Всё о мореплаваниях Солнышкина

Первый приказ бравого капитана

Ночь прошла спокойно. И Солнышкин начал утро в самом боевом настроении. Под плеск волн он сделал на палубе зарядку, под крики чаек встретил солнце. Оно выкатилось из-за моря и полетело ему навстречу. Потом Солнышкин позавтракал куском хлеба с маслом, настоящим флотским чаем и теперь в раздевалке ждал команды боцмана.

– Федькин! Петькин! – крикнул Бурун, влезая в сапоги. – За мной! Солнышкин, за мной!

Но тут в коридоре раздались тяжёлые угрюмые шаги, и у раздевалки остановился Плавали-Знаем. Правая рука его была в кармане, а левая поглаживала густую щетину и ощупывала подбородок.

– Солнышкин, за мной! – процедил он сквозь зубы.

Все переглянулись. А Солнышкин помрачнел и с тяжёлым предчувствием зашагал сзади. Он медленно сжимал кулаки и готовился к бою. Он думал, что сейчас его ждёт какая-нибудь страшная работа. Ну ничего! Он себя покажет! Он докажет, что такое настоящий человек.

Плавали-Знаем остановился у своей каюты, снял грязные сапоги и, открыв дверь, сказал:

– Сначала надраить их, потом побрить меня! – И он злорадно посмотрел на Солнышкина. – А потом накормить моего индийского попугая. Ясно?

У Солнышкина на лбу воспламенились пятна.

– Я не чистильщик и не парикмахер. Я матрос!

Но из-за двери раздался важный голос:

– Плавали, Солнышкин, знаем. Настоящий матрос должен выполнять все распоряжения своего капитана.

Солнышкину ничего не оставалось делать. Он со злостью схватил сапоги и пошёл на палубу.

«Тоже нашёл себе слугу, – подумал он и швырнул сапоги, как кота, сожравшего на кухне сметану. – Я тебе начищу, я тебе покажу, какой я слуга!» И он пнул их ногой, как бешеного пса, который располосовал новые брюки. Потом он их начал драить так, что щетина разлеталась из щётки. «Вот так я тебя буду брить», – приговаривал Солнышкин. Но чем больше он злился, тем ярче сверкали сапоги. Настроение у Солнышкина стало исправляться, и мысли пошли веселей.

«Что бы такое ему подстроить? – подумал Солнышкин. – Как отомстить?»

Но ничего придумать ему не удалось, и он отнёс сапоги к капитанской каюте.

Но тут в дело вмешался артельщик Степан. Он отсиживался в каюте и курил папиросы «Казбек», целую пачку которых купил в «Золотом ките». В тот самый момент, когда Солнышкин ставил сапоги, он выглянул из каюты.

– Хе-хе, – захихикал Степан. – Вот сейчас я ему подстрою. Сейчас Солнышкину нагорит! – И как только тот отошёл в сторону, он подкрался на цыпочках к капитанской каюте и опустил в сапог горящую папиросу.

– Ну что, долго я буду ждать? – раздалось в эту минуту за дверью. И через порог в носках шагнул Плавали-Знаем.

Он втиснул одну ногу в сапог, потом сунул вторую и тут же завертелся и заревел, как пароходная сирена: огонёк прилип к самой пятке. Полкоманды бросило работу и понеслось наверх, прыгая через ступеньки. Плавали-Знаем вертелся на одной ноге и выл: «У-у-у!» Наконец он сдёрнул сапог и, увидев папиросу, заорал:

– Солнышкин! Где Солнышкин?

– А вот Солнышкин, – услужливо подскочил артельщик.

Солнышкин растолкал всех и протиснулся в середину.

– Это что же, вредительство? – сверкнул глазами Плавали-Знаем и протянул сапог.

– В чём дело? – спросил Солнышкин.

– А вот в чём. – И Плавали-Знаем вытряхнул из сапога окурок «Казбека».

– А я при чём? – спросил Солнышкин.

– При чём Солнышкин? – выступил вперёд Перчиков.

– Постойте, постойте! – сказал Бурун и взял папиросу. – «Казбек»! Да ведь их курит у нас один артельщик.

– Кто? – спросил Плавали-Знаем.

– Артельщик, – подтвердили все.

– А-а, так это ты? – зашипел Плавали-Знаем.

– Я нечаянно, я думал – это урна, – сказал артельщик, но сапог со всей силой шлёпнул его по самой макушке, как по мишени.

– Ну что, теперь побреемся? – деловито спросил Солнышкин.

– По местам! По местам! – заорал Плавали-Знаем и в одном сапоге заковылял на капитанский мостик.

Бриться ему уже не хотелось.

Преступная халатность кока Борщика

Теперь Солнышкин мог заниматься настоящей матросской работой. Он закатал рукава тельняшки и вместе с боцманом драил палубу. Он так старательно натирал её шваброй, что даже видавший виды Бурун удивлялся:

– Вот это да!

И он сразу же доверил Солнышкину поливать палубу водой из шланга. Шланг был новенький, вода из него била тугой прозрачной струёй, во все стороны разлетались сверкающие брызги, за бортом кричали чайки, и Солнышкин опять был такой радостный и счастливый, что ему захотелось послать фотокарточку бабушке. Он вымыл всю палубу, струёй сбил с бортов пыль и даже облил спасательные круги, так что они засветились как новенькие. Потом он вымыл две грузовые машины, которые стояли у трюмов и плыли на Камчатку.

Рабочий день подходил к концу, и Бурун, присев на трюм, удивился, что больше не случилось никаких происшествий.

– Странно, – сказал Бурун, – просто странно.

И в этот самый момент вверху, над капитанской рубкой, появился Перчиков с антенной и молотком в руках. Бурун насторожился. Именно на том месте, на поручнях, у боцмана сушились самые лучшие тряпки и висело самое красивое пожарное ведро. Перчиков отодвинул их и, напевая, стал прикреплять антенну.

– Ты что это делаешь, Перчиков? – покраснел от волнения боцман. – Опять за своё?

Он уже несколько раз ссорился из-за этого места с радистом и сбивал антенну. Ему казалось, что нет места удобнее для ведра и тряпок.

– Ты зачем это снял тряпку и отодвинул ведро? – дрожа от волнения, спросил снова Бурун.

– Эти знаменитые тряпки могут занимать более скромное место, а антенна нужна людям, она должна быть как можно выше! – ответил Перчиков, продолжая приколачивать антенну.

– Мои тряпки, – сказал боцман, – мои тряпки на более скромном месте?

– Угу, – ответил Перчиков, потому что во рту он держал гвоздь.

– Тогда эти знаменитые тряпки будут сохнуть на твоей знаменитой антенне!