Как накормить диктатора

Я ужаснулся. В моей голове мелькнула мысль: “Яд? Но почему? Зачем?! А может, кто-то хотел отравить Саддама, а еда досталась мне?!”

– Глоток воды!.. —

Я жив?

– Глоток воды… —

Жив… Все-таки это не яд…

Но тогда что он затеял?

Минут десять, а то и больше, я пытался запить горечь. Так я узнал о существовании соуса табаско.

Саддаму его кто-то подарил, а поскольку сам Саддам острое не любил, то решил шутки ради опробовать соус на друзьях и прислуге. Пока все мы метались по яхте и пытались запить вкус табаско водой, он сидел и смеялся.

Минут через двадцать вернулся Салим и спросил, понравилось ли мне угощение. Я страшно разозлился и выпалил: “Да если б я так мясо испортил, Саддам отвесил бы мне пинка под зад и велел вернуть за него деньги”.

Он правда иногда так делал: если ему не нравилась еда, он требовал вернуть за нее деньги. За мясо, за рис, за рыбу. Говорил: “Это никуда не годится. Плати пятьдесят динаров”.

Вот и я так сказал, но не ожидал, что Салим передаст мои слова президенту. Оказывается, Саддам поинтересовался, как отреагировал Абу Али, а Салим возьми да и брякни: “Он сказал, что приготовь он такое, президент отвесил бы ему пинка и потребовал вернуть деньги”. Это было сказано при всех гостях.

Саддам приказал меня привести.

Я испугался. Очень испугался. Я понятия не имел, как отреагирует Саддам. Его никто никогда не критиковал! Никто: ни министры, ни генералы, а уж тем более повар.

И я пошел. Я шел и злился на Салима за то, что он меня выдал, – и на себя за то, что так глупо вляпался. Саддам с друзьями сидели за столом, перед ними лежала кюфта и стояли открытые бутылки виски. Глаза у многих до сих пор были красные: видать, и им перепал табаско.

– Я слышал, тебе не понравилась моя кюфта, – серьезным тоном произнес Саддам.

Его друзья, телохранители, секретарь – все смотрели на меня.

С каждой секундой я все больше трясся от страха. Нельзя же было начать нахваливать его еду – все бы поняли, что я вру.

Я подумал о семье. Где-то теперь моя жена? Что делает? Вернулись ли дети из школы? Я не знал, чем все это кончится, но ничего хорошего не ждал.

– Тебе не нравится… – повторил Саддам.

И вдруг рассмеялся.

Он смеялся, и смеялся, и смеялся. Вслед за ним засмеялись все сидящие за столом.

А потом Саддам достал пятьдесят динаров, вручил их Салиму и сказал:

– Ты прав, Абу Али, вышло слишком остро. Возвращаю деньги за испорченное мясо. И приготовлю тебе еще одну кюфту, но уже без этого соуса. Идет?

Конечно.

И тогда он приготовил мне кюфту без табаско. На сей раз получилось очень вкусно, я же говорю: кюфту ничем не испортишь.

1

Широкие улицы: вдоль тротуаров сотни разбомбленных и не восстановленных домов, КПП на каждом втором перекрестке. Между ними снуют желтые, как канарейки, такси, потому что город твердо намерен не отставать от Нью-Йорка: каждое такси должно бить в глаза цветом спелых лимонов.

Здесь мой переводчик и гид Хасан, потратив почти два года на поиски, разыскал для меня последнего оставшегося в живых повара Саддама Хусейна. Повара зовут Абу Али. Много лет он опасался мести американцев, за то что готовил для одного из их заклятых врагов, и потому ни с кем не хотел говорить о диктаторе. Хасан уговаривал его на интервью целый год.

Наконец Абу Али согласился, но поставил условие: мы не будем гулять по городу, не будем вместе готовить, не сможем прийти к нему в гости, хотя я об этом просил. Мы просто закроемся на несколько дней в моем гостиничном номере, Абу Али расскажет мне все, что помнит, и на этом мы расстанемся.

– Он до сих пор боится, – объясняет Хасан и спешно добавляет, – но очень хочет помочь. Хороший человек.

И вот мы сидим и ждем Абу Али, а Хасан хвастается, что сопровождал журналистов из самых разных стран на самых разных фронтах самых разных иракских войн – начиная с вторжения американцев и гражданской войны и заканчивая войной с ИГИЛ (организация признана в России экстремистской и запрещена. – Прим. редд), – и за все это время ни один из них не получил ни царапины. Дабы я не стал бесславным исключением из этого списка, Хасан запрещает мне даже переходить на другую сторону улицы без сопровождения.

Я не очень ему верю: в двух шагах от моего отеля находится автомобильный салон “Ягуар”, чуть дальше – крупный торговый центр. Везде полно полиции и вооруженных до зубов охранников. Город кажется безопасным.

Но Хасан стоит на своем:

– Знаю-знаю, все дружелюбные и все тебе улыбаются. Только помни: один процент из них – плохие. Очень плохие. Для них одинокий журналист из Европы – легкая добыча. Ты никуда, и я повторяю: НИ-КУ-ДА – не ходишь без меня… Даже вдвоем мы никуда не едем без лицензированного такси.

И добавляет, что всего несколько лет назад здесь массово похищали иностранцев. Обычно их отпускали сразу после того, как нанявшая их фирма выплачивала выкуп. Но вернулись не все.

А я фрилансер. За меня даже заплатить некому.

Но природу не обманешь. Я не умею сидеть на месте, поэтому, как только Хасан уезжает к жене, я отправляюсь на вечернюю прогулку по окрестностям. Прохожу мимо нескольких мечетей, магазинов с одеждой, продавцов мазгуфа – местной разновидности карпа, которого запекают на огромных кострах. Захожу в местное кафе съесть мороженое. Болтаю с продавцом овец, которых он откармливает специально к окончанию Рамадана, священного месяца поста. Словом, веду себя так, как в любой другой стране, в любой другой поездке. А Хасан пусть не выдумывает.

Поздним вечером я возвращаюсь в отель и еще долго записываю впечатления от этой прогулки. Засыпаю далеко за полночь.

Через два часа меня будит страшный грохот. Мгновением позже раздается вой сирен. В моей гостинице отключают свет и интернет.

И только утром я узнаю, что в нескольких сотнях метров от моего отеля террорист-смертник убил более тридцати человек.

2

На следующий день Хасан опаздывает на два с лишним часа: после теракта во всем городе усилили полицейский контроль, в результате чего возникли страшные пробки. К счастью, опаздывает и Абу Али. Мы вдвоем ждем его в гостиничном фойе.

– Ужасно так жить. Никогда не знаешь, где и когда взорвется следующая бомба, – вздыхает мой проводник. – После свержения Саддама начался хаос. Многие бывшие офицеры армии и спецслужб примкнули к различным парамилитарным формированиям и в итоге оказались в ИГИЛ (организация признана в России экстремистской и запрещена. – Прим. ред.). Сегодня “Исламское государство” слабое, но всего год назад казалось, что оно вполне может угрожать даже Багдаду.

Во многие иракские города не поедешь. Я, например, хотел побывать в Тикрите, где вырос Саддам, но Хасан предупреждает: это очень опасно.

Абу Али, повар Саддама Хусейна, и автор книги

– Тебе понадобится проводник, который заплатит группировкам, контролирующим город, – объясняет он. – Но даже тогда могут возникнуть проблемы.

Нашу беседу прерывает приход Абу Али. Мы приветствуем друг друга по-иракски: поцелуем в обе щеки. Пиджак, под ним водолазка. Седые волосы, небольшой живот и потрясающе обаятельная улыбка. У меня мелькает мысль, что руки, которые я пожимаю, на протяжении многих лет кормили одного из главных диктаторов XX века. Но у нас нет времени на церемонии: Абу Али смущен, видно, что ему не по себе.

Он не хочет, чтобы кто-то увидел, как он дает интервью, или чтобы кто-то расспрашивал, кто он такой, раз с ним беседует иностранец. Поэтому мы берем большой кувшин свежевыжатого апельсинового сока, воду, пепельницу и закуски. Поднимаемся на лифте на третий этаж, в номере задергиваем шторы. Я включаю диктофон.

Абу Али:

Я родился в городе Эль-Хилла, неподалеку от развалин древнего Вавилона, но когда я немного подрос, родители перебрались в Багдад. Отец открыл здесь продуктовую лавку, а один из его братьев, Аббас, – ресторан. От нашего дома до этого ресторана было рукой подать, поэтому я заглядывал туда чуть ли не каждый день. Мне нравилось это место, и когда мне исполнилось пятнадцать или шестнадцать лет, я спросил Аббаса, не возьмет ли он меня на работу.