Святоша

А где был Батя? В Москве. Свидетельствовал на суде по делу одного из своих бывших подельников.

– Слышь, проповедник, – говорит Бур Антону, когда братки с его рта свои лапы убрали. – Для начала мы тебя отпускаем.

А иначе и не мог поступить Миша, ведь, по понятиям зоны, прессовать новичка в отряде можно только после получения зелёной от авторитетов. Но ещё больше он не мог сделать другое: отпустить «клиента» просто так, не поимев с него чего-нибудь.

– Только выполни моё условие: откажись от своей работы в прачке в пользу пилорамы, – сообразил Бур. – Мне впадлу часто в промзону лазить. Утомила она меня, шельма. Так что, малый, откажись. Всего лишь до конца недели. А хочешь – и до конца моего срока. Из сострадания к этому… к ближнему. Как Христос ваш все грехи на себя взял. Слабо?

Все ржут, как школьники в цирке, а Миша продолжает:

– Ты у нас молодой, сознательный и работящий, видать. Будешь деревяшкам свои проповеди толкать. Они тебя точняк послушают!

Блатняков от смеха зашкаливает. А наш проповедник за своё:

– Творец каждому его истинное место определяет, и не уйти от этого никому. Ибо свой крест на другого не переложишь. И уж тем более – на Христа. Он не грехи наши на себя берёт, а путь к очищению указывает. А иначе и быть не может для Спасителя…

Как только Антон после этого потока паузу сделал, чтобы дыхание взять, Бур неодобрительно сплюнул и лишь вставить успел:

– Ну, я надеюсь, ты меня понял, сын божий.

Но прежде, чем шайка Бурого отвалила, Антон начал следующий «канон»:

– Понимать и воспринимать – суть состояний разных. Истинно отцы святые учат…

Не научился наш Святоша от урока братков тому, чего от него хотели. Ох, не научился…

Опьянённые вседозволенностью

Он учился совсем другому. Поэтому при утреннем распределении работ не взял на себя пилораму. Так и остался работать в прачечной – в жилой зоне.

Осерчал Бур не на шутку. И вечером того же дня Антохины мытарства вошли в стадию кульминации. В общем, прижали его братки в бараке и к своему вожаку привели.

Некоронованный авторитет Миша Бур восседает на стуле, как на троне, в каптёрке, где укромное местечко себе оборудовал. Видон – поважнее Бати. С одной стороны ему Козыркин чифир подаёт, с другой – молодой зек из числа шнырей сигарету прикуривает. А Миша глаза хитро прищуривает. Похоже, задумал что-то:

– Что ж ты, раб божий, просьбу своего Спасителя не выполнил: на пилораму не пошёл?..

– Чё молчишь, библейское радио? – лыбится Пашка и хохмит. – Волны короткие на длинные в башке переключить не могёшь?..

Антон только было рот открыл, как Бур мигом его опережает, вдохновившись неожиданной идеей. Просто шоу захотелось:

– Ладно, малый, не оправдывайся. Давай-ка лучше с тобой в одну игру сыграем. Ты нам – свою проповедь, а мы тебе – свою. Кто кого дольше выдержит? На выступление каждой стороне – по минуте. Идёт?.. Вижу, что согласен. Тогда, так уж и быть, начинай первым.

– Первый – не тот, кто быстрее, а тот, кто выше по сути. Ибо истина – это вершина, а не очерёдность.

Антон смотрит на присутствующих и жестикулирует, продолжая:

– Всех нас тут Бог собрал, чтобы мы глубже ошибки своих прошлых деяний уразумели. По зрелости нашей и воздастся нам. Всё в Мироздании на весах тончайших измеряется ежедневно, ежечасно, ежеминутно, и…

– И вот твоя минута истекла. Стоп, машина! – командует Миша.

И добавляет, замечая за собой, что на проповеди Святоши стал реагировать ещё с большим раздражением:

– Бог собирает в другом месте. А тут вас собрал Бур. Во как! Уяснил?..

Мгновенное сомнение и… Миша принял новое решение: наказать выскочку по полной – без зелёной[2 - Одобрение действия: зелёный свет]. В общем, в тайне от авторитетов. Невозможное станет возможным, что для зоны – большая редкость…Снова жаба стала давить Бога-Бура: как же не использовать во всей красе такую лафу? Такой ништяк!.. И он ещё раз мысленно повторил три «стимула»: Батиного старшего по отряду нет, самого Бати на зоне нет, да и единственный вор в законе копыта отбросил. Да подобное бывает, может, раз в сто, двести лет…

Ощущая пьянящий вкус вседозволенности, Бур даёт своим архаровцам особый сигнал: мол, зелёный свет.

– Колян, покажи-ка, пока слегонца, нашему спасителю-батюшке, что мы могём ему ответить.

– Ага. Могём лёгкий хук, – скрипит своим басом этот здоровяк и подходит к Антону, который продолжает что-то говорить.

Пара коротких ударов на расслабоне, но явно с боксёрской техникой, отбрасывает спасителя к стене. Два братка помогают поверженному встать на ноги. А Бур, ухмыляясь, продолжает:

– Ну, вот первый тур пройден. Только, Антошка, это была разминочка. Начинаем второй – этот посложнее будет. Встать на ножки мы тебе уже не поможем. Сечёшь? А то, милок, как-то стрёмно получается: мы тебе помогаем, а ты нам –фигушки. Не по-брателовски это. Не по-божески. Верно?

– Верно то, что нами на собственном опыте испытано, – говорит Антоша, превозмогая боль от ударов в челюсть. – И любое бескорыстное дело верно, ибо на благо ближнего делается. Делами своими себе дорогу в бессмертие или к смерти мученической прокладываем. Пути Господни неисповедимы, но всегда лишь Благо несут. Но блажен не тот, кто в Бога уверовал, а кто себя его частью осознал. Ибо…

– Ибо стоп! И пошёл бы ты знаешь куда? В свою церковь на курьих ножках – кричит Бур, посмотрев на часы. – Ну и занесло ж тебя. Уже Бога, блин, на части делишь.

– Не делю, а объединяю. А единое всегда неделимо…

– Я же сказал: «стоп»! Наш ход. Пашка, заткни ему говорилку.

Козыркин тут как тут. Вокруг Антона круг делает. Затем – второй. А на третьем круге, за его спиной оказавшись, с разворота ногой так бедняге по затылку бьёт, что тот вперёд летит и у ног Бура оказывается. Братки аплодируют меткости Пашки. А Миша, явно на зрителя играя, на часы смотрит (мол, есть ещё пара-тройка секунд) и, не вставая со своего трона, бьёт лежачего ногой по голове, словно таракана давит…

И не остановить уже Бурого и его шайку. Вошли ребята в кайф…

Антон в сознание пришёл быстро. Вставать начал. Но так и не смог…

Лицо в крови. Голова гудит. Ноги тело не держат, руки дрожат. Язык не слушается. Мысли разбросаны. В глазах – туман…

– О, братцы, глядите! Христос воскрес! – глумится Бур.

– Во истину воскрес, бляха! Зуб даю, – вторит ему Пашка, крестится и на колени становится в молитвенной позе.

Блатняки ржут пуще прежнего. Уже начинают ставки делать – на сигареты: на сколько ещё туров Святоши хватит? Отрываются по полной…

Меня, зашедшего в каптёрку по делу пару минут назад, сразу напрягла вся эта веселуха на скотобойне. А Бурый третий тур объявляет. Лыбится, видя, что браток, на стрёме стоящий, знак даёт: спокуха. На жертву свою смотрит, как на котёнка беспомощного. Ногой его пинает, а тот, приподнявшись, снова падает и лежит.

– Антошка, если сдаёшься, ты ж не молчи, родной, – подражает Козыркин интонации Бура.

– А если Бог у тебя дар речи забрал, то на коленки встань, – «инструктирует» Миша. – Встань, милок! То знак будет нам, и мы из тебя сделаем знаешь кого?.. Петушка! Петушка, Антоша, петушочка нашего.

– Ну, так чё, святая морда? Дошло до твоих библейских мозгов, как себя вести надобно на киче? – добивается нужного ответа «педагог» Козыркин.

И вдруг Пашка замечает:

– Ой, и чтой-то это такое выпало у нас из карманчика? А?..