Незримое, или Война в иномирье. Монасюк А. В.: Из хроник жизни – удивительной и многообразной. Книга вторая

Сейчас предстояло, используя его метод, получить свою модель черепа. Это не заняло много времени, так как Джоунс использовал им же самим разработанную программу компьютера.

Прошло около часа. Берни Джоунс вновь стоял у стола, но теперь он внимательно рассматривал медленно вращающийся на экране человеческий череп.

Хотя он и был уверен, что сделал работу правильно, как всегда, он, используя теперь уже расчеты Герасимова, «нарастил» ткани – и вот уже на дисплее вращалась голова, как две капли воды похожая на скульптуру, стоящую тут же, на столе, рядом.

Проверка была закончена.

Теперь можно было размечать на поверхности костей черепа узловые точки и линии между ними, которые необходимы для проведения математических расчетов и выведения формулы. Она-то и была нужна в конечном итоге – каждый символ формулы выражал некую особенность, свойственную лишь данной расовой, языковой группе народов планеты.

Джоунс принялся за самую кропотливую часть работы.

Анатолий Васильевич Монасюк, сидя на кухне квартиры своей дочери, пытался воспитывать внука,

Семилетний Митя, очень и очень резвый для своих лет ребенок, возился на полу рядом с ногами деда и изучал инструкцию игры «Лего». Его единственный дед иногда, подкопив денег, покупал ему очередной блок этой скандинавской конструкторской игры.

Сегодня у Мити был день рождения, Анатолий Васильевич пришел первым, и пока дочь побежала в магазин – она, как обычно, что-то там забыла купить к праздничному столу – дедушка и внучек затеяли спор воспитательного характера.

Воспитательный процесс шел, что называется, туго, с трудом. На каждое слово деда внук находил отговорку, демонстрируя живость мышления и широту взглядов, большинству детей возраста Мити не свойственную. Оно было и понятно.

Митя выучил буквы алфавита года в четыре, лет с пяти уже читал, и теперь, перед выходом в первый класс школы, перечитал все детские энциклопедии, которые у него были.

Анатолий Васильевич начал дарить внуку «Лего» лишь недавно – всего второй день рождения, а до этого ежегодно покупал ему на день рождения очень большие, подробные детские энциклопедии по самым разнообразным отраслям наук и областям знаний.

Внук все это прочитал, осмыслил в рамках своих возрастных возможностей, и теперь, в ожидании начала празднования собственного семилетия, спорил с дедом, можно сказать, на равных.

Предмет спора был следующим.

Должен ли ребенок, если он пришел в гости, и ему что-то не нравится у взрослых, иметь возможность открыто высказывать свое отрицательное мнение, или должен, как подобает, по мнению деда, молчать и терпеть, поскольку (это опять же мнение дедушки) дети должны «молчать в тряпочку» именно в силу того, что они еще – дети, и открытое выражение негативных эмоций есть проявление неуважения к старшим.

Анатолий Васильевич считал – дети должны помалкивать – нравится им что-то во взрослом, или не нравится. Нет, спорил с ним хитроумный Митя, дети должны «выбрасывать» отрицательные эмоции, которые копить в себе вредно.

Внук возражал, ссылаясь на «Энциклопедию поведения детей», чуть ли не наизусть цитируя ее содержание. Подобную детскую литературу покупала сыну мама – психолог по образованию и профессии.

Монасюк был категорическим противником подобных книг, считая, что они несут чуждое для русского человека западное влияние и развращают детский ум.

Дед любил внука, внук – деда. Так что подобная пикировка могла продолжаться долго, тем более, что участие в ней не мешало Мите изучать инструкцию.

– Все, деда! – сказал он. – Когда вы все уйдете – я соберу «Лего», тут все понятно расписано.

И Анатолий Васильевич Монасюк понял, что последние полчаса он зря «сотрясал воздух» – что называется, не в коня корм.

Внука переубедить ему не удалось.

Как не удавалось переубедить дочь, которая считала, что точка зрения Мити верна. Да ведь она сама и воспитывала сына в духе этих новых педагогических теорий, пришедших в страну, как считал Монасюк, с запада, а следовательно, россиянам чуждых.

Анатолий Васильевич Монасюк, напротив, старался во всем придерживаться традиционных, старых методов, В том числе – и педагогических.

Он вообще был сторонником всего устоявшегося, долговременного, ненавидел любые перемены.

Поэтому происходящее вокруг оценивал негативно – ему не нравились рыночные отношения уже потому, что построены они на конкуренции, а следовательно – постоянном внедрении чего-то нового. Ведь конкуренция и нечто устоявшееся – вещи несовместные.

Монасюк был педант. А как известно, такие люди – самые ярые сторонники всего устоявшегося.

В Робертсвиле – самом крупном поселении архипелага Того-Паго, кипела работа. Ребята из якудзы закупали в магазине необходимое для морской прогулки снаряжение – надувные лодки с мотором, удочки и снасти.

Следы Каладжи Неру, похоже, терялись на вновь возникшем из океанских глубин несколько лет назад острове.

Что мог там делать восьмидесятилетний старик – было неясно.

Загадкой также представлялось, один он там, или нет – на вопросы о том, кто еще может быть на острове, жители Робертсвиля лишь пожимали плечами и отрицательно качали головами.

Они либо не знали, либо, в чем был уверен Тахиро Сото, по какой-то причине не хотели говорить.

Поэтому оставалось одно – плыть на остров и самим разобраться, что там к чему.

С кем и для чего находится на острове Каладжи Неру.

Задача, по мнению Тахиро, сильно осложнялась тем обстоятельствам, что его дядя ничего не говорил о том, чего, собственно, он хочет добиться или узнать?

В какой связи может интересовать мультимиллиардера Сото какой-то там торговец копрой Каладжи Неру? Они ведь и по возрасту принадлежали к разным поколениям, а следовательно – где, когда и в чем могли пересечься интересы столь разных людей?

Тем временем профессор Джоунс закончил расчеты и вывел формулу. Далее он вновь двинулся самым надежным путем – он задал задачу сравнительного поиска компьютеру по базе данных, а сам, держа в руках листок с формулой, забрался на движущуюся вдоль стеллажей по направляющим в полу стремянку, и стал сравнивать формулу с информацией на табличках, прикрепленных под каждым черепом коллекции.

Ему был интересен сам процесс поиска. Компьютерные программы невероятно упростили подобные процедуры, можно было вообще пощелкать клавишами клавиатуры и идти себе перекусить в кафе рядом со зданием университета.

А вернувшись, найти на экране готовое решение поставленной перед думающей машиной задачи.

Но это же было неинтересно!

Гораздо интереснее было, трогая чуть ли не каждый череп коллекции пальцами, сравнивать помещенную под экспонатами информацию с записью на листке.

Работая так, профессор Джоунс не только потакал собственным слабостям, но и убивал сразу двух зайцев.

Он работал, как говорится, себе на радость и получал два результата.

Один ему выдаст компьютер.

Второй он получит сам.

Если оба результата окажутся идентичными, значит, он решил задачу.

Безоговорочно верно.

Берни Джоунс получил результат через пару часов, и порадовался сам себе.

Он ведь так и определил сразу же, взяв в руки бюст, буквально навскидку – голова принадлежала представителю славянской группы народов.

Джоунс поставил бюст перед собой, полюбовался головой. Она принадлежала, судя по всему, отнюдь не красавцу, но человеку незаурядному. Высокий лоб, красивая линия губ, четко очерченный подбородок говорили об уме и твердом характере. Пожалуй, даже упрямстве обладателя головы.