Невероятная зоология. Зоологические мифы и мистификации

2.10. Австрийская марка с изображением клагенфуртского дракона. Прообразом этой «реконструкции» послужил череп шерстистого носорога

Ещё одна реконструкция была сделана бургомистром города Магдебурга, знаменитым физиком и инженером Отто фон Герике, изобретателем воздушного насоса. Из частей скелета мамонта и костей какого-то ископаемого копытного животного он соорудил очень странно выглядевшего единорога. У него было всего две ноги и длинное туловище с грудной клеткой, продолжающейся до коротенького хвоста.

Даже маленькие дети знали, что драконы обитали в пещерах и стерегли накопленные сокровища. Действительно, их кости и черепа часто находили в пещерах; правда, иные охотники говорили, что зубы драконов уж очень похожи на медвежьи – но кто видел медведя, живущего в пещере?! Ископаемый пещерный медведь был ещё неизвестен.

Народная фантазия приписывала окаменелостям чудесные свойства и сверхъестественное происхождение. Морские ежи становились змеиными яйцами, двустворчатые моллюски – следами фей, белемниты – чёртовыми пальцами или ведьмиными стрелами, зубы акул – каменными языками.

В XVII–XVIII веках стала модной теория, согласно которой окаменелые кости – это останки животных, погибших во время всемирного потопа. Яростным её сторонником был Иоганн Якоб Шейхцер, врач и учитель математики из Цюриха.

Ещё студентом он нашёл на горе казней около Нюренберга два странных позвонка, похожих на человеческие. Скептики считали, что это кости кого-то из повешенных здесь людей; Шейхцер был убеждён: это останки человека, жившего до потопа. В действительности позвонки принадлежали ихтиозавру.

В поисках окаменелостей этот энтузиаст узнал, что множество отпечатков растений и животных находят в известняковых каменоломнях в Энингене, на берегу Боденского озера. Каменоломни принадлежали монастырю. Шейхцер убедил монахов, что странные находки доказывают реальность библейского потопа, и стал получать от них самые интересные окаменелости. И среди них оказалось то, что прославило его имя, хотя не так, как ему этого хотелось бы. Это был отпечаток черепа и позвоночника, и череп казался похожим на человеческий. У Шейхцера не было сомнений – найден один из тех, кто своими грехами вызвал гнев Божий и утонул во время потопа. Гравюра с изображением находки и текст, её описывающий, были опубликованы в Лондоне и Бреслау (современном Вроцлаве). Шейхцер дал ей название «Homo diluvii testis» (Человек – свидетель потопа); но в Харлемском музее, куда была продана эта окаменелость, посетители называли её просто «Старым грешником».

Сто лет спустя, в 1825 году, основатель науки палеонтологии Жорж Кювье специально поехал в Харлем, чтобы выяснить – кем же был этот «грешник». Он оказался саламандрой, жившей в третичный период, родственницей современной японской гигантской саламандры.

В конце XVIII века окаменелости Энингенского карьера были известны во всей Европе. Их покупали и музеи, и частные коллекционеры, цены на них росли, рабочим в каменоломнях за особенно редкие экземпляры платили хорошие деньги. А поскольку такие находки случались нечасто, настало золотое время для жуликов, изготовлявших «окаменелости» собственными руками. Началось с того, что из нескольких обломков монтировались новые, внешне очень убедительные скелеты, позднее начали монтировать скелеты из костей современных животных, обработанных особым образом и вставленных в известняк. В 1805 году Иосиф Максимилиан Карг, городской советник из городка Констанца на Боденском озере и знаток энингенских окаменелостей, писал: «Каменщики и обжигатели извести, чтобы облегчить сбыт, мажут краской очень слабые отпечатки или окаменелости, цвет которых едва отличается от цвета окружающей скалы. Краску эту готовят из отвара зелёной скорлупы орехов». Позднее «улучшением» окаменелостей занялся местный ювелир Леонгард Барт, занимавшийся этим десятки лет и дурачивший не только коллекционеров, но и серьёзных учёных.

Однако и на старуху бывает проруха. Смонтировав из шести обломков разных черепах и даже аллигатора великолепную черепаху, у которой ширина панциря была больше длины, он отправил её в тот самый Харлемский музей, в котором хранился «Старый грешник». Но хранителем этого музея был тогда знаток ископаемых черепах Винклер, который сразу распознал подделку, отослал её обратно и просмотрел все экспонаты из Энингена, выловив массу подделок. Он писал: «Смекалка, предприимчивость и гениальная ловкость людей из Энингена не имели границ».

2.11. Вот такого единорога соорудил Отто фон Герике

Подобные истории происходят и в наши дни. Множество коллекционеров, собирающих окаменелости, рыщут по свету в их поисках – и нередко попадают впросак. Например, в марокканских сувенирных лавочках историк зоологии Стивен Джей Гулд обнаружил «окаменелых» скорпионов, крабов, ящериц, у которых сохранились даже отпечатки мельчайших деталей, вплоть до чешуек и глаз. Опытного биолога эти диковины не могли обмануть, он сразу понял, что это просто-напросто гипсовые слепки современных животных, умело тонированные под сланец.

Нельзя не вспомнить и некого «доктора наук» Альберта Коха, смонтировавшего кости пяти китов и получившего «гигантскую ископаемую рептилию» длиной в 35 метров. В середине XIX века она демонстрировалась в Европе и Америке и с лихвой окупила расходы предприимчивого жулика.

В наше время тоже случаются громкие палеонтологические конфузы. История одного из них началась в китайской провинции Ляонин, где в залежах светло-коричневых сланцев крестьяне нередко находят отпечатки тел ископаемых животных и сбывают их перекупщикам. Дело это рискованное, по закону находки должны немедленно сдаваться властям, а нарушения строго наказуются. Ещё сильнее рискуют перекупщики – вывоз за границу особо ценных экземпляров может караться даже расстрелом. Но это в теории. На практике всегда известно, с кем надо поделиться, чтобы добыть разрешение на вывоз.

Итак, в июле 1997 года какой-то крестьянин нашёл плитку сланца с останками небольшой птицы. На камне чётко отпечатались перья, истлевшие 120 миллионов лет назад, и клюв с мелкими зубами. Неподалеку отыскалась другая плитка с позвонками хвоста, ногами и другими костями. Крестьянин знал: чем полнее находка, тем дороже она стоит, и с помощью самодельного клея скрепил потрескавшиеся каменные пластинки, «воссоздав» почти целое животное. Перекупщик, увидев, что находка может оказаться ценной, добыл некий сертификат на вывоз и в 1999 году переправил её (и, конечно, не только её) в США.

И вот на выставке-продаже окаменелостей в городе Туксон палеонтолог-любитель и директор небольшого музея динозавров в штате Юта Стивен Черкас увидел нечто, поразившее его. Несомненно, это была примитивная птица, но у неё был хвост динозавра! Значит, это то самое недостающее звено между птицами и динозаврами, о существовании которого догадывались палеонтологи. Если такое чудо окажется в его музее, это привлечет тысячи посетителей, его реальная цена должна превышать миллион долларов…

Проконсультировавшись со спонсором музея, бизнесменом Слейдом, он выложил за этот уникальный экземпляр восемьдесят тысяч.

Несомненно, находку следовало тщательно исследовать и опубликовать. Помочь в этом взялся старый друг Черкаса, известный канадский палеонтолог Керри. Тот сообщил о «первоптице» Кристоферу Слоуну – энтузиасту изучения динозавров и в тоже время художественному редактору журнала National Geographic, одного из лучших журналов, рассказывающих о путешествиях и открытиях. Конечно же, сообщение об открытии должно появиться именно в этом журнале! Но как можно рассказать о находке, привезённой без ведома китайских учёных, практически контрабандной? Пришлось убедить Черкаса, что после изучения и достаточно краткого экспонирования отпечаток на сланце следует вернуть в Китай. Для помощи в его изучении из Пекина прилетел очень молодо выглядящий палеонтолог Сю Синг.

Предполагалось, что публикация о находке сперва появится в «Нэшнл Джиографик», а затем её научное описание – в престижнейшем научном британском журнале Nature. Тем временем Керри показалось, что хвост не совсем соответствует остальным частям тела. Очарованный «первоптицей» Слоун не обратил на это внимания. Керри и Черкас заказали рентгенографическое сканирование окаменелости; оно оказалось состоящим из 88 обломков, не всегда совпадающих друг с другом и частично склеенных. Опять хвост не соответствовал остальному телу – но Слоун и Черкас не поверили этому. Более того, они не сообщили Керри об этом. Слоуну, до того времени не писавшему ничего для своего журнала – он ведь был художественным редактором – так хотелось стать автором открытия!

Цепочка взаимных недоверий и недопониманий тянулась до ноября 1999 года, когда в «Нэшнл Джиографик» появилась статья Слоуна «Перья для тираннозавра?», где в частности рассказывалось о находке «недостающего звена», которому давалось научное имя Archaeoraptor liaongiensis. Цитировались слова Черкаса: «Это недостающее звено между наземными динозаврами и птицами, и оно могло летать». Как всегда в этом журнале, статья была иллюстрирована великолепными рисунками и фотографиями, в том числе снимком теперь уже знаменитой сланцевой плитки, сделанным в ультрафиолетовых лучах, а также изображением муляжа «археораптора», сооружённого Черкасом и портретом самого Черкаса, трудящегося над очередным экспонатом своего музея. Упоминался в статье и Сю Синг, но в связи с совсем другими находками. Сам же китайский палеонтолог исследовал находку только два дня, после чего постарался проследить судьбу других её частей, остававшихся в Ляонине. Как известно, отпечаток в сланце, будучи расщеплённым, даёт две зеркально повторяющих друг друга части; именно куски, не использованные в создании «археораптора», интересовали дотошного китайца. Он пошёл по следу находки – и обнаружил отпечаток того самого хвоста, но он оказался частью тела не первоптицы, а давно известного мелкого динозавра. И через месяц после публикации статьи Слоуна редакция получила из Китая электронное письмо на не очень правильном английском, начинающееся словами: «Я сожалею сообщить вам скверные новости». «Археораптор» оказался подделкой.

Редакция «Нэшнл Джиографик» в этой скандальной ситуации повела себя максимально корректно, как и следует журналу с высочайшей репутацией. Письмо Сю было опубликовано в ближайшем номере (естественно, язык был выправлен). Редакция попросила ветерана журналистских расследований Льюиса Саймонса разобраться – как, почему и кем были сделаны промахи; он расспрашивал людей в Китае и Штатах, просмотрел гору документов и опубликовал свой отчёт в октябрьском номере журнала за 2000 год. На встрече палеонтологов, организованной редакцией, был продемонстрирован злосчастный «археораптор» и найденные Сю зеркальные отпечатки тела динозавра с тем самым злополучным хвостом. Черкас признал, что он совершил идиотскую ошибку.

Сокрушённый Керри говорил о величайшей глупости всей своей жизни. Слоун каялся в том, что нанёс огромный вред журналу и своей репутации в нем. Подытожил дискуссию главный редактор журнала Билл Ален: «Экстраординарные утверждения требуют экстраординарной проверки. Мы имели экстраординарное утверждение и весьма посредственную проверку».

История эта имела неожиданное – и сенсационное – продолжение. Через два с лишним года в журнале Nature появилась статья того самого Сю Синга вместе с китайскими коллегами. Они продолжили поиски в тех самых нижнемеловых отложениях провинции Ляонин – и всё-таки нашли настоящего летающего динозавра! Это существо длиной 77 сантиметров (две трети длины составлял хвост), названное «микрораптор», имело оперённые задние и передние конечности, то есть практически четыре коротких крыла – и оперённый хвост. Активно летать микрораптор не мог, но планировать с деревьев он, несомненно, умел. Подлинность окаменелости была подтверждена томографическим сканированием. Это был первый летающий динозавр, попавший в руки учёных и, по-видимому, как раз он может оказаться недостающим звеном между динозаврами и птицами, о котором мечтал незадачливый Черкас.

Существуют ли в Америке человекообразные обезьяны? К началу ХХ века вопрос этот, казалось, был решён. Зоологи чётко разделили обезьян на широконосых, имеющих 36 зубов обезьян Нового Света, и узконосых обезьян Старого Света, имеющих 32 зуба, как у человека. По всем данным, именно узконосые обезьяны эволюционно более продвинуты, и к ним принадлежат человекообразные обезьяны – орангутаны, гориллы и шимпанзе. Считается доказанным, что и предки человека могли возникнуть только в Старом Свете. Широконосые же обезьяны более примитивны, человекообразных среди них нет, а мигрировать в Америку через древнюю Берингию – сушу, некогда соединявшую Азию и Америку, человекообразные обезьяны не могли, слишком суров был климат этого своеобразного континентального моста.

Но среди скульптур, дошедших до нас от древних майя, иные напоминали человекообразных обезьян с выступающими надбровными дугами, широкой грудью и сутулой спиной. В легендах некоторых индейских племен говорится об обезьянах, похожих на человека. И, конечно, в Америке нашлись учёные, страстно желавшие доказать, что их континент не обделён человекообразными приматами.

Одним из наиболее известных сторонников этой гипотезы был аргентинский палеонтолог Флорентино Амегино, известный многими открытиями, в том числе исследованием гигантского ленивца, вымершего, по-видимому, когда в Южной Америке уже были люди. Он истово верил, что именно Америка – колыбель рода человеческого, и подкреплял свою веру многочисленными находками. Он нашел в Патагонии костные остатки, убедившие его, что самые ранние приматы произошли в Новом Свете и что здесь они разделились на две группы, которые он назвал Pitheculites и Homunculites. Питекулитес, по его мнению, были предками мартышек и павианов, а Хомункулитес – предками американских обезьян, а также человекообразных и прачеловека. Первая группа мигрировала в Старый Свет (каким образом это могло произойти, Амегино не интересовался), вторая осталась в Америке. Учёные всего мира были изумлены и пытались спорить, ибо теория эта противоречила всему, что было известно о происхождении обезьян и человека, да и сами кости, найденные Амегино, были только фрагментами, несущими слишком мало информации. Но Амегино, продолжая раскопки, нашёл уже целые черепа, челюсти, кости существ, казавшихся человекообразными, несмотря на свои небольшие размеры. Одну из находок он назвал Homunculus – «человечек». Другие находки он сделал в слоях, считавшихся третичными, отстоящими от нас всего на тридцать миллионов лет. Он описал их как Tetraprothomo («на четверть первочеловек»), Triprothomo («на треть первочеловек»), Diprothomo («на половину первочеловек»), и наконец Prothomo («первочеловек»). Учёный мир остолбенел, открытия Амегино были слишком фантастичны, чтобы в них поверить. Выход был один – изучить его находки. И в 1912 году швейцарский палеонтолог Блюнчли начал докапываться до истины.

Увы, и Питекулитес, и Гомункулитес оказались останками каких-то копытных, в «половинках» и «третях» человека позвонки и части черепов современных людей были перемешаны с костями каких-то третичных хищников, а с Протхомо и вообще получилось скандально – его череп принадлежал современному индейцу. В итоге из всех этих открытий реальными оказались только кости древних обезьян, предков современных обезьянок-капуцинов.

Прошло несколько лет, и американские человекообразные обезьяны снова возникли на страницах печати. Швейцарский геолог Франсуа Де Лойс, вернувшись из лесов Венесуэлы, где он искал нефть, рассказал о случившемся с ним происшествии. В 1920 году его экспедиция стояла лагерем на берегу реки Кататумбо, рядом с лесом Тарра. Неожиданно из леса вышла «пара рыжеволосых лесных людей». Когда они подошли ближе, оказалось, что это не люди, а очень крупные и очень рассерженные обезьяны. Размахивая сорванными с деревьев ветками, они грозили ими изумленным геологам, а потом стали забрасывать их грязью. Де Лойс взял ружье и выстрелил. «Самка закрыла самца своим телом и упала убитая, самец убежал и скрылся в джунглях». Геологи осмотрели неожиданную добычу и оказалось, что никто из них не видел такую обезьяну – она была полутора метров высоты, с рыжеватой шерстью и лицом, похожим на человеческое. У неё не было хвоста и имелось только 32 зуба. Де Лойс понимал, что находка эта важна для науки, но не имел понятия, как её сохранить. В конце концов он сфотографировал обезьяну, усадив её на ящик и подперев голову палкой. Затем отрезал ей голову, приказал выварить её и положить череп в коробку, пересыпав солью. Но позднее, во время стычки с враждебным индейским племенем, в которой Де Лойс был ранен, коробка эта была потеряна, и осталась только фотография.

Вернувшись в Европу, Де Лойс показал снимок французскому антропологу Жоржу Монтандону. Тот был поражён. Неужели в Америке всё-таки существует прямоходящая человекообразная обезьяна с 32 зубами, как у обезьян Старого Света? Это открытие мирового класса! И Монтандон опубликовал статью с описанием нового вида человекообразной обезьяны, назвав её «Ameranthropoides loysi» – американская человекообразная Лойса.

При этом он изрядно погрешил против строгих правил зоологической систематики, которые требуют, чтобы описания делались по реальному, находящемуся у исследователя экземпляру или его части – черепу, шкуре, препарату, чтобы можно было удостовериться в правоте учёного, описавшего новый вид. Фотография же – слишком ненадёжный аргумент. Но Монтандон, не будучи зоологом, пренебрёг этим правилом, и можно было не сомневаться в том, что его статья вызовет массу вопросов.

Но были не просто вопросы, разразилась настоящая буря. На заседании Парижской Академии наук в 1929 году Монтандон изложил всё, что могло подтвердить его выводы. Затем Де Лойс был подвергнут настоящему допросу. Сначала учёные, выступившие в роли следователей, усомнились в величине обезьяны – на снимке не было масштаба. Оказалось, что он всё-таки имелся, убитая обезьяна была усажена на стандартном экспедиционном ящике высотой 45 сантиметров. Далее возникла проблема хвоста: на сделанном спереди снимке было невозможно выяснить, имелся ли он, и оставалось только положиться на слова Де Лойса. Но самые серьезные вопросы были впереди. Для Монтандона оказалось новостью, что у молодых американских обезьян могут быть 32 зуба, потому что зубы мудрости прорезаются гораздо позже. Не обратил он внимания и на то, что у сфотографированной обезьяны на руках почти отсутствуют большие пальцы, а этот признак свойственен паукообразным обезьянам, одним из самых крупных американских; даже их научное название звучит «Ateles» (неполный). Нашлись и другие признаки, указывающие именно на этих обезьян. А они замечательны также и тем, что, имея длинный хвост со специальными голыми хватательными подушечками у конца, пользуются им как третьей рукой. Значит, Де Лойс солгал, что у его добычи не было хвоста?

Монтандон пытался сопротивляться, ссылаясь на рассказы индейцев о живущих в лесах волосатых людях; о них упоминал даже великий естествоиспытатель и путешественник Гумбольдт, называвший их «маримонда». Раскрыли том Гумбольдта – оказалось, что этим словом он называл один из видов паукообразных обезьян с лицом, напоминающим человеческое. Вероятно, он-то и послужил основой индейских сказаний. В общем, конфуз для Монтандона был полнейший. Некоторое время эту историю трепали газеты – сначала трубя о великом открытии, потом осмеивая Монтандона и Де Лойса. Потом все стихло – до поры, до времени.

Дело в том, что некоторые вопросы всё-таки остались. Если Де Лойс сказал правду относительно размеров ящика, то сфотографированная обезьяна была гораздо крупнее любой известной паукообразной обезьяны. Кроме того, зоологов смущал высокий лоб обезьяны, тоже не свойственный её сородичам. И если Де Лойс и в этом не сжульничал с помощью ножниц или бритвы, то этот экземпляр должен был относиться к ещё неизвестному виду. Какой-то миллионер назначил награду в 50 000 долларов тому, кто добудет эту обезьяну и разрешит загадку. Немало искателей приключений, соблазнённых наградой, отправились в леса Венесуэлы – и вернулись ни с чем.

Но и это не конец истории «Амерантропоида». В 1951 году в одном французском журнале появилась статья довольно известного путешественника Роже Куртевилля, утверждавшего, что дважды, в 1938 и 1947 годах, именно там, где странствовал Де Лойс, он встретил человекоподобное существо с рыжей шерстью, лицом без волос и мощными надбровными дугами. Куртевилль заметил, что этот «питекантроп» ходит так же, как шимпанзе, опираясь на наружную сторону стопы. Существо это не испугалось человека и даже позволило себя зарисовать (неизвестно, рассмотрело ли оно рисунок и понравился ли ему портрет, очень напоминающий гориллу). В том же 1938 году некий доктор де Барле встретил такое же существо и даже сфотографировал его. Куртевилль иллюстрировал статью и своим рисунком, и этой фотографией. И снова возникли вопросы.

Во-первых, сфотографированное существо выглядело иначе, чем на рисунке. Во-вторых, американские обезьяны ступают на всю поверхность ноги – это видно даже по ногам обезьяны на снимке Де Лойса. В-третьих, никто не знал никакого доктора де Барле. И наконец, в-четвертых, дотошные зоологи доказали, что фотография – это мастерский фотомонтаж, сделанный по снимку Де Лойса. То же самое существо, те же тени и освещённые места его тела, те же самые чуть согнутые руки, только искусно вырезанные, поднятые вверх и подретушированные, – и все это смонтировано на фоне лесного пейзажа. Увы, Куртевиллю повезло ещё меньше, чем Де Лойсу, его сенсация лопнула почти сразу.

В дальнейшем мнения людей, увлечённых поиском неведомых животных, разошлись. Одни, как известный охотник за неизведанным и необъяснимым Айвен Сандерсон, считали историю Де Лойса обманом, другие, как не менее известный профессор Эйвельманс, полагали её правдивой. До сих пор энтузиасты отправляются в Венесуэлу и возвращаются ни с чем.

Однако всё-таки самая загадочная история с родственниками человека произошла не в экзотической Венесуэле, а в доброй старой Англии.

В начале ХХ века о предках человека учёные знали уже немало. Были найдены останки питекантропов, чьи черепа с мощными надбровными дугами и скошенной, без подбородка челюстью разительно отличались от черепов современных людей. Известны были и неандертальцы, у которых эти признаки выражены немного слабее. И, наконец, находили погребения кроманьонцев – людей, подобных современным, оставивших в пещерах Франции и Италии удивительные рисунки. Но были ли питекантропы предками кроманьонцев? Представлялось, что были. И это должна была доказать находка некоего промежуточного звена между ними – но оно упорно не давалось в руки учёных.

2.12. «Человекообразная» обезьяна Де Лойса

И вот в 1912 году английский любитель-геолог, адвокат из Гастингса Чарльз Доусон пришел к хранителю отдела геологии Британского музея Артуру Смиту Вудворду и выгрузил из карманов (именно из карманов!) груду потемневших от времени костей. Тут была часть черепной коробки, которую можно было принять за череп современного человека, только с необычно толстой костью. Но Доусон принес и нижнюю челюсть, вернее её не полностью сохранившуюся правую половину, и она была бы совсем подобна обезьяньей, если бы не уцелевшие два зуба, по форме совершенно человеческие. Неужели найдено то самое недостающее звено? При этом в Англии, где ещё ни разу не находили останки первобытных людей!

Доусон рассказал, что нашёл этот череп ещё четыре года назад в разработках гравия у местечка Пилтдаун в графстве Суссекс. Доусон много раз просматривал добываемый там гравий – сперва один, а с 1909 года вместе с увлечённым антропологией студентом иезуитского колледжа в Гастингсе Тейяром де Шарденом.

Смит Вудворд немедленно отправился в Пилтдаун и обследовал место находки. Там отыскались ещё и кости ископаемых животных: мастодонта, древнего слона, носорога, гиппопотама, лошади, бобра. Нашлись и грубо обтёсанные кремнёвые орудия, и странно обработанная кость, напоминающая клюшку для крикета. Смит Вудворд датировал эти находки ранним плиоценом – это почти два миллиона лет назад. Другим исследователям казалось, что это средний плейстоцен – около 800 тысяч лет назад. За спорами о датировке как-то потерялся всесторонний анализ главной находки – черепа и челюсти. Одно стало ясно – сделано открытие мировой значимости, его нужно опубликовать. И Смит Вудворд сдает в печать описание черепа «самого раннего англичанина», дав ему научное название «Eoantropus dawsoni», ранний человек Доусона. Конечно, находка была бы полнее, если бы нашлись недостающие зубы… И в 1913 году Тейяр де Шарден нашёл в том же гравии ещё один зуб – клык, похожий на обезьяний, но прикус этой обезьяны был подобен человеческому. А в 1915 году Доусон, в паре миль от места первой находки, обнаружил ещё два фрагмента такой же толстой черепной кости и один зуб.

У английских учёных сомнений не было: в окрестностях Пилтдауна некогда обитал предок человека. С этим согласились анатом Грэфтон Эллиот Смит, палеонтолог сэр Артур Кейт, а Смит Вудворд вообще считал, что неандертальская раса была неким «дегенеративным побегом» раннего человека, в то время как современный человек возник от других предков. Следовательно, пилтдаунский человек – первое тому доказательство. Грэфтон Эллиот Смит в свою очередь полагал, что первым признаком перехода к человеку у его предков было увеличение черепной коробки, что человек – «обезьяна с разросшимся мозгом», все остальные изменения вторичны и менее важны; пилтдаунский череп прекрасно укладывался в эту теорию.

В 1915 году была написана картина, изображающая группу учёных, в том числе Смита Вудворда, Кейта, Эллиота Смита и, конечно же, Доусона, благоговейно рассматривающих пилтдаунский череп и сравнивающих его с черепами обезьяны и человека. В тридцатые годы на месте находки был поставлен памятник.

Надо сказать, что сомнения в подлинности «эоантропа» появились с самого начала. В Англии их высказывали другие дилентанты-палеонтологи, недолюбливавшие Доусона за его заносчивость и завидовавшие его находке. Их мнения в печать не попали. Но американские, французские и немецкие учёные не молчали. Зоолог из Вашингтона Геррит Миллер утверждал, что пилтдаунская челюсть принадлежит предку шимпанзе, а немец Франц Вейденрейх заявил, что череп попросту человеческий, а челюсть не имеет с ним ничего общего, это челюсть современного орангутана. С ними спорил куратор отдела антропологии Британского музея Пайкрофт, считавший, что подлинность черепа показывают рентгеновские снимки. Были сделаны кое-какие химические анализы кости черепа. Но как раз челюсть не была детально исследована, и вообще дальнейшая работа с находкой оказалась крайне затруднительной. Луис Лики, прославившийся открытием африканских предков человека, писал, что когда в 1933 году он хотел детально изучить пилтдаунский череп, то новый хранитель отдела геологии в Британском музее Батер вынул этот череп из сейфа вместе с его прекрасной гипсовой копией. Когда Лики убедился, что копия полностью соответствует оригиналу, череп был убран обратно в сейф и дальнейшее исследование пришлось делать по копии.

Тем временем анализ галечных отложений, в которых был найден череп, показал, что они относятся не к среднему плейстоцену, а к значительно более позднему времени. Кости же ископаемых животных, найденные вместе с черепом, были намного старше. Может быть, они были принесены водой – и череп вместе с ними?

В 1935 году другой любитель, на этот раз не адвокат, а дантист, Алвин Теофил Марстон (кстати, знавший Доусона), нашёл около Сванскомба, в тридцати километрах от Лондона, череп первобытного человека, жившего около 300 000 лет назад, и множество кремневых орудий. И если пилтдаунская находка выпадала из эволюционного ряда, казалась каким-то странным довеском, то человек из Сванскомба полностью соответствовал теории эволюции.

Марстон, как и полагалось дантисту, особое внимание обратил на зубы и челюсть из Пилтдауна. По его мнению, челюсть не только напоминала обезьянью, но и принадлежала какой-то древней обезьяне, родственной шимпанзе. Череп же, как он считал, принадлежал человеку времен раннего ледникового периода. Но это казалось невероятным – как челюсть первобытного шимпанзе, которого, кстати, никогда не находили в Англии, могла оказаться именно там, где лежал человеческий череп?

Шли годы, и уже после войны новый хранитель отдела геологии Британского музея Кеннет Оукли вместе с двумя другими учёными разработал довольно простой способ определения древности ископаемых костей – пробу на фтор. Выяснилось, что содержание фтора в кости возрастает пропорционально времени, которое она пролежала в земле. И вот Марстон предложил Оукли проверить на содержание фтора черепа из Сванскомба и Пилтдауна. Оукли согласился с некоторой, правда, неохотой – для анализа нужно было отломить кусочки кости от бесценных экземпляров. И в 1949 году анализ был сделан.

Оказалось, что человек из Сванскомба действительно жил в среднем плейстоцене, а в черепе из Пилтдауна содержание фтора было ничтожным, и это потрясло Оукли – сбывались самые худшие его подозрения. Анализ кусочка челюсти дал тот же результат. Затем и челюсть, и череп были подвергнуты серии других анализов – на содержание железа, на радиоактивный углерод, подробно изучены зубы. Выяснились совершенно невероятные вещи. Дентин найденных зубов под тёмным верхним слоем был белым, неизмененным – оказывается, Доусон обработал и череп, и челюсть бихроматом калия, чтобы придать кости тёмный, «древний» вид. Но это было только цветочки. Самые сенсационные результаты дало исследование зубов под микроскопом, что следовало сделать за много лет до этого. Зубы оказались подпилены!