Теория относительности

«Тётя Глаша вышла из дома рано утром. Надо было переделать много дел – задать корма борову Борьке, накормить кур и уток, не забыть собрать яйца, выпустить пастись Зорьку, пятнистую корову, ждущую в хлеву. Тётя Глаша была доброй и приветливой, много работала и считалась в деревне настоящей хозяйкой. Одно только не ладилось в хозяйстве у тёти Глаши – мужика не было! А в каждом хозяйстве должен быть мужик! Не сильное будет хозяйство, если мужика в нём нет! Вроде и всё правильно делала Тётя Глаша, хорошо и вовремя, да только с виду всё правильно было…»

Влад читал листки с мелконаписанным текстом и понимал, что потихонечку начинает сходить с ума. Вместе с тётей Глашей. Сегодня ночью он не выдержал борьбы с самим собой и поддался на глупое и неотвязчивое желание, даже почти физическую потребность встать чуть ли не за час до рассвета, достать листы бумаги, захваченные с собой в деревню так, на всякий случай, как обычно берут с собой, уезжая на какое-то время в новое место, в деревню ли, на курорт ли. Берут многое другое, всякий хлам, удивляясь потом причине этого. Потребность была писать, писать что-то, какой-то текст, даже не задумываясь над смыслом написанного. Исписав листов десять, Влад, успокоившись, лёг досыпать. И сейчас, проснувшись на час позже обычного, с удивлением перечитывал галиматью, написанную его, несомненно, почерком. Листы бумаги формата А4 лежали на столе, вместе с ручкой, почерк был его…

Экспертизы почерковедческой проводить не надо было, здесь сомнений быть не могло. Так, как писал Влад, не писал никто ни из старых друзей-однокурсников, ни из новых знакомых коллег. Смесь неряшливых букв, закорючек и символов, которые покрывали лист слева направо равномерным слоем, даже за почерк принять можно было с натяжкой! Ни к стенографии это не имело никакого отношения, ни к тексту. Зато, на спор, Влад мог практически дословно в течение полутора часов записывать, как магнитофон, речь лектора, не коверкая, не интерпретируя и фальсифицируя её. Правда и разобрать эти записи впоследствии мог только он сам! Чтобы доказать, что спор он выиграл, Владу приходилось уже по-человечески переписывать, расшифровывать текст. Свой текст переделывать в общечеловеческий. Сейчас записи на листах как раз и были выполнены тем, только ему знакомым почерком. Ещё со студенческой скамьи им самими и выработанным. Однокурсники даже конспекты его для подготовки к зачётам и экзаменам никогда не просили – смысла никакого не было, не могли разобрать практически ничего. Хотя диплом с отличием, полученный Владом по окончании института, вроде бы и давал ответы, что качество конспектируемых лекций должно было быть высоким. Ответы-то ответами, но почерк… Если бы Влад сам бы всего этого не понимал, произошедшее пару часов назад показалось бы ему чьей-то глупой шуткой или умным розыгрышем, лучше сказать. То, что это писал он лично, было бесспорно. Но Влад думал, что это был сон! С какой бы стати он подскакивал ночью, задолго до рассвета, чтобы написать что-то несуразное… Про тётю Глашу? «Тётя Глаша вышла из дома…» Шизофрения? Начало или уже заматеревшая стадия болезни, неизлечимая форма? Влад убрал исписанные листы в стол и стал одеваться. Дел было много… Он застыл на мгновенье и чуть не чертыхнулся – прямо, как у тёти Глаши! Неужели у всех в деревне дел было много? Но он же сюда вроде отдохнуть приехал, сбежав практически спонтанно из сумасшедшей, жаркой до невозможности, Москвы, чтобы хоть недельку отдышаться, а заодно и отоспаться, напиться парного молока, покупаться и половить рыбу! Дел много… Да уж, много! Как у…

Влад тоскливо посмотрел на ящик стола, где спрятал то, что написал ни с того, ни с сего ночью. Надо было выкинуть это из головы, не дай Бог, кто-нибудь когда-нибудь прознает про сей скорбный факт психической ущербности Влада, навеянного, без сомнения, резким переходом к размеренной и экологически чистой деревенской жизни…

Деревеньку с затрапезным названием Изотово Влад приметил ещё несколько лет назад, мотаясь по делам фирмы по всему Подмосковью. Изотово представляло собой очень даже далёкое Подмосковье, даже, скорее всего, Подмосковье не представляло. Влад в то время продвигал проект Белорусской говядины по предприятиям быстрого и не очень быстрого питания где-то поближе от Москвы, где и люди попривычнее к такому питанию были, и транспортные расходы отпечаток на цены в конечном счёте не накладывали. Попал он в Изотово по запарке, просто перепутав дороги, поленившись лишний раз заглянуть в Атлас автомобильных дорог. Дело было под утро, ночь Влад частенько использовал для передвижения, успевая поспать пару часов уже на месте, поработать, подоговариваться с начальством, даже заключить договор – другой, если повезёт, и – дальше, к следующему городу, населённому пункту, предприятию общепита, к очередному директору. Иногда он проезжал за ночь 50 километров, иногда ? 400. Круги вокруг Москвы всё увеличивались и расширялись, в ту пору каждый новый договор был весьма интересен в плане денежной компенсации за бессонные ночи и ночную рулёжку.

Уже отъехав приличное расстояние после последнего поворота, съехав с трассы, обманутый вполне сносным асфальтом, ставшим через 20 километров не совсем сносным и вообще закончившимся через такое же количество километров, Влад даже не стал лезть в старый испытанный Атлас автомобильных дорог советских времён, где хоть и не было кое-чего, зато остальное было вымерено и выверено многими поколениями автомобилистов, заставляя его принять. Атлас уже был не нужен, и без него стало ясно, что Влад заблудился. И ехать дальше сейчас, в серое предрассветное время, когда небо сливалось с землёй и звёзды терялись вверху, было опасно и глупо. Влад свернул с широкой полосы, изображавшей дорогу, подальше на обочину и приткнулся к беленькому столбику, почти ткнув его бампером. Всё равно надо было поспать эти дежурные 2—3 часа, а теперь и для того, чтобы вернуться на запланированный раньше маршрут, нужно было время.

Заглушив двигатель, Влад откинул спинку сиденья и мгновенно уснул. Возможно, через эти самые 2—3 часа именно тишина его и разбудила. За неделю рысканья по общепитовским точкам, успев проехать пару тысяч километров точно, Влад привык просыпаться под грохот проезжающих мимо длинномеров, под рёв двигателей, изрыгающих вонючий воздух, пропитанный серой и углекислым газом. Сейчас было подозрительно тихо и пахло свежим кислородом. Кислород, оказывается, имел собственный запах кислорода, странный и пьянящий, не похожий на запах любого из цветов, не похожий ни на что! Кислород и тишина…

Влад вылез из машины и потянулся, одновременно оглядываясь. Бампер машины оставался в миллиметрах от столбика – указателя, вверху которого и была белая прямоугольная полоска, по краям обрамлённая чёрной чертой, с названием населённого пункта – «Изотово 1,5 км». Деревня с названием «Изотово». Полтора километра. Куда шла главная дорога, Влада уже не интересовало, если он уже приехал в Изотово. Решительно сев за руль, он свернул в сторону и, проехав эти полтора километра, оказался в таком месте…

Тогда Влад, пробыв в Изотово целый день, перезнакомился со всеми её немногочисленными обитателями, не ведавшими ни сном ни духом о бигмагах, гамбургерах и чизбургерах, пасущих свой собственный, не Белорусский скот и даже сыр делающих свой собственный, а не Голландский или Пармезанский. Переночевав на сеновале, как и положено летом в деревне, хоть хозяева и уговаривали не выпендриваться и остаться в доме, безуспешно попытавшись заплатить им за приют и ужин из молока и картошки со своим, выпеченным в печи, хлебом, Влад понял, что теперь он и эта деревня породнились. С той самой поры и стал Влад наведываться в Изотово время от времени, сокращая эти перерывы в визитах. И летом приезжал, и зимой. И уже даже не всегда, проезжая где-нибудь близко, по делам командировочным, а вот так, как сейчас, убежав от всех и от себя в том числе. Обычно заезжал он в Изотово на день-другой, но изредка, если удавалось, оставался и на неделю. Сегодня с утра был как раз четвёртый день этого побега. Офисный народ ждал его возвращения из Новосибирска, но до этого скорбного момента можно было спокойно ловить рыбу, нарубить дров деду Мити, поправить заборчик бабке Пелагее, упиться парным молоком от коровы Зины, сравнивая его с молоком от коровы Рябушки, даже помочь тёте Лене убить петуха, чтобы угоститься потом настоящим куриным бульончиком…

Оставалось ещё три дня до конца командировки в Сибирь, придуманной самим Владом и волна энергии, захлёстывающая его всегда по приезду в Изотово, затопила все чакры, делая всё тело невесомым, с сумасшедшими мыслями. Ночной нервный срыв Влад всерьёз не воспринял, но исписанные мелким почерком листы почему-то не выбросил и не сжёг, а прихватил с собой, когда настало время возвращаться домой, из Новосибирска. Лето проходило и работать приходилось всё активнее. Народ к сентябрю повозвращался из отпусков, с морей и курортов, посыпались заказы, предложения и проекты. Влад теперь и времени не находил даже предполагать – планировать, а не то, чтобы отправиться в Изотово хоть на денёк. Казалось, что в ближайшие 2—3 месяца выехать туда и не удастся, жалко было хоть толику бизнеса терять, Москва была зубастая и пустоты не терпела! Фирм, готовых занять освободившееся место Влада, было хоть отбавляй! Так казалось. Но уже через пару недель Влад понял, что если он не предпримет что-то экстренное и неординарное, получит реальный шанс сойти с ума. Или же получит подтверждение психиатра о наличии у него обычной городской болезни – шизофрении! Может, москвичи все, без исключения, слышат голоса, но тщательно это скрывают?

– Влад, ты что в последнее время такой дёрганный стал? – Отвёл друга в сторону Николай, когда его, по сути, штатный начальник ни с того, ни с сего накричал на бухгалтершу, просто физически не успевшую вчера заехать в банк, выполнявшая какое-то не очень и спешное поручение, – Случилось что?

– Да нет, всё так же! Скучно, может, осень…

– И листва пожухла… Ты, случайно, стихи не пишешь?

– Что? – Поднял глаза на друга Влад, только теперь начав прислушиваться к разговору.

– Да… ? Понял правильно заминку и вопрос коллега. – Осень… Меланхолия?

– Слушай, Коля, тебе что, делать нечего? Решил меня достать?

– Тише, тише, я же так, просто… Слушай, а что-то всё-таки случилось! Я в таком состоянии… Взвинченном, что ли, даже не помню, чтобы тебя видел! Влюбился? Да нет, те не такие. Не так себя ведут. Те радуются жизни! И людям. А ты на всех бросаешься! Колись, что случилось?

Влад беспомощно посмотрел на друга. У него в дипломате, с которым Влад не расставался практически никогда, сегодня лежал очередной «шедевр», написанный ночью. «Шедевр» литературы, надиктованный кем-то монотонным голосом и дословно, как он умел это делать, записанный Владом, с использованием своих закорючек и символов. 8 листов формата А4, покрытые этими закорючками с двух сторон, как орнаментом, мелкими, ровными строчками, сегодня выбили Влада из колеи окончательно. Приступ деревенской шизофрении неожиданно повторился, когда уже думалось, что тот сбой нервной системы был вызван только дикой жарой и усталостью.

– Говори! – Увидел глаза Влада Николай.

– Мне к психиатру надо! – Неожиданно не только для Николая, но и для себя признался Влад. – Я по ночам слышу чей-то голос, он быстро говорит, я знаю, что он хочет. Он хочет, чтобы я это всё, то, что он говорит, записал. Вроде рассказа, романа… Не знаю! Отрывки какого-то текста. По содержанию – полная хрень, детский сад! Вроде… Ну, как в школе сочинения пишут, ты можешь себе это представить? И я пишу, пишу, пока он не перестанет диктовать. Потом только, когда он перестанет диктовать, спать можно дальше. Как во сне! Просыпаюсь, почти не помню ничего, а листики исписанные рядом лежат!

Николай молча и внимательно смотрел на Влада. Не перебивая, но начисто не веря.

– Пошли! – Теперь уже Влад не скрывался.

Зайдя в свой кабинет, он достал из дипломата листочки.

– На, смотри, сегодня написал.

Николай работал с Владом уже несколько лет в одной фирме, Владом же и организованной, был не столько коллегой и хорошим сотрудником, сколько близким товарищем. И повелось это сотрудничество – товарищество не с работы, а с того самого института, где на лекциях и совершенствовал Влад свои умения писать быстро и непонятно. Коля тоже конспекты его пытался читать, но безуспешно.

– Да… ? Бегло пробежав листочки глазами, Николай вернул их Владу. – Ночью, говоришь?

То, что первая запись была сделана в командировке, в Сибири почти, Влад признаваться не стал. Не во всём же, совсем уж, признаваться?!

– А я об этом читал недавно…? Вдруг заявил Николай. – Автоматическое письмо это называется. Только немного не так там было, вроде бы… Там вдова поэта какого-то, имя и фамилию уж точно не вспомню, после его смерти, тоже ночью, сразу штук 30 стихотворений записала. Сразу все! Потом эксперты, ну литературоведы, не знаю, как их там, определили, что это именно его стихи, того, мужа и поэта покойного. Его стиль, манера, метафоры. Короче, стихи его, но написаны после его смерти! Может и с тобой что-то похожее произошло…

– Коля! Иди уже… У меня, слава Богу, нет родственников умерших из поэтов и писателей! Да и это, что написано, к литературе как-то малое отношение имеет! Спасибо…

Коля, пожав плечами вышел, не посоветовав, однако, обратиться к врачу. Даже гримасу весёлую скорчил, выходя, что совсем уж означало, что происшедшее с Владом он лично считает пустяком. Зазвонил телефон и Влад, бросив листочки обратно в дипломат, поднял трубку. Этого звоночка он давно уже дожидался, клиент зрел медленно, но был очень важен и нужен – готовилась крупная сделка. Всё прочее как-то отошло на задний план, клиента надо было дожимать, заинтересовывать, настойчиво уговаривать. А на следующее утро, невыспавшийся и злой, Влад опять держал в руках листки с рассказом о каком-то идиоте учёном, что-то пытающемся изобрести, исследовать новыми способами и прославиться. Рассказ был фактически нелепым, тот, кто его придумал, понятия не имел о предмете повествования. Кое-как просидев в офисе до обеда, будто отбывая каторжный срок, грубя всем подряд и коллегам, и клиентам по телефону, Влад, дождавшись у дверей библиотеки конца обеденного перерыва, шагнул в читальный зал. Необходимо было кое-что выяснить.

– Мне нужна литература, имеющая отношение к потустороннему миру. К понятию «автоматическое письмо».

Короткий и чёткий заказ женщине средних лет профессорской внешности, принимая во внимание строгое чёрное платье и очки в золотой оправе, понравился.

– Пожалуйста, присядьте!

Она кивнула в сторону столиков с лампами под зелёными абажурами.

– Кажется, я смогу Вам помочь, совсем недавно я такую подборку делала. Дайте мне буквально 5 минут, просмотреть картотеку.

Влад отошёл к указанным столикам, облокотился о спинку стула. Значит, кто-то подобную литературу читает, значит, происходящее с ним – не единичный случай! Или совпадение просто…

– Молодой человек! – Негромкий, но сильный голос не дал домыслить, да и материала для этого домысливания не хватало. – Вот, этого Вам должно пока хватить!

Стопка журналов, брошюр и книжечек была внушительной, женщина справилась с заданием очень быстро.

– Спасибо!

– Если что конкретно захотите узнать, то пожалуйста, задавайте вопросы! – Любезно отозвалась профессорша, склонившись над ящичками с картотекой книг, подготавливать следующий заказ.

Утащив увесистую стопку на выделенный столик, Влад поудобнее уселся и открыл первую книжицу, вытащив почему-то её из середины. Автоматическое письмо…

Через 2 часа Влад был в курсе всей проблемы, вернее вопроса. Теперь он сам мог бы прочитать чуть ли не лекцию в каком-нибудь обществе любителей паранормальный явлений об этом письме, с примерами и иллюстрациями. Но что ему самому теперь со всем этим делать, так и не понял. Достав из обязательного дипломата ночные записи, он углубился в свои закорючки и символы, бегло перечитывая рассказ об учёном ? идиоте. Оказывается учёный работал в институте ядерной физики! В Новосибирском Академгородке! Влад усмехнулся, вчитываясь, легко разбирая свои значки. На огромном современном синхрофазотроне! Влад ещё раз прочитал строчку – то, что он не ошибся, записывая слова под диктовку, было понятно. Это уже автоматизм – писать всё дословно. И так, как говорят. Именно так!

– Синхрофазотрон… ? Молча и досадливо прикинул Влад, морщась. – Идиот полный…

– Что Вы сказали? – Мужчина за соседним столиком, рассматривая что-то в газетных сшивах, поднял голову.

Влад мог бы поклясться, что не проронил в ватной тиши зала ни слова, потревожив покой остальных читателей, обозвал учёного… Нет, писателя, мысленно! Не разжимая губ!

– Синхрофазотрон. Ускоритель элементарных частиц…

– А…

Мужчина понятливо улыбнулся и снова опустил голову, удостоверившись, что обращался Влад не к нему. Через секунду Влад стоял у его столика.

– Вы меня слышали? Извините…

– А… Вот как! – Теперь и мужчина всё понял. – Да. Я думал Вы ко мне обратились!