Повести и рассказы. Второй том

Он рассказывал про свою работу, узнав, что я собираюсь стать военным лётчиком. Говорили о самолётах.

– Я думаю, что это будет тебе по силам. Вижу, ты парень настойчивый и грамотный. Я удивляюсь, что ты сам всего добиваешься, – похвалил меня Саша.

Я набрался смелости и спросил у Саши про Таню и Лёшу. Саша хитро посмотрел на меня, улыбнулся. Сказал, что всё у них хорошо.

И всё же Сашу я перестал уважать. Это, наверно, такого рода ревность. Похоже, я правильно сначала подумал, что Саша довёл Таню до слёз из-за того, по его мнению, что она слишком много уделила мне внимания, когда я летом перегрелся на солнце. Да и какой же муж потерпит, когда его жена «сопливого пацана» «мой миленький да синеглазенький» называет, в глаза ему смотрит. Но глупо взрослому мужику ревновать к мальчишке.

С болью в душе я покидал бабушкин дом. Таню я не увидел. И Олю тоже. Медленно потянулось время.

Не раз я пытался переосмыслить своё положение. Уговаривал себя забыть Таню. Пытался вернуться мыслями к Оле. Переписка с ней продолжалась. Но ничего не мог с собой поделать. Таня и только Таня.

Глава 2.2

Заканчивался 1972 год. Впереди зимние каникулы. Чем ближе подкрадывался Новый год, тем чаще я вспоминал дни минувшего лета. Опять ярко всплыли те первые два дня, когда в моё сознание вошла красивая и нежная девушка Таня. Мой мозг никак не воспринимал её замужней женщиной. Она так молодо выглядела. А на фоне своего мужа, который, видимо, был значительно старше, смотрелась совсем молоденькой девушкой.

И опять на щеке горел её поцелуй, будто вчера это было. И опять виделись её глазки, то с улыбкой и искоркой, а то с накатившимися слёзками. Что же творилось в душе этой девушки? Почему за одну минуту настроение её менялось так быстро?

Всё мучительнее становилось моё ожидание окончания четверти. Не сумел я за четыре месяца избавиться от влюблённости. И понял, что напрасно я боялся смотреть в Танины глазки, напрасно боялся её пронзительного взгляда. Глазки у Танюшки красивые и выразительные. А она добрая и ласковая.

Вот и закончилась первое полугодие девятого класса. Долгожданные каникулы. Хотел уехать в тот же день. Но мать пристыдила, что не хорошо отрываться от семьи в новогоднюю ночь. Я пытался надавить на мамину совесть.

– А как же бабуся там одна будет?

– Она, как всегда, у любимой доченьки отметит, – заявила мама.

Я решил не спорить и остался на новогоднюю ночь дома. Смысла ехать, вроде бы, на самом деле, не было. У Тани есть семья. Вероятнее всего, Таня уедет к родителям. А если у Саши будет выходной день, они вместе уедут. Там и Лёша у бабушки живёт.

Оля – она тоже может уехать. Хотя о своем намерении мне не сообщала. Да, честно сказать, и я не поинтересовался.

Я, ещё накануне, до наступления новогодней ночи, собрался к поездке. К Тане. Только не ждёт она меня и от этого становилось грустно. Щемило в груди. Съездить, хоть краешком глаза глянуть на неё.

Бабушка мне летом все уши прожужжала, что Таня восторгалась моей игрой на гитаре во дворе. Говорила, что мальчик умненький, и столько песен знает. И кругозор у него широкий. Только расстраивалась Таня, что с нехорошей компанией связался. И матом выражался. Заложила меня Таня, что выпил я тогда.

Да, было дело, матерился, но я не знал, что в пяти-семи метрах за нашими спинами, нас слушает Таня. Но стоило появиться на балконе Оле, как я прекратил нецензурно выражаться. И песенок блатных не стал больше петь.

А Саша, взрослый человек, наверняка понял, что Таня мне очень понравилась. Уж если Оля заметила, взрослый-то, точно, заметил. Да дёрнуло меня Танюшку лапушкой и красавицей при нём назвать. Однозначно: он понял, что влюбился я в Таню. Правда, что в этом предосудительного? Сколько мальчишек влюбляется в своих молоденьких учителей.

Конечно, и Таня тоже должна была догадаться.

Родители быстро свернули праздник. Я ещё раньше их ушёл спать. Конечно, заснуть не мог. В мыслях только Таня.

Уехал ранним утренним автобусом. За окном автобуса было ещё темно. Я сидел с правой стороны в первом ряду сидений. Редко слепили встречные машины.

Я закрыл глаза и размышлял о своей предстоящей встрече с Таней. На что-то ещё надеялся. Вообще-то, задача совсем простая: набраться смелости и признаться Тане в любви. А сказать, чего боялся? Боялся я отказа! Крутых кулаков не боялся, а отказа девушки, наверно, боялся сильнее смерти.

Какое место я занимал в её мыслях? Может Оля права? Нет! Бред это. Никогда Таня не будет моей. Когда она видит меня, может и есть к моей персоне интерес. Нет меня на виду, и в мыслях у неё я не существую. Зачем я такой красавице нужен? Да и семья у неё, и старше она меня. Я щенок ещё или котёнок. Юнец, с едва пробившимся пушком над верхней губой. Ожидать нечего. Не дурачка Таня, чтобы с малолеткой связываться. Допускал, конечно, что какие-то симпатии, ко мне, как к ребёнку, у неё могли быть.

А мне надо облегчить душу. Не любовь, а сплошные душевные страдания. Измучился я. Может, скажу ей, что люблю её, и спокойнее на душе станет. Молча переживать очень тяжело. Так и решил: постучусь в их дверь, зайду в комнату и признаюсь, что люблю её, а дальше, что будет, то и будет.

Накануне идиотская мысль вселилась в голову: вот бы заболеть, а Таня-сестричка опять бы оказалась возле меня. Лечила бы меня и сидела рядом со мной, держа меня за руку. Не очень уж и много мне надо было.

И правда, я простыл пред самым новым годом. Бронхит. Нахватался холодного воздуха, катаясь на коньках. Но от идеи ехать к бабушке не отказался. Выехал больной. К вечеру не высокая температура и лёгкий грудной кашель.

Начало светать. Ещё густые зимние утренние сумерки. Наверно, около девяти часов. Я у дверей бабушкиной квартиры. Всё та же назойливая мечта: Таня открывает дверь, а я сходу прижимаю её к себе. И признаюсь ей в любви. Я совершенно не задумывался о том, какая может быть ответная реакция у Тани на моё такое вероломство. И нужна ли моя любовь Тане?

Дверь, вопреки мечте, открыла бабушка. Всё же я рисковал оказаться у закрытой двери. Повезло мне: в новогоднюю ночь бабуся была дома и никуда не уезжала.

Скупо, сходу, поздравил бабусю с Новым годом. Сразу обратил внимание на обувную полку. На ней стоят только Сашины тапки. Похоже, что дома у них никого нет. Прошёл мимо Таниной комнаты. Прислушиваюсь. Там тишина.

Переоделся. Пасусь на кухне. Пахнет поднимающимся тестом. Чайник поставил кипятить. Уже заварил чай. В стакан налил. Нехотя направился из кухни в свою комнату.

Дверь в дальней части коридора слегка скрипнула. Быстрые шаги. В кухню вошла Таня. Я и не думал, что она дома. Она подошла ко мне совсем близко, улыбалась и протянула мне руку. Я нерешительно взял её ладошку. А я, как язык проглотил, потому и с приветствием она опередила меня:

– Здравствуй, Виталик! С Новым годом! Пусть он принесёт тебе радость и счастье! Я так давно не видела тебя, кажется целую вечность, – она лукаво улыбалась, – ты, кажется, ростиком за это время выше стал.

Вот и опять Таня намекнула, что маленький я ещё. Нечего и мечтать. Наверно, не стоит и говорить ей о своей любви. Пустое это дело. Нарвусь опять на насмешку, что салага я ещё. И опять эти мысли помешали мне сказать главные слова. И опять, как прошлым летом, сказал не то, что мечтал:

– Здравствуйте, Татьяна Васильевна! Вас с Новым годом. Всего Вам и Вашей семье самого хорошего, – в горле запершило, я закашлялся….

– Спасибо, Виталик. Я Таня! Давай проще! Я уже предлагала тебе. Ещё тётей назови! – она засмеялась, – ты, малыш, простыл?

Ну, вот! Опять малыш! Я совсем расстроился.

Была возможность сказать слова признания, но Таня пресекла мою попытку, назвав меня малышом. И упрямый мой язык опять понёс не то, что я давно хотел сказать:

– Хорошо, Татьяна Васильевна, я буду называть вас тётей Таней, – пошутил я, стараясь быть непринуждённым, что явно не получилось. Посмеялись над плоской шуткой.

Мы так и стояли в дверном проёме кухонной двери, в упор глядя друг другу в глаза. Я всё ещё держал её тёплую нежную ручку. Меня в жар бросило. Наверно, покраснел. Стоял со стаканом кипятка в левой руке, даже не чувствовал, что жжёт пальцы.

– Виталий, пойдём ко мне чай с малиной пить. Кашель твой лечить будем. Расскажешь, как четверть закончил, что нового познал.

Бабушка вошла в кухню. Бабуся слышала приглашение Тани.

– Анна Фёдоровна, мы ко мне, чай попьём, – подтвердила Таня.

Надо полагать, что с утра они уже виделись.

– Тесто дойдёт, стряпать буду, – доложилась бабушка не то мне, не то Тане.

Я, смущаясь, согласился. Пошёл со своим стаканом, который так и не удосужился поставить на стол. Я впервые зашёл к Тане в комнату. Сразу бросился в глаза такой же книжный шкаф, как у нас. Море книг.

– Виталька, много новых песен разучил? – спросила Таня, усадив меня за стол, – всё время вспоминаю, как ты играешь здорово. Как-то особенно звучало из уст Тани моё имя «Виталька». Ласково.

– Я не разучивал ничего, – выдавил я, – порезал сильно средний палец на левой руке и не мог играть. И сейчас ещё больно. Потому не играю.

Показал Тане левую руку. Порез пришёлся на сгибе между фалангами. Я долго не мог сгибать этот палец.

Я правильно всё просчитал: конечно, Таня взяла мою руку и стала рассматривать шрам, со следами двух стежков – рану зашивали. А мне только и надо, чтобы Таня прикоснулась ко мне.