– Да, конечно, так будет даже проще, – понимая, что не совсем профессионально общаться со своими клиентами по имени, но раз предложил, не вежливо отказываться.
– Вот и чудно, дайте мне пару минут, и мы продолжим, – покинув меня, он отправился к рядовым и вступил с ними в разговор.
Появившееся время, потратил на анализ приговора, вынесенный заключённому. Освободившись от харизмы Нейла, окутавшая меня в момент его монолога, ко мне вернулся здравый рассудок, требующий ответов. И дождавшись возвращения, задал вопрос:
– Будь добр, можешь прояснить несколько моментов?
– Слушаю, Майкл, только давай быстрее, уже пора начинать презентацию, – с лёгкой улыбкой, сказал он.
– У меня вопрос по «Объективному» суду, что это значит? И почему человека казнят за отсутствие внимание со стороны, это как понимать? – улыбка Клифа превратилась в открытый смех.
– Насчёт «Объективного» суда, расскажу позже, времени у нас предостаточно, а вот про смертную казнь, таковы правила штата, – он добродушно посмеялся, похлопал меня по плечу и пошёл к возвышенности, скрывавшаяся за чёрной тканью, – пора начинать представление!
Нейл подошёл к ней и схватился за ткань:
– Ну что, Майкл Трэй, представляю вам моё изобретение – «Очиститель»! –быстрым движением руки он скинул её и бросил к моим ногам.
Моё внимание не сразу сконцентрировалось на машине, первым делом я посмотрел на часы, пробившие 22.00.
Глава 3
Надо ложиться спать, а у меня не получалось вымолвить хотя бы слово, о своей предстоящей командировке. Бросив мимолетный взгляд на часы, показывающие 22.00, решимость крепла, больше тянуть нельзя.
29 июня 1998 год, штат Праум
Мы с Розой лежали в спальне, и она полностью погружена в книгу, написанная Алексом Кроссом. Книга о психологии, не внушающая доверие. Мне, как человеку науки, с трудом верилось в то, что писали в ней. Для меня психология – это что-то несерьёзное, то, без чего можно обойтись, но жена считает иначе. Для неё, любую ссору можно решить несколькими абзацами данной макулатуры, но практика показывает совершенно другие результаты.
Уже полчаса смотрю в потолок под звуки шуршания листов. Последние полтора месяца наша совместная жизнь была накалена. Не прошло ни дня, чтобы я не извинялся за свой проступок. Но она отказывалась меня слушать. Все наши разговоры заканчивались истериками, обидами, слезами. И вот, когда маленький лучик света пробился через темную тучу скандалов, меня вызывают на презентацию.
Сообщили мне об этом три дня назад. Тюрьма в штате Блез купила несколько моих машин и мне, как лицу компании, нужно их представить. Практически все командировки связаны с презентацией того или иного орудия. Моя задача в ярких красках рассказать о своём творении: о там как оно функционирует, его достоинства, как нужно обслуживать машину. Да, звучит нелепо, «достоинства орудия для казни», но они, действительно, есть. Некоторые машины очень шумные, другим для работы необходимо подводить дополнительные трубы, для закачки и отсоса жидкостей. Ещё у нескольких моих машин особая конструкция, что после её использования, ближайшие три метра от орудия залиты кровью. Звучит ужасно, но моя работа такова, что из смерти человека, я делаю шоу.
Работа – золотая жила, позволившая нам подняться к вершине. Скрывать её бессмысленно, пришло время поговорить:
– Роза, – на грани шёпота, позвал жену.
Полное погружение в чтиво демонстрировали: целеустремлённый взгляд и зрачки, двигающиеся слева направо с невообразимой скоростью. Лишь лёгкий кивок, дал понять, что меня слушают:
– Мне нужно уехать через неделю, – не отрывая взгляд от её, произнёс я.
Своими телодвижениями, Роза, никак не дала понять свой настрой, она продолжала делать вид, что читает. Ни движение головой, ни рукой, ни ёрзание по кровати в поисках нахождения удобной позы. На мгновения подумал, что меня не услышали, но её выдали зрачки, переставшие двигаться. Обдумывая полученную информацию, она замерла.
В комнате образовалась полная тишина, довившая на меня тяжелым грузом. Спустя несколько секунд невыносимого безмолвия, она закрыла книгу, положив в неё закладку, и горько вздохнула:
– Мы с тобой прекрасно знали, что этот момент наступит, – повернув голову ко мне, говорила Роза, – знаю, это твоя работа, но мне нужно знать одно.
Её голос был размеренный и спокойный, если бы я сообщил эту новость полмесяца назад, скандала не избежать. Красивые карие глаза не выражали эмоции, но мне известно, разговор будет тяжёлым.
– Спрашивай…
– Мне с Ингой стоит ждать такого же возвращения, как и в прошлый раз? – щурив глаза, её тембр голоса всё так же оставался спокойным. – С каким настроением ты придёшь в следующий раз?
Старался сдерживаться как мог, повторения одного и того же, только теперь под другим ракурсом. За последние время устал от этих разговоров. У меня не было сил изо дня в день это слушать. И вот мы повторяем пройденный материал, заезженный до дыр.
– Нет, такого больше не повторится. Прошу, дорогая, давай не будем больше это обсуждать, мне ужасно стыдно за свои действия, и хочу о них поскорее забыть.
Роза отлично отыгрывает невозмутимость, но на долго ли? Детская травма оставила её глубокий шрам, не дающий нормально жить и по сей день. И этот разговор воспаляет его, принося невыносимые страдания.
– Майкл, скажу тебе честно, об этой ситуации пытаюсь забыть с самого первого дня, – её голос теряет уверенность и монотонность, а глаза краснеют, – но на протяжении этого времени каждый день, у меня в голове, всплывает твой разъярённый силуэт и …, и… – у неё проступили слёзы, – и он мне напоминает отца. Он регулярно приходил после работы, и был так же зол, как и ты в тот раз… искал повод, чтобы устроить скандал матери. И практически всегда у него это получалось, мне пришлось всё своё детство жить в страхе. Бывало, и я попадала под горячую руку. И ты, Майкл, это прекрасно знал!
От монотонного тона не осталось и следа. Старая рана напомнила о себе острой болью, которую невозможно игнорировать.
–Ты клялся в нашем парке, что у нас будет иная жизнь! – с каждым новым словом её тон усиливался многократно и перешел в истеричный крик. – Что было в это проклятой сумке?! Из-за чего ты так взбесился?
– Роза, ты можешь успокоиться? – не могу слушать эти крики, нужно перевести разговор в спокойное русло. – Сейчас в соседней комнате спит наша дочь. Зачем будить её? Мы с тобой можем всё спокойно обсудить, не затрагивая Ингу.
– Ладно, давай поговорим спокойно, если именно в этот вечер тебя стало интересовать состояние Инги, – она сделала вид, что успокоилась. Мысли о дочке – это обезволивающие, притупляющие приступ, – потому что в тот день ты не сильно о ней заботился.
Все дороги ведут в Рим, а у нас они ведут в тот злополучный день. Роза любой разговор переводила в конфликт. Знаю, что у неё было тяжелое детство, отец подарил постоянный страх семенных ссор. За всю нашу семенную жизнь никогда об этом не забывал и всегда сдерживал клятву, которую дал. Только от одной мысли начинает трясти, что её не сдержал. Но я стара….
– Майкл, за этот промежуток времени задавала тебе массу вопросов и хотела услышать хотя бы один ответ. Ты всегда уходил от них и это меня ещё больше огорчало. Мне понятно, что ты не расскажешь причину своего состояния. Не в твоих правилах отрицательно отзываться о работе.
– Роза, хочу рассказать, но…
–Майкл! Дай мне, пожалуйста, договорить! Мне уже всё равно, что вызвало в тебе такое поведение, меня интересует только твоя выходка с Ингой. Если ты и на это не дашь ответа, я сильно разочаруюсь.
Меня загнали в угол, не могу сказать истиной причины; не могу сказать, что находилось в сумке; и почему Инге нельзя было это достать, придётся снова лгать:
– Не было ничего в ней. Поднял сумку, чтобы застегнуть и не заметил, что дочка держит её. Прошу, поверь мне.
– А раздражение, чем было вызвано? Я же права, работай?
– Да, ты права. Не хотелось посвящать тебя в это.
– Посмотри на себя со стороны, ты приезжаешь сам не свой, – голос жены зазвучал мягче, – пожалей себя, эти поездки съедают тебя изнутри.
– Согласен, мне действительно, последнее время тошно за этим наблюдать. Проще конструировать, чем перерезать ленточку, запачканной кровью.
– Ну так что, отдаёшь свои полномочия? – в глазах Розы промелькнула надежда.
– Да, заканчивается год и больше никаких выездов по работе, даю слово Трэя.
– Спасибо… – поблагодарила с облегчением в голосе.
– Папа больше никуда не уедет? – сонным голосом спросила Инга, находясь в дверном проёме.
Дочка стояла в своей пижаме, с рисунком млечного пути. В руках держала любимую игрушку – плюшевого бурундука. С последнего момента как я его подарил, он изрядно потрепался: торчащие нитки в разные стороны, еле державшийся хвост и краски стали больно бледные. Обещаю со следующей командировки обязательно куплю ей нового.
– Сладкая, что случилось, почему не спишь, – спросила Роза, – мама с папой громко разговаривали?