«Звезды», покорившие миллионы сердец

Если не считать болезни, детство великой княжны было безусловно счастливейшим из возможных: все ее любили и баловали, ей ни в чем не мог отказать сам император Всероссийский – один из могущественнейших людей того времени. К тому же она была мила, очаровательна и хороша собой, а ее серьезный и спокойный характер и рано проявившийся ум могли быть залогом того, что дары благосклонной судьбы, которыми она осыпала юную княжну, не будут растрачены понапрасну.

По обычаю тех времен, Мария получила домашнее образование: сначала ею занималась английская няня Китти, прозывавшаяся в России Екатериной Ивановной, а с 1858 года воспитательницей-гувернанткой великой княжны стала Анна Федоровна Тютчева, старшая дочь великого поэта, которая ранее была любимой фрейлиной императрицы Марии Александровны. Та не могла сделать лучшего выбора: Анна Федоровна, чьей матерью была графиня Ботмер, получила прекрасное образование в Мюнхенском королевском институте, обладала чувствительной душой, незаурядным умом и сильным характером и при этом оказалась великолепным педагогом. И Мария, и два ее младших брата, заботы о которых позднее тоже легли на плечи Тютчевой, души не чаяли в своей воспитательнице и под ее руководством в высшей степени развили как ум, так и душу.

Анна Федоровна искренне любила свою воспитанницу, но при этом любовь ее вовсе не была слепа: с редкой прозорливостью она и замечала ее недостатки, и предвидела проблемы, подстерегающие княжну в будущем.

Великая княжна Мария Александровна. Начало 1860-х гг.

О Марии Тютчева писала: «К несчастью, великая княжна всегда одна и благодаря этому очень избалована, неуступчива и неохотно отдает свои игрушки. Я очень боюсь, как бы она не стала очень эгоистичной, эгоистичной вдвойне – в качестве великой княжны и избалованного ребенка; поэтому я с ней строже, чем была бы с другим ребенком, когда она не хочет делиться с другими своими игрушками или конфетками. Вообще девочка очень мила, мягка, послушна, пока она со мной одна. Недостатки ее проявляются в присутствии императрицы, безграничное обожание которой она инстинктивно чувствует, и с детьми, которые приходят к ней играть и которыми она хочет помыкать. Она очень любит заниматься, с большим интересом рассматривает картинки по естественной и по священной истории, запоминает все, что я рассказываю, и запоминает легко, так как у нее хорошая память. Она несколько пассивна, лишена живости воображения, предпочитает сидячие занятия и требует, чтобы ее занимали. Насколько я могу судить, в ее натуре нет самобытности, но она чрезвычайно способна к восприятию натуры и будет тем, что из нее сделают. Ее нужно руководить мягко, но неуклонно, нельзя обращаться с нею резко, ни слишком много с ней рассуждать…»

Впервые с несчастьем великой княжне пришлось столкнуться в 1865 году, когда скончался ее старший брат, наследник престола Николай Александрович – всего через полгода после помолвки с любимой им датской принцессой Дагмар. Он умер в Ницце от менингита, когда-то унесшего его старшую сестру, на руках у невесты, в присутствии обезумевшей от горя матери. По воспоминаниям все той же Тютчевой, Мария, которой еще не было двенадцати лет, была единственной, кто сохранил мужество пред лицом смерти: едва Николай скончался, она сказала: «Хватит плакать. Наши слезы его не оживят». Марии пришлось утешать и мать, и Дагмар, и брата Александра – уже скоро он попросит руки Дагмар, и та, в память о Николае и из большой симпатии к Александру, примет его предложение: они станут одной из самых любящих и счастливых супружеских пар в истории российского императорского дома.

В 1866 году Анна Тютчева вышла замуж за поэта и публициста Ивана Сергеевича Аксакова и, покинув двор, уехала с мужем в Москву. На ее место пришла графиня Александра Андреевна Толстая – двоюродная тетка и близкий друг великого Льва Николаевича. Однако Анна Федоровна не прервала связи со своими учениками: они поддерживали переписку, нередко виделись. О своей службе при дворе и в частности о своих высокородных учениках Анна Тютчева оставила знаменитые воспоминания «При дворе двух императоров».

Подросшая великая княжна была, по словам современников, умной, очень образованной, начитанной девушкой с добрым сердцем и спокойным нравом. Она прекрасно играла на рояле, знала иностранные языки (французский, немецкий и английский), имела превосходные манеры и отличалась очаровательной внешностью и большим обаянием, позволявшим ей завоевывать сердца всех, кто встречал ее. Например, в 1867 году юная княжна покорила сердце писателя Сэмюэла Клеменса, уже успевшего прославиться под псевдонимом Марк Твен. Было это в крымской Ливадии, традиционном месте летнего отдыха императорской фамилии, куда мистер Клеменс прибыл на пароходе Quaker Sity как корреспондент газет Daily Alta California и New York Tribun, сопровождая группу паломников.

Великая княжна Мария Александровна с отцом – императором Александром II

В своей книге «простаки за границей» он описал свою встречу с великой княжной: «Ей четырнадцать лет, она светловолоса, голубоглаза, застенчива и миловидна…. На императрице и великой княжне были простые фуляровые платья… в голубую крапинку и с голубой отделкой; на обеих – широкие голубые пояса, белые воротнички, скромные муслиновые бантики у горла; соломенные шляпы с низкими тульями, отделанные голубым бархатом, небольшие зонтики и телесного цвета перчатки. На великой княжне – туфли без каблуков…. Я с удовольствием увидел, что волосы у нее свои, а не накладные, заплетены в тугие косы и уложены на затылке, а не падают беспорядочной гривой… Глядя на доброе лицо императора и на его дочь, чьи глаза излучали такую кротость, я подумал о том, какое огромное усилие над собою пришлось бы, верно, сделать царю, чтобы обречь какого-нибудь преступника на тяготы ссылки в ледяную Сибирь, если бы эта девочка вступилась за него. Всякий раз, когда их взгляды встречались, я все больше убеждался, что стоит ей, такой застенчивой и робкой, захотеть, и она может забрать над ним огромную власть… Она просто девочка, я видел таких сотни, но никогда еще ни одна из них не вызывала во мне такого жадного интереса».

Однако все прекрасно понимали, что великая княжна – вовсе не просто девочка; ее воспитание, ее здоровье, как и ее личная жизнь, имели большое значение, и устройство будущей семейной жизни великой княжны было делом огромной важности. Поначалу планировался союз Марии Александровны и баварского короля Людвига II: этого красивого и очень образованного юношу нашли, однако, слишком эксцентричным (много лет спустя Людвиг будет признан душевнобольным и отстранен от трона), и его кандидатуру отклонили. Начались поиски нового претендента на руку русской княжны – но в этот момент вмешалась сама судьба.

В сентябре 1868 года Александр с семьей гостили в Гейдельберге, куда в один прекрасный день нанесли визит брат российской императрицы герцог Гессенский Людвиг IV с супругой Алисой, дочерью королевы Виктории (через несколько лет у этой пары родится девочка, которой суждено будет под именем Александры Федоровны стать последней российской императрицей), а также ее брат Альфред Эдинбургский. Молодой англичанин и юная русская княжна понравились друг другу – однако поначалу их знакомство оставалось весьма поверхностным: по этикету, переписываться молодые люди того времени могли только после помолвки, до которой было еще далеко, а другого способа узнать друг друга, живя в разных странах, тогда не придумали.

Английский принц Альфред Эрнест Альберт был вторым сыном (и четвертым ребенком) королевы Виктории и ее супруга принца Альберта; в семье его звали Эффи. Он родился б августа 1844 года, к совершеннолетию получил титулы герцога Эдинбургского, графа Кентского и Ольстерского. Принц был, по отзывам графа Валуева, «лицом красив, невысок ростом, но с осанкою не без достоинства и изящества», а журналист Томас Эскот писал: «Трезвомыслящий, проницательный, благоразумный человек дела…. Он не скуп, он просто умен…» Первоначально Альфред был вторым в очереди наследования британского трона, а в 1862 году даже избран на греческий престол, однако его родители и британский парламент отклонили это предложение – и Грецию получил датский принц Георг, чьи сестры, Александра и Дагмар, были замужем за наследниками, соответственно, Англии и России. Самого Альфреда всегда больше интересовала не политика, а море: в 1858 году он, получив прекрасное домашнее образование, поступил кадетом на флот, где с искренним увлечением служил всю оставшуюся жизнь.

Великая княжна Мария Александровна с отцом – императором Александром II – и братом Владимиром

В 1873 году он был назначен главнокомандующим Вооруженными силами Великобритании в Средиземном море, а со временем дослужился до звания адмирала. Получив под свое командование фрегат «Галатея», Альфред участвовал в нескольких морских кампаниях, а с января 1867 по лето 1868 года даже совершил кругосветное путешествие, став первым английским принцем, посетившим Австралию, Новую Зеландию, Индию и Гонконг: в его честь на острове Тристан-да-Кунья даже был переименован единственный город, и доныне называющийся Эдинбургом Семи Морей.

Вернувшегося из путешествия Альфреда мать-королева намеревалась немедленно женить, однако весьма затруднялась с выбором будущей невестки: переборчивая Виктория одну за другой отвергала кандидатуры европейских принцесс, пока наконец свой выбор не сделал сам Альфред. В 1872 году он гостил у сестры в Дармштадте, столице Гессенского герцогства – и в то же время там была Мария Александровна. Молодые люди влюбились друг в друга – и уже скоро Альфред заявил матери, что женится только на русской княжне.

Хотя этот брак был, без сомнения, выгоден обоим государствам, ранее не связанным прямыми родственными узами (косвенные были – например, как уже упоминалось, брат Альфреда принц Уэльский Альберт, будущий король Эдуард VII, и старший брат Марии Александр Александрович, будущий император Александр III, были женаты на родных сестрах, датских принцессах), нельзя сказать, что королева сразу одобрила его выбор: она с юности весьма предвзято относилась к русским – как говорят, в молодости королева Виктория на балу влюбилась в молодого великого князя Александра Николаевича, прибывшего в Англию с официальным визитом, однако тот не захотел поддаваться ее чарам. Альфреду пришлось выдержать не один тяжелый разговор с матерью, прежде чем она скрепя сердце согласилась с его выбором.

О своих намерениях Альфред разговаривал с отцом своей будущей невесты, и тот пообещал дать свое согласие – при двух условиях: если молодые выдержат год, дабы проверить свои чувства, и если сама Мария будет согласна. Император Александр, сам женатый по любви, не желал принуждать любимую дочь к браку с неугодным ей человеком. Через год возможная помолвка едва не расстроилась, так и не состоявшись: предполагалось, что императрица Мария и королева Виктория встретятся в Кельне, чтобы обсудить все вопросы относительно союза их детей, однако Виктория категорически отказалась ехать: как она объясняла, не подобает правящей королеве бросать свои дела и ехать на встречу со всего лишь супругой императора. Александр Николаевич был, мягко говоря, обижен таким отношением к жене, и лишь упорные труды дипломатов обеих стран смогли погасить конфликт. А в июле 1873 года Альфред и Мария снова встретились в гессенском замке Югендхайм – без сомнения, Гессен сыграл в их жизни важную роль: герцогиня Алиса очень гордилась тем, что именно под ее крылом родились и укрепились чувства молодых людей. Едва приехав в Югендхайм, Альфред немедленно сделал предложение Марии, и она его приняла. Королеве Виктории счастливый жених отправил телеграмму: «Мария и я обручились нынче утром. Не могу передать, как я счастлив. Надеюсь, ты благословляешь нас». Следом пришла телеграмма от российской императорской четы: «Мы вместе с Вами молим Бога благословить наших дорогих детей и представляем Вам свою дочь, которая целует Вам руку».

Надо сказать, что Виктория была недовольна и скоростью, с которой свершилась помолвка (скорее всего, она надеялась на то, что Альфред со временем передумает), и самой невестой: королева была уверена, что избалованная Мария не приживется при строгом английском дворе. Своей старшей дочери Виктория писала: «я ничего не говорю, а просто молю Господа благословить обоих и ниспослать мир и спокойствие нашей семье. Это не то, чего я хотела, ты же знаешь – религия, политика, взгляды двора – и сама нация… Все это так отличается от нашего, и я предвижу множество сложностей. Но я приму Марию со всей любовью и расположением, и если она сможет изменить его тяжелый, эгоистичный, изменчивый характер, то станет истинным благословением для нашей семьи, и я первой признаю это – но пока я не могу радоваться…»

Согласно брачному договору, Мария Александровна могла остаться православной (для чего в одном из королевских дворцов предполагалось устроить церковь и выписать туда священника из России), но дети супругов должны воспитываться в англиканской вере – государственной религии Великобритании. После решения финансовых вопросов, обсуждения приданого и прочих не менее важных для государственного союза дел, свадьбу решили провести в Петербурге в январе 1874 года.

Конечно, бракосочетание единственной дочери императора и английского принца было событием, к которому было приковано внимание половины мира – от Германии до Японии, от Австралии до Канады. Торжества и предшествующие им церемонии были подробно описаны в прессе, как российской, так и в английской – ведь британскому народу надо было преподнести их будущую герцогиню в самом лучшем свете! Конечно, не обошлось без антироссийских выпадов: например, некий господин Каррингтон, когда-то преподававший в России, прямо перед свадьбой выпустил книгу Behind the Scenes in Russia («За кулисами в России»), где весьма нелестно отзывался о Российской империи. Впрочем, в основном англичане были настроены доброжелательно: критики разругали Каррингтона в пух и прах, газеты были полны хвалебных статей в адрес как страны, так и ее отдельных представителей, как-то связанных с Англией, в Лондоне поставили оперу Глинки «Жизнь за царя», а книгоиздатели предлагали читателям как никогда много переводов русских авторов.

Журнал «Гражданин» писал о приготовлениях к свадьбе: «Следуя обычаю русской семейной жизни, Царская Невеста несколько недель назад говела и удостоилась причащения Святых Тайн; за два дня до 11 (24) числа Ее видели, вместе с Августейшим Ее Родителем, отправляющеюся в Петропавловскую крепость, молиться над дорогими Их сердцу могилами… За три дня до свадьбы выставлено было в залах Дворца приданое Великой Княжны. Трудно описать его в подробностях; говорят, что при составлении его руководствовались строго прежними придаными наших Великих Княжон. Особенное великолепие составляют шубы и, как слышно, то, что не было выставлено – бриллианты и серебро. Приданое выставленное заключалось в платьях, в готовых и не сделанных числом до семидесяти, в белье и шубах.

Великая княжна Мария Александровна со своей гувернанткой Анной Федоровной Тютчевой

Шуб было четыре; одна из них поразительно великолепна – из черного как смоль соболя. К числу замечательнейших драгоценностей приданного принадлежит одно ожерелье из сапфиров и одно из бриллиантов. Императорская Фамилия по обычаю делает подарок совокупно; на этот раз, как известно, подарок Ее заключается в великолепном серебряном столовом сервизе на сорок персон в русском стиле, заказанном в Москве у Овчинникова… Ящики, заключающие в себе приданое – из красной кожи, с бронзовою оправою; если не ошибаемся, их около 40. Ходят нелепые толки о каких-то громадных размерах денежного приданого, «гражданин» передает, с ручательством за верность слуха, что приданое это, на точном основании закона составляет 1 000 000 из казны и та сумма из уделов, которая приходилась на долю Великой Княжны, так что всего Августейшая Новобрачная будет получать 120 000 р. годового дохода с капиталов, остающихся в России, более половины которых принадлежит уделам. Всего, на английские деньги. Новобрачные будут, как слышно иметь до 65 000 фунтов стерлингов дохода».

Двадцать третьего декабря 1873 года Альфред с братьями Альбертом и Артуром прибыл в Санкт-Петербург, а через две недели, 11 января, в Зимнем дворце состоялась свадьба. Как писал все тот же «Гражданин», «Августейшая Невеста произвела на всех глубокое впечатление своим чудным выражением благоговейного сосредоточения. На голове Ее был венок из цветов и бриллиантовая

Великокняжеская корона; платье-сарафан было из серебряного глазета, на котором вытканы были серебряные букеты, шлейфом и сверх сего Великокняжеская мантия из пунцового бархата, подбитая горностаем, которую держали три камергера и шталмейстер». После православного венчания в домовой церкви молодые перешли в Александровскую залу, где были обвенчаны по обряду англиканской церкви: цветы и молитвенники для этой церемонии были присланы королевой Викторией. Как записал в дневнике статс-секретарь Петр Александрович Валуев, «Великая Княжна, несмотря на бремя бриллиантового венца, бархатной мантии и пр., выдержала оба обряда без изнеможения. В пять часов был обед на 700 кувертов и действительно обедало 690, тогда как до сих пор не случалось, чтобы обедавших за один раз бывало более 500». А английский посланник лорд Лофтус писал: «Ничего нельзя представить более великолепного, чем этот торжественный банкет. Блеск богатейших драгоценностей смешивался с блеском мундиров, золотых и серебряных блюд и роскошного севрского фарфора. Во время всего обеда пели талантливые артисты итальянской оперы – Патти, Альбани и Николини, что придавало еще большее великолепие этой сцене несравненной красоты, которую трудно описать».

После парадного обеда молодожены уехали в Царское Село, где для них были приготовлены покои в Александровском дворце – традиционной резиденции наследника престола и его супруги, – а 16 февраля Мария Александровна и герцог Эдинбургский отбыли в Англию. Император провожал их до Гатчины: он никак не мог привыкнуть к мысли, что его обожаемая Мария больше не будет жить рядом с ним…

Через неделю молодожены причалили к английскому берегу в Грэвзенде, пересели на поезд и вечером прибыли в Лондон. Вдоль всей дороги их встречали восторженные подданные, наслышанные и о красоте русской княжны, и о том, что в брак молодые – редчайший случай – вступили по любви; выражению их радости не помешали ни февральский мороз, ни густой снег. Газета The Times писала: «В столкновениях между политическими и человеческими побуждениями, в Англии всегда одерживают победу человеческие. Многие из англичан, конечно, расположены обсуждать брак герцога Эдинбургского с точки зрения политической и в качестве события, которое может повлиять на наши международные сношения; но здравый смысл большинства нашего народа смотрит на дело проще и вернее… В Грэвзенде англичане просто радовались, что их принц-моряк нашел себе супругу по сердцу… Если при этом англичане и вспоминают об отдаленном отечестве своей новой герцогини, то вспоминают не с политической точки зрения, а просто потому, что дальность поездки, совершенной в зимнюю пору высокими новобрачными, придает ей несколько романтический оттенок».

Великая княжна Мария Александровна, с отцом императором Александром II, братом Алексеем и женихом Альфредом, герцогом Эдинбургским

На лондонском вокзале супругов встретила королева Виктория, которая обняла невестку, даже не дав ей сойти с подножки вагона. Однако хотя на людях королева искренне демонстрировала свою симпатию к молодой герцогине, в письмах к дочери она не преминула заметить, что поначалу она нашла Марию, одетую в белый капор, весьма привлекательной, однако потом, когда та сняла шляпку, ее красота куда-то делась. Королева нашла Марию недостаточно грациозной и недостаточно красивой, но в общем она, видимо, оказалась лучше, чем ожидала королева.

Мария не осталась в долгу. Ее фрейлина княгиня Вяземская писала в Россию: «Между нами, Мария считает, что Лондон ужасен, английская кухня отвратительна, то, что мы засиживаемся допоздна – крайне утомительно, визиты в Виндзор и Осборн донельзя скучны, но сами англичане не так нудны, как она ожидала».

Со временем выяснилось, что Марию не полюбили так же, как, например, Александру Уэльскую, девушку красивую, общительную и очень обаятельную. Но герцогиню Эдинбургскую очень уважали ее за образованность, вкус, выдержку, верность семейным ценностям, преданность мужу и достоинство. Например, журналист Томас Эскот писал о ней и ее супруге: «Герцог Эдинбургский не похож на обоих своих братьев, и популярен куда меньше, чем заслуживает. Его жене не удалось завоевать сердца англичан так же, как это сделала ее невестка… Когда Мария только прибыла в Англию, то стала жертвой стечения обстоятельств. У англичан был приступ нелюбви к России. Она чувствовала, что атмосфера вокруг недоброжелательна. Ее принимали с уважением, но без энтузиазма. Она в ответ платила отношением едва-едва теплым… те же, кто хорошо ее знает, давно научились ценить ее…. Она не была и никогда не будет популярной. Но она достойная принцесса».

Виктория оказалась права, ожидая трудностей для Марии: они начались немедленно – как и радости. Практически сразу после свадьбы герцогиня забеременела, что сильно ухудшило и ее внешность, и характер. Она искренне была убеждена, что ее права при английском дворе были жестоко ущемлены. Подумайте сами: она, единственная дочь императора, прежде именовавшаяся Ее императорское высочество, должна ныне на придворных церемониях уступать место не только супруге принца Уэльского, дочери датского короля Александре, но и всем многочисленным сестрам мужа, и при этом именоваться, как и они, Королевским высочеством! Гордая русская княжна пыталась отстаивать свои права – и точно также королева Виктория, невероятно щепетильная в вопросах этикета своего двора, настаивала на том, что Мария, выйдя замуж, потеряла право на прежний титул. Даже Александра Уэльская была убеждена, что с Марией обращаются недостойно: «Мы были в большом кабинете, – писала она сестре, русской великой княгине Марии Федоровне, – где Мария стояла за Беатрисой.

Мария Александровна, герцогиня Эдинбургская, с мужем Альфредом и сыном Эффи-младшим

Там, где ей и положено по рангу, после всех этих сестер, замужних и даже незамужних! Я нахожу, что это… необыкновенно грубо по отношению к ней… Единственная дочь русского императора! Даже если в Англии такие законы, для нее должны были сделать исключение». Сейчас эти войны за титул или место в очереди принцесс могут показаться смешными, но тогда это был самый очевидный показатель статуса при дворе, и, конечно же, Мария Александровна имела полное право обижаться на свекровь. Впрочем, та давно уже не считала Марию «милой и очаровательной», как раньше, да и ее родные и придворные быстро решили, что герцогиня Эдинбургская слишком надменна, чересчур горда и вовсе не так красива, как они думали. К тому же, как говорят, дочери Виктории смертельно завидовали Марии, щеголявшей на балах в роскошнейших украшениях, подаренных ей отцом-императором – ни у одной из английских принцесс не было ничего подобного. Из всей своей новой семьи Мария подружилась лишь с младшим сыном Виктории, принцем Леопольдом – ее ровесник, принц был очень похож на Марию и по характеру: спокойный, начитанный, любитель музыки и искусств. К сожалению, Леопольд страдал гемофилией, причинявшей ему немалые страдания и ставшей в конце концов причиной его преждевременной кончины.

Окончательно все придворные недоразумения были разрешены, когда в мае в Англию приехал с визитом император Александр – он не мог долго находиться вдали от дочери, особенно когда та постоянно жаловалась на обиды, которые наносили ей ее новые родственники. В результате его переговоров с Викторией Марии был дан титул Ее королевского и императорского высочества. На обратном пути Альфред и Мария проводили его до столь милого их сердцам Югендхайма, где еще некоторое время провели вдвоем.

Их первый ребенок, сын, названный в честь отца Альфредом, родился в Букингемском дворце 15 октября 1874 года. Через год, 29 октября 1875 года, на свет появилась дочь, названная Мария Александра Виктория – в семье ее звали Мисси. Третья дочь Виктория Мелита, или Даки, родилась 25 ноября 1876 года на острове Мальта, где тогда служил Альфред, – отсюда и второе имя принцессы: Мелита – одно из вариантов названий острова.

С началом русско-турецкой войны Мария, как и ее супруг, оказались между двух огней: с одной стороны, Мария, конечно же, поддерживала политику своего отца, с другой – Англия фактически имела право объявить войну России, так что страны находились в весьма, мягко говоря, натянутых отношениях. Обстановка вокруг герцогини была такой тяжелой, что у нее нередко сдавали нервы, а характер совсем испортился. Ее бывшая фрейлина Анна Тютчева, навестившая воспитанницу, оставила о той встрече весьма нелицеприятные воспоминания: «Она была в дурном настроении и холодно меня приняла. Ее скверное расположение духа, несомненно, вызвано политическими осложнениями, и она говорит о них как балованное дитя: "Эта политика надоела мне до смерти, она совершенно мне безразлична. Я ни на той стороне, ни на другой". Я заметила ей довольно сухо, что с ее уст срываются недостойные слова, выглядит так, будто интересы ее отца, братьев, мужа и детей ее не касаются и не волнуют, она может испытывать тревогу, беспокойство, но отнюдь не безразличие к нынешнему осложнению политической обстановки. Я не знаю никого, кто бы так, как великая княжна, боялся всего, что нарушает покой и безмятежность ее существования.

Эффи-младший

Она никогда не признается самой себе в том, что может ее огорчить, и придумает тысячу уловок и оправданий, чтобы убедить себя в том, что нет повода для беспокойства и огорчений… Ее старание избегать страданий происходит, вероятно, от инстинкта самосохранения, который предупреждает, что она плохо может противостоять жизненным испытаниям». В этот тяжелый период Виктория, прекрасно понимавшая, в каком сложном положении оказалась Мария, разрешила ей съездить на родину – официально для того, чтобы повидаться с больной матерью. Обратно герцогиня возвращалась через Мальту, где служил ее муж. Как она писала родным, «Эффи был счастлив». В результате этого визита у супругов родилась еще она дочь, названная Александрой. После окончания войны Мария много времени проводила в разъездах между Англией, Мальтой, где служил Альфред, и Россией. Ее мать, императрица Мария Александровна, была очень больна и в мае 1880 года скончалась. Герцогиня с трудом перенесла эту потерю; а вскоре ее ждал новый удар: не прошло и месяца, как император снова женился – на своей давней пассии княжне Екатерине Долгорукой. Мария почувствовала себя оскорбленной: и хотя она по-прежнему переписывалась с отцом, путь в Россию, по ее мнению, для нее был закрыт. А всего через год сам император погиб от взрыва бомбы: то мужество и стойкость, с каким Мария встретила это известие, впечатлило даже королеву Викторию, всегда тяжело переживавшую смерть близких.

Восьмидесятые годы супруги прожили на Мальте: Альфред командовал Средиземноморской эскадрой, и Мальта – прекрасный маленький остров в самом центре Средиземного моря – были штабом его флота, и родным домом его семье. Здесь же родился и их последний ребенок – принцесса Беатриса. Альфред был назначен адмиралом флота, и надо признать, что он был достоин этого звания: он искренне любил море, всегда ответственно относился к своим обязанностям, заботился о подчиненных, и они платили ему такой же искренней привязанностью и уважением. Прославленный адмирал Перси Скотт писал об Альфреде: «В качестве верховного главнокомандующего герцог Эдинбургский, по моему скромному мнению, не имел себе равных. Он великолепно управлял флотом, и внес множество полезнейших улучшений». Когда в 1890 году Альфреду доверили командование военной базой Девонпорт под Плимутом, и он был вынужден перебраться в Девон, Мария очень переживала, расставаясь с островом, который успел стать ей родным.

В Девоне герцоги Эдинбургские пробыли недолго: уже в 1893 году в их жизни произошел новый поворот: скончался, не оставив потомства, герцог Саксен-Кобург-Готский, брат покойного принца-консорта Альберта, и по закону престол должен был отойти его наследнику мужского пола – то есть принцу Уэльскому. Принц, правда, как наследник Британии заранее отказался от этой чести, и герцогство перешло к Альфреду. Наконец-то сбылось прежнее желание Марии – как супруга правящего герцога она по праву получила в придворной иерархии место сразу за принцессой Уэльской.

Но Марии было уже не до этого: она с семьей перебралась в Кобург. Герцогство досталось Альфреду в весьма плачевном состоянии: предыдущий правитель растратил всю казну, влез в долги, к тому же совершенно запустил дела страны. Чтобы как-то исправить ситуацию, Альфреду пришлось продать даже свою прославленную коллекцию марок – он был известным филателистом и за десять лет до этого избран почетным директором Лондонского филателистического общества. Кроме финансовых проблем, герцогу и его супруге пришлось столкнуться и с предвзятым отношением к ним подданных, не желавших видеть на престоле герцога-англичан и на (так же, как когда-то англичане воротили нос от принца Альберта, супруга Виктории и тоже герцога Кобург-Готского). Чтобы показать всю серьезность своего отношения к немецкому народу, Мария даже изменила систему воспитания детей: им были наняты немецкие гувернантки, одежду им заказывали у местных портных, на стол подавали блюда местной кухни. Со временем герцогской чете удалось наладить и хозяйство Кобурга, и отношения с подданными – искреннее расположение и забота о стране, которую проявляли Альфред и Мария, не могли не завоевать сердца кобургцев. Мария Александровна много сил отдавала благотворительности и развитию искусств: ее любовь к музыке, не угасавшая все годы замужества, наконец смогла проявиться в полной мере – герцогиня покровительствовала Вагнеру, поддерживала в герцогстве театр и оперу, занималась вопросами образования.

Дочери Марии Александровны: Мария Александра Виктория, Виктория Мелита, Александра и Беатриса

Вот только в семейной жизни все было далеко не так гладко, как казалось на первый взгляд: лишенный любимого моря, герцог нередко прикладывался к бутылке, к тому же оказалось, что за столько лет супруги так и не стали по-настоящему родными людьми. Дети выросли, у них начиналась своя жизнь – и далеко не всегда эта жизнь устраивала их родителей. Принцесса Мария влюбилась в собственного кузена, сына принца Уэльского Георга – и только категорический запрет Марии Александровны не дал молодым людям вступить в брак. Мария все еще помнила все обиды, нанесенные ей родными мужа – и решительно противилась любым отношениям своих детей и потомков Виктории. В конце концов принцесса Мария стала женой румынского принца Фердинанда – и хотя брак был несчастливый (Фердинанд открыто жил с танцовщицей Лои Фуллер), королева Мария Румынская пользовалась искренней любовью и уважением своих подданных.

Ее сестра Виктория-Мелита по настоянию бабушки Виктории вышла замуж за Эрнста Гессен-Дармштадтского: этот союз был еще более неудачен, ибо Эрнст отдавал предпочтение мужчинам. Через семь лет Виктория-Мелита, к ужасу всего европейского высшего общества, развелась с мужем и вышла замуж за великого князя Владимира Александровича, своего двоюродного брата: они полюбили друг друга еще в молодости, но тогда родные отговорили молодых людей от свадьбы, мотивируя это тем, что православная церковь не одобряет столь близкородственные браки.

Александра вышла в 1896 году замуж за принца Гогенлоэ-Лангенбургского, у них родилось пятеро детей. Младшая, Беатриса, жила с родителями дольше всех – лишь в 1909 году она по взаимной страстной любви стала женой испанского инфанта Дона Альфонсо, герцога Галлиерийского – брак пришлось заключать в тайне, потому что Беатриса не была католического вероисповедания, как того требовали испанские законы.

Молодые поселились в Кобурге, и лишь через три года их брак был официально признан, а им самим было разрешено вернуться в Испанию.

Что же касается сына Альфреда, Эффи-младшего, то его жизнь оказалась короткой и весьма трагической. Будучи офицером гвардии, он заразился сифилисом, позже у него обнаружили и туберкулез. По одной из легенд, в 1898 году он тайно женился в Потсдаме на дочери ирландского генерала Мейбл Фицджеральд, от которой имел дочь Ирэн, – впрочем, последние исследования утверждают, что Мейбл никогда не была знакома с принцем, а на момент их предполагаемой свадьбы ей было всего четырнадцать лет. Как бы то ни было, в феврале

1899 года – в разгар празднования серебряной свадьбы родителей – он, то ли поссорившись с матерью, то ли из-за осложнений сифилиса, выстрелил в себя. Хотя врачи настаивали на том, что раненому необходим полный покой, Мария Александровна велела отослать его на лечение в Меран – где он и скончался 6 февраля, в обществе лишь одного слуги…