День пришельца (сборник)

Я посторонился, пропуская Лию в калитку, прошёл следом.

– Сергий свет Владимирович, покажите гостье, где руки помыть, – попросила Кузьминична, суетясь у стола.

Я провёл Лию в коттедж, показал ванную комнату и, пока она мыла руки, сбросил на ноутбук файлы своей фотосессии, а затем решил посмотреть, что у меня получилось.

Панорама Бубякина, Барбос, возводящийся комплекс аттракционов получились хорошо, а вот с кадрами птеродактиля Ксенофонта и Ля-Ля вышло нечто непотребное. Вместо трёх кадров с птеродактилем Ксенофонтом на всю ширину снимков были запечатлены трёхпалые кукиши: левый, правый и оба вместе, а на кадрах, где должна быть медлительная Ля-Ля, над забором красовалось размытое голубое пятно, как будто малайский долгопят и в самом деле оказался привидением.

Как это могло произойти, я не понимал, тем более что снимки птеродактиля я проверял на месте после съёмки, и тогда они были нормальными. Но я не очень расстроился. Стал привыкать. Очередные штучки-дрючки квазимагнитных полей Кашимского аномального треугольника.

– Сергей Владимирович! – позвала со двора Кузьминична. – Мы вас ждём, обед стынет!

– Бегу! – крикнул я в открытое окно, выключил ноутбук, по-быстрому ополоснул руки и выскочил на крыльцо.

Лия уже сидела за столом, причём снова в перчатках. Зачем тогда, спрашивается, руки мыла? Кузьминична половником наливала ей в тарелку первое, а моя тарелка стояла напротив. Я подошёл к столу, переставил тарелку и сел рядом с девушкой. Ребячество, но ничего поделать с собой не мог.

– Так вам удобнее наливать, – пояснил Кузьминичне.

Кузьминична понимающе улыбнулась, а Лия ничего не сказала, но лицо у неё стало строгим, почти отчуждённым.

– Что у нас, хозяюшка, на обед? – наигранно приподнятым тоном поинтересовался я.

– На первое – свекольник, – сообщила Кузьминична, наливая мне половником в тарелку.

Я глянул на свекольник и тут же отвёл взгляд. Цвет у свекольника в деревне Бубякино был интенсивно синий, и по поверхности плавали кусочки мелко нарезанного оранжевого огурца. Спасибо, не алюминиевого. Кузьминична, не скупясь, добавила в тарелку ложку сметаны, к счастью, обычного белого цвета, и я поскорее перемешал свекольник, чтобы забелить весьма неаппетитную цветовую гамму.

– На второе будет рагу, – продолжила Кузьминична, усаживаясь напротив. – Ещё пироги с грибами, клюквенный морс. Уж не обессудьте за скудость, Сергей Владимирович, чем богаты…

– Что вы, право, Кузьминична, – возразил я. – Какая скудость? Очень даже хороший стол.

Я осторожно попробовал неудобоваримый с виду свекольник и чуть язык не проглотил. Умеет моя хозяйка готовить… Что есть, то есть.

– А вкусно как! – похвалил я. – Удивляюсь вам, Кузьминична, как вы, при таких кулинарных способностях, и одна?

– Опять за своё? – насупилась Кузьминична. Она посмотрела на меня, на Лию, снова на меня и неожиданно лукаво улыбнулась: – Вот ежели бы сбросить годков так шестьсот-семьсот, то вас, Сергий свет Владимирович, непременно бы захомутала!

Я поперхнулся. Шутит она насчёт шестисот-семисот лет или?..

Лия тихонько рассмеялась.

– Что вы прибедняетесь, Кузьминична? – сказала она. – Вы и сейчас женщина в самом соку. Попробуйте, а вдруг клюнет? – Лия покосилась на меня. – Известная истина: путь к сердцу мужчины лежит через желудок.

Кузьминична покачала головой, улыбнулась:

– Что вы, Лиечка, неужто я буду его у вас отбивать? Вы такая пара…

В этот раз поперхнулась Лия и не нашлась, что ответить. Я посмотрел на неё и увидел, как она снова покраснела.

– И когда только вы успеваете готовить? – перевёл я разговор на другую тему и потянулся за пирогами. – Вроде бы с утра вас дома не было…

– Стряпать дело нехитрое, – отмахнулась Кузьминична. – Да вы кушайте, кушайте! Пироги с грибами, утром в лесу насобирала.

Я отдёрнул руку и с подозрением посмотрел на Кузьминичну.

– Случайно не мухоморов?

Кузьминична рассмеялась.

– Что, Серёженька, видели, как Ксенофонт мухоморы лопает? На то он и птеродактиль. – Она пододвинула ко мне блюдо с пирогами: – Здесь белые, подосиновики и подберёзовики. Так что не берите дурного в голову, кушайте. Мухоморы у нас только Хробак собирает.

Я взял пирожок, надкусил. Пышный, только что испечённый и, как всё у Кузьминичны на столе, вкусный.

– Для Ксенофонта собирает?

– А то для кого же? Правда, и сам иногда употребляет…

Я икнул.

– И… И как?

– А что ему сделается? Он же – Хробак!

Второй раз я слышал, что Хробак – это не просто имя, но уточнять, что оно означает, не стал. Если он употребляет мухоморы, то за столом лучше не интересоваться. Мало ли что может оказаться, хотя я и не из брезгливых.

В коттедже напротив со стуком распахнулось окно, в него высунулся Василий и страдальческим голосом позвал:

– Кузьминична…

– Чего тебе, болезный? – повернулась к нему Кузьминична.

– Кузьминична, у тебя гости?

– Гости, Васёк. Сергий свет Владимирович и Лия. А тебе что?

– Раз гости, то и выпить имеется?

– Имеется, Васёк. Морс клюквенный. Хочешь?

Василий подумал.

– И всё? – упавшим голосом спросил он.

– И всё.

– Чтоб ты сгорела со своим морсом… – простонал Василий и с треском захлопнул окно.

Кузьминична отмахнулась полотенцем, расшитым красными петухами, и я не успел заметить, добавился ли на полотенце ещё один петух.

– Бедолага… – вздохнула Кузьминична. – Вроде ничего мужик, да больно слаб до спиртного. А как гости начинают к нам наезжать, так пьёт беспробудно и меры не знает.