

Некоторые из стражников, заметив, а точнее, услышав, появление своего бывшего коллеги, поворачивались в его сторону, махали рукой, приветствовали, шутили. Ипию оставалось только отвечать и ждать, когда галдеж по случаю его появления смолкнет.

– Есть пара вопросов, Хоба, – сказал он здоровяку, когда внимание к нему немного поутихло. – Пойдем в уголок, присядем.

Собеседник инквизитора кивнул и прошествовал за ним к пустой лавке у стены. Уселся рядом и легонько пихнул Ипия в плечо.

– Сто лет тебя не видел уже, старик!

– Моя служба в том же замке, что и твоя, – усмехнулся Ипий.

– Ну так это ты над бумагами сидишь! Я все больше улицы сапогами полирую.

– Я уже забыл, когда зад просиживал, Хоба. Ношусь по городу, как собака бездомная. Со стороны глянуть – стражник стражником, разве что жалование повыше.

– Лунный волк? – с пониманием спросил гигант. Для своих габаритов он был весьма сообразителен. Нет, не так! Он вообще был очень сообразительным парнем. Настолько, что, по мнению Ипия, делать ему в страже было совершенно нечего. Но здоровяк был наполовину орьяком, что не давало ему возможность сделать карьеру где-то за пределами функций «ловить и хватать». Оставалась, конечно, еще армия, там бы такого могучего воина приняли с распростертыми объятиями, но туда идти не хотел сам полукровка.

– Уже в курсе?

– Про пятую? Ага. Парни с ночной вернулись, рассказали. Ужас! Вот ведь скотина! Поймать бы да руки вырвать живому!

Ипий внутренне содрогнулся, представив эту картину. Инквизитор не был слишком впечатлительным, просто отлично знал, что произнесенная угроза гиганта не была фигурой речи. У него бы хватило и сил, и твердости поступить так, как сказал.

– Вот про это я и хотел спросить, Хоба. Старшие в ночных сменах не поменялись? Кто в ночь последнюю триду ходит? По тем районам, где женщин находили.

Здоровяк сморщил лоб, соображая.

– Ну по Пыльнику – сам понимаешь…