Инструкция к жизни

– Не знаю, но стальной отец зовёт её «Мать». Честно, ума не приложу, почему, это ему только одному и известно. Он, кстати, с акцентом, может из ваших.

Глаза Эбигейл тут же вспыхивают. Она никогда прежде не слышала в голосе стального отца акцент, может быть из-за неопытности, но если он тоже из её страны, то договориться с ним будет гораздо проще. По крайней мере, Эбби на это надеется.

– Я Дейви, кстати. Дейви Уоллер. – Представляется наконец мусорщик.

– Эбигейл.

– Не очень русское имя.

– Я Эбигейл. – Девчонка звучит настолько строго, что Дейви не смеет дальше спорить. Он понимающе кивает, поднимается и уходит в свою комнату, чтобы доспать оставшиеся часы. Но тут Эбби вспоминает кое-что:

– У колодца лежало оружие. Где его владелец?

– Скорее всего, он просто в колодец нырнул. Может оспа просочилась, и он так нас спас, может ему просто надоело всё, а может решил послушать немного песнь Матери и уж очень она ему понравилась. Такое бывает. Не часто, но бывает.

Этой ночью Эбигейл спит лучше, чем за всё время пребывания на Аляске. Песня Матери её немного утешила. Но теперь в девочке горит любопытство, а его просто так не потушить. Ей просто необходимо узнать от стального отца всё, что только получится. Буквально следующим же днём Эбби цепляет момент, когда рядом никого нет, и обращается к стальному отцу на родном русском языке:

– Вы меня понимаете?

Стальной отец молчит, перебирает какие-то шестерёнки, сложенные на алтаре металлического бога. Он будто бы вовсе и не слышал её. Тогда Эбби пробует заговорить с ним ещё раз, но уже чуть громче:

– Вы меня понимаете? – Эбби касается его плеча, но стальной отец сбрасывает её руку. Эбигейл упрямится:

– Мне нужно знать, кто такая Мать. Я хочу знать, что происходит в доме человека. Вы же понимаете меня, вы же из наших.

– Каких это наших? – Стальной отец откликается наконец-то на её родном языке. – Русских? Нет уже ни русских, ни американцев, никого нет. Нет государства, а значит нет и наций. Есть мусорщики, есть бетеловские, есть залётные. Ты вот залётная. Ты не наша.

Эбби сперва радуется, что он её понимает, а затем от слов его теряется. Но очень быстро мысли складываются в кучу, и ответ сам выскакивает наружу:

– Это ведь не про государство… У нас один язык, мы понимаем друг друга. Мы в одной лодке.

– Значит, национальность, по-твоему, это о знании языка?

– Это о понимании. Понимание – это не только язык.

– Говоришь совсем как она.

– Как кто?

– Как Мать.

Стальной отец наконец-то выпрямляется в полный рост и оборачивается, осматривает девочку. Он быстро теряет интерес и уходит в свою комнату, Эбби останавливает его прямо на пороге:

– Кто она? Мне важно знать! Почему ты зовёшь её Матерью? Она тебе родная Мать?

– Не надо тебе этого знать. В доме человека творятся страшные вещи, так что не лезь. Пока не знаешь, то хотя бы видишь по ночам что-то, кроме кошмаров.

Стальной отец уходит. Слова его не оттолкнули от загадки, а заставили хотеть узнать разгадку ещё сильнее. Почему её зовут Матерью? Как она живёт там, в месте эпидемии? Кто она вообще такая? И кто может дать ответы, если не стальной отец? А ещё ухо резало то, как стальной отец говорил на русском. Язык его был так неотёсан и груб, будто бы этот человек забывает свою родную речь.

Когда Эбигейл пытается покинуть территорию дома металлического Бога, просто чтобы дойти до Гудбэя и рассказать про удивительный колодец Артёму, то она узнаёт, что охрана этого допустить не может. Её банально не выпускают в город, что очень обескураживает. Поиск дыр в заборе тоже ни к чему не приводит, так что приходится идти к Дейви в надежде, что получится договориться о том, чтобы он её провёл к Артёму.

– Дейви, выходи! – Эбби ломится в дверь, но ей не открывают.

– Я занят, отстань!

– Дейви! Ну выходи!

– Я не выйду, отстань от меня!

– Мне надо в Гудбэй! Если ты не выйдешь, то я сама через стену полезу!

– Давай, лезь!

– Ну и полезу! – Эбби стучит кулаком и металл производит глухой стук. Девочка затем демонстративно топает к выходу, но в один момент Дейви всё же выглядывает в гостиную:

– Ладно, стой. Тебя там сейчас примут за козочку и подстрелят, а мне потом мозг выклюют. «Не доглядел», «куда ты смотрел?» и далее по списку.

– Я всё равно пойду в Гудбэй! Мне надо.

– Что, прямо так сильно надо?

– Да!

– Ладно, подожди здесь.

Дейви скрывается в комнате, дверь прикрывает, но на замок не запирает. И вот в этот момент Эбби становится очень любопытно, а что он там такое делал, что выходить не хотел? Может быть улики какие-либо остались? Эбигейл тихонечко подходит ближе ко входу в личные покои Дейви Уоллера, затем заглядывает внутрь. Там есть, чему удивиться, ведь маленький секрет Дейви очень даже мил. Мольберт с холстом стоят в центре помещения. Мягкие тона бумаги приютили на себе женщину, что на пару лет старше Эбигейл. Линии лица нарисованной выведены с таким трепетом, что каждый штрих точно на своём месте. Это практически совершенное произведение искусства, которому не хватало лишь стать законченным.

Дейви убирает кисти в ящик, а затем, когда оборачивается и замечает, что Эбби стала свидетелем его увлечения, то тут же хватает какую-то железку и швыряет в Эбигейл. Та едва ли успевает исчезнуть в гостиной.

– Куда лезешь?!

– Так интересно же!

– Твоё любопытство тебя погубит!

Эбби осторожно возвращается к двери, боясь получить чем-нибудь тяжёлым по лбу. Она тихонечко заглядывает внутрь и видит, как Дейви спешно убирает Мольберт и картину в люк в стене. Это, видимо, что-то секретное, раз Уоллер это так прячет. Эбби немного неловко, но она не может не спросить:

– А кто на картине?

– А твоё какое дело, козочка?

– Я не козочка. Сам ты козочка!

– Кто лезет не в своё дело, тот и козочка!

– Мне интересно!

– А мне плевать! Пойдём лучше узнаем, можно ли тебя отсюда вывести.