Навязанный рай

– О стиле работы.

– Ну-ну?

Толик заинтриговано глянул на меня, привычным движением поправив очки. Именно из-за этого движения его очки постоянно были в автоле. Но не сейчас.

– Звонок в дверь, – начал я рассказывать анекдот. – Хозяйка открывает и видит, что на пороге стоит этакий денди, во фраке, белоснежной манишке, с бабочкой. В руках кейс, как у дипломата. В общем, «весь из себя» молодой человек. Картинка из журнала мод. «Сантехника вызывали?» – спрашивает он. «Да…» – лепечет хозяйка в полном недоумении. «Что у вас случилось?» – «Унитаз сломался…» – «Показывайте». Хозяйка ведёт его в санузел. Молодой человек раскрывает кейс, а в нём инструменты, блистающие хромом и никелем, и каждый в отдельной секции. В общем, такими стерильными инструментами разве что хирургу в операционной пользоваться, а не сантехнику. Берёт он никелированный разводной ключ, откручивает унитаз, снимает и начинает и так, и этак, чуть ли не на просвет, рассматривать. Затем поправляет белоснежную манжету на рукаве и засовывает руку по локоть в унитаз. С минуту копается внутри, вынимает руку, смотрит на ладонь, нюхает и оскорблённо восклицает: «Да вы что, гадили в него, что ли?!»

Мы посмеялись, но, несмотря на столь очевидный намёк, Толик раскрывать тайну своего перевоплощения не стал.

– Так что у тебя на этот раз? – спросил он. – Опять аккумулятор подсел? Вроде рановато…

За просветлённой оптикой очков в его глазах играли ехидные искорки. Отомстил он за анекдот, намекая на мою полную беспомощность в обслуживании автомобиля. В прошлый раз я к нему обращался именно из-за аккумулятора, не понимая, почему мотор плохо тянет.

– Хуже… – покачал я головой, согнал с лица улыбку и состроил горестную гримасу. Пришла пора играть роль убитого горем автолюбителя, который без машины не видит смысла жизни и не постоит за ценой, лишь бы ремонт был проведен как можно быстрее.

– Давай посмотрим, – понимающе кивнул Толик.

Мы вышли из гаража и подошли к «жигулям».

– У-тю-тю! – присвистнул Толик, обходя машину со всех сторон. – Тут за пять минут не управишься…

– Понятное дело, – поддакнул я и сунул ему в карман халата сложенные пополам купюры. Три тысячи, которые не взял гибэдэдэшник.

Толик как-то странно глянул на карман, но проверять сумму не стал. Понимал, что это даже не задаток, а так, наживка, чтобы склонить его к первоочерёдности ремонта «жигулей». Основную сумму он сдерёт по окончании работ. Помимо официальной, по квитанции, естественно.

– Заходи завтра после обеда, – сказал он. – Устраивает?

У меня перехватило дыхание. На сервис по высшему разряду и надеяться не мог. Мне казалось, что на ремонт уйдёт не меньше недели.

– Ну, спасибо! Ну, уважил! – искренне восхитился я.

– Да чего уж там… – неожиданно сконфузился Толик, чего я раньше за ним никогда не замечал, и махнул рукой. – На это время могу дать стопоход. Берёшь?

– Что? – не понял я.

– Ах, да… – спохватился Толик и бросил на меня быстрый взгляд. В его глазах промелькнуло то же выражение, что и у «гибэдэдэшника», стоявшего на посту за околицей города. Будто оба жалели меня за то, чего мне понять не дано.

– Это я так… – поморщился он, глядя в сторону. – В общем, завтра после обеда. Пока.

Он протянул мне руку.

– Пока…

Отойдя от автосервиса, я оглянулся. Толик подошёл к дверям гаража, вынул что-то из кармана, мельком глянул и выбросил в урну. Я споткнулся на ровном месте и остолбенел. Различить отсюда, что выбросил в урну механик, было невозможно, но жуткая, по своей сути, догадка обожгла сознание. Подождав, пока Толик не скроется за дверью гаража, я, воровато оглядываясь по сторонам, приблизился к урне и заглянул. На дне урны сиротливо покоились сложенные пополам пятисотки. Толик даже не удосужился их пересчитать.

Глава десятая

Возвращаясь домой пешком, я затравленно рыскал взглядом по сторонам, пытаясь понять, что изменилось в городе. Эксперименты, наподобие тех, как поворошить палкой муравейник, или накрыть жука на столе стаканом, проводятся умозрительно. Слишком они просты, чтобы проверять на практике. Поэтому не стоило тешить себя надеждой, что, накрыв Холмовск куполом, пришельцы этим и ограничатся. Сделали они что-то ещё, причём кардинально, но этого «чего-то» я не замечал. Или не понимал – о чём красноречиво свидетельствовала жалость ко мне в глазах гибэдэдэшника и механика автосервиса Толика Вахрушева.

Вокруг вроде бы ничего не изменилось – те же дома, те же люди… Кроме розового света, льющегося с небес. От этого света мир вокруг казался радужным и весёлым, вопреки стойкой мрачной предубеждённости. Машин на улицах было мало, но Холмовск никогда не отличался насыщенностью автотранспортом – не столица, заштатный городок.

Вглядываясь в прохожих, я вдруг обнаружил, что с их лиц исчезла озабоченность, они стали одухотворённее, что ли… Никто никуда не спешил, все шли спокойно, не суетясь, с каким-то внутренним достоинством и в то же время душевной открытостью. Казалось, заговори с любым, и он тут же остановится и ответит тебе радушием. Но я прекрасно понимал, что в данном случае сказывается известный даже ребёнку эффект розовых очков, помимо воли настраивающий психику на благодушный лад. А потом – давно ли я смотрел на встречных, обращал внимание на выражение их лиц? Честно говоря, до сегодняшнего дня мне было наплевать, кто чем озабочен или чему радуется. Жил в своё удовольствие исключительно ради себя. Как и подавляющее большинство в этом мире.

И всё же в городе что-то изменилось, но что именно я уловить не мог. То ли было не дано, то ли сознание ещё не справилось с потрясениями сегодняшнего утра. Как бы в подтверждение моего неадекватного состояния, мне постоянно мерещился запах весенней фиалки. Даже в гараже автосервиса, где атмосфера была пропитана запахами бензина и машинного масла, напрочь отбивающими тонкие ароматы. Как понимаю, навязчивый запах не имел никакого отношения к обонянию, скорее, к подсознанию. Что-то вроде идеи фикс на обонятельном уровне.

Дойдя до своего дома, я в нерешительности остановился. Идти в квартиру и слушать сентенции говорящего пса с сознанием пришельца и наполовину (как он сам охарактеризовал) земным телом не хотелось. С души воротило.

Покопавшись в карманах, я наскрёб около трёхсот рублей. На пиво хватит. Чисто русская привычка: если на душе тошно – напейся. Пить водку с души воротило, а вот пиво – в самый раз. Мягкий напиток, хорошо снимает стресс. К тому же «хождение в народ» могло дать пищу для ума. Постою за стойкой, послушаю чужие разговоры, авось кто-либо из работяг поболе моего знает. Авось, это ведь тоже чисто по-нашенски…

Но «хождение в народ» не получилось. Обойдя липовый сквер, я увидел, что пивной ларёк закрыт, а двое рабочих в оранжевых фирменных комбинезонах срезают автогеном металлический стол. Вот тебе и перемены в городе, но к пришельцам, понятное дело, они никакого отношения не имели. Не понравилось кому-то, что на бойком месте торгуют дешёвым пивом, и решили ларёк закрыть. Причём, не дожидаясь, когда демонтируют металлический стол, поставили рядом пластиковые столики с зонтиками и торговали тем же пивом, но, естественно, уже по завышенным ценам.

Унылым взглядом я окинул контингент посетителей нового кафе на тротуаре. Разочарование полное. Вполне приличные интеллигентные люди – кто пил пиво, кто ел мороженое. В такой среде стресс не снимешь… Уж лучше взять в гастрономе бутылку водки, разыскать в сквере бомжей, часто ночующих здесь, и напиться с ними, чем чинно глотать пиво среди новых интеллигентов, озабоченных исключительно курсом акций.

Я уже развернулся, чтобы идти в гастроном, но тут меня окликнули.

– Артём! Идите сюда!

Оглянувшись, я узнал писателя-фантаста. Он сидел за крайним столиком и был единственным в кафе, перед кем на столе стояли четыре кружки пива. И единственным, кто курил, в противовес всем присутствующим в кафе, показывая, как количеством пива, так и сигаретами, что ведёт активный нездоровый образ жизни. С таким человеком пиво пить можно. Настоящую интеллигенцию издалека видно.

– Добрый день, Валентин Сергеевич, – поздоровался я, подходя.

– Не уверен… – вздохнул писатель и поморщился. – Присаживайтесь, угощайтесь.

Он был рад встрече, но в то же время в глазах читалась некая настороженность.

Я сел в пластиковое кресло и потянулся к кружке пива.

– Как жизнь? – поинтересовался Валентин Сергеевич, пытливо вглядываясь в моё лицо. Ему явно что-то было нужно от меня, но я не стал ломать над этим голову. Хотелось пива.

– А… – отмахнулся рукой. – Что жизнь? Проходит…

Залпом опорожнил кружку, выдохнул, замотал головой.

– Что так? – вновь спросил он, не сводя с меня пристального взгляда.

– Не помогает… – пожаловался я.

– Берите вторую.

Я взял вторую кружку, но всю осилить не смог, только половину. Перевёл дух, полез в карман, достал деньги.

– Восполним убыток, – сказал, оглядываясь в поисках официанта.

– Так вы ничего не знаете… – протянул писатель.

– Что – не знаю?

Я продолжал оглядываться. Ни бармена за стойкой блистающего хромом и пластиком фирменного киоска, ни какого-то другого обслуживающего персонала нигде не было.