Слушатель ВМедА. Пятый-шестой курс

Судебно медицинская экспертиза

Владимир Озерянин (http://www.proza.ru/avtor/vladius)

см. ФОТО: Один из классов, где мы занимались на кафедре СМЭ.

Судебная медицина – особый раздел медицины, который занимается применением медицинских и других знаний из области естественных наук для нужд органов правопорядка и юстиции. Судебная медицина представляет собой специальную медицинскую науку, систему научных знаний о закономерностях возникновения, способах выявления, методах исследования и оценки медицинских фактов, служащих источником доказательств при проведении расследования, предусмотренного законом.

Например, проведение судебно-медицинских экспертиз помогает не только определить причину внезапной смерти или найти преступника, но и установить отцовство, степень родства, а также подробно исследовать любые биологические следы.

Судебная медицина – это отрасль медицины, представляющая собой систему научных знаний, методик исследования и экспертной оценки фактов (объектов, процессов, явлений), на основе которой решаются вопросы медико-биологического характера, возникающие в деятельности работников правоохранительных органов в процессе судопроизводства, и некоторые конкретные задачи практического здравоохранения.

В СМЭ, выделяются еще ряд разделов: травматология, гистология, психиатрия, криминалистика, токсикология, цитология, генетика и другие.

Курс относительно короткий. Кафедра находилась тоже в сорок девятом военном городке. Нужно было добираться на метро. Начальник кафедры в период нашего обучения, был профессор, полковник В.Л.Попов. Еще довольно молодой, стройный, крепко сбитый, брюнет без единого седого волоса. И как многие начальники кафедр, искренне считавший видимо, свою кафедру главной, в изучении медицины.

Да, для любого врача, и военного в том числе, судебно медицинская экспертиза, действительно нужна. Но она, как вы сами понимаете, нужна при случае. А случаи происходят на удивление, регулярно. Особенно я это отмечаю, при службе в таких войсках, в которых мне предстояло служить, это десантные. Здесь военнослужащие периодически разбиваются, при контакте с землей. Правда чаще травмируются.

Здесь нам пришлось вплотную столкнуться снова с трупами, свежими. В том смысле что не как на анатомии, или оперативной хирургии, консервированными. А с телами людей, умершими по большей частью смертью не естественной. И умершими в сроки различной давности. Соответственно и состояние трупов по степени разложения, было самое разное.

Прозекторская размещалась на первом этаже. Материал поступал сюда как и в любую клинику академии с завидной регулярностью.

Конвеер смерти как и жизни, не останавливается ни на секунду. Коридор всегда был заставлен свежими гробами, разного достоинства. В ожидании своей начинки. Первый труп, при вскрытии которого нашей подгруппе пришлось присутствовать, было тело мужчины пятидесятилетнего мужчины.

И хоть на улице уже было по питерским понятиям, достаточно тепло, труп поступил в морг, одетый во все зимнее, начиная с добротной дубленки. Мы помогали санитарам снимать с него одежду. Живот был вздут, как огромный пузырь. Потому что мужчина умер по непонятным пока причинам, придя с работы, домой возле батареи. А так как он жил одиноким, а перед этим взял двухнедельный отпуск, то его хватились только на шестнадцатый день после смерти. Вот и «грелся» он под батареей, раздувался.

Мы, подгруппа, стоим тесным кольцом вокруг патанатома. Первым делом он втыкает длинный скальпель, в области пупка. Фонтан содержимого брюшной полости, в прямом смысле слова, бьет в высокий потолок. Зловонный запах мгновенно заполняет весь, достаточно большой, зал. Мы, зажимая носы и рты, кидаемся кто куда. Кто в двери, а некоторые в окно. Благо, широкие окна были приоткрыты, а до земли всего полметра.

Прозектор вместе с нашим преподавателем ухмыляются, видно даже через маски.

– Вы куда? Ребята! А ну назад! Мы пошире открываем окна, и нехотя возвращаемся в провонявшееся помещение.

– Нет, так дело не пойдет. Говорит штатный патолого анатом. – Вы будущие врачи или кто? Если вы будете так реагировать на каждый труп, то с вас ничего толкового не получится. А ведь вы еще не знаете что такое запах трупа пролежавшего например, месяц-два в канализации, или на полях ассенизации.

Нам конечно слегка стыдно. Но прозектор нам не указ. Мы от него не зависим. Да и кто сказал, что хоть один в нашей подгруппе, собирается выбрать эту работу, делом своей жизни.

Поэтому дыша через раз, в пол вдоха, пряча выражение лиц под масками, помалкиваем. При вскрытии сердца, подтверждается предполагаемый диагноз: « обширный инфаркт миокарда».

Много было еще всяких и разных трупов. Обожженных и обмороженных, умерших от ножевых и огнестрельных ранений. Молодых и пожилых, мужчин и женщин.

На сдаче экзамена, кто хотел получить пять баллов, главное было не попасть к начальнику кафедры. Профессор, полковник Попов искренне считал, что на пять баллов, судебную медицину знает только он сам. Поэтому когда наш самоуверенный, претендент на золотую медаль, и реально ее достойный, Александр Дулаев, получил у него четыре балла, весь курс ахнул. А ведь у Саши была возможность пойти сдавать к любому другому преподавателю, но нет, он сам решил идти к «заслуживающему» по его осетинским понятиям, оппоненту.

Месяц, начальник курса, с подключенным к этому делу начальником академии, выкручивали руки полковнику. Дулаев трижды законспектировал весь курс СМЭ. Выучил учебник наизусть. И только после этого, «противный», зануда сдался. Отличник, спортсмен, гордость курса по всем показателям, получил свое золото при выпуске, по заслугам.

Мы тоже скромно урвали свои «хорошо». И тут же забыли дорогу в эту сторону

Факультетская терапия

Владимир Озерянин (http://www.proza.ru/avtor/vladius)

см. ФОТО: Лейб-медик царской семьи С.П.Боткин. Он первым описал «желтуху». Его сын был как семейный доктор, расстрелян вместе с царской семьей. Памятник установлен напротив входа в клинику факультетской терапии. Кстати построен на деньги слушателей академии, до революции.

В аудиторию на лекцию, ассистент приводит больного. Профессор, стоя у трибуны, комментирует.

– Внимание, товарищи слушатели. Прекратите шум в аудитории, спящие на верхних рядах, проснитесь. Все замерли. Прошу полной тишины.

Аудитория пошумела и затихла. Все стали напряженно прислушиваться. В дверях стоял высотой около двух метров, широкоплечий мужчина. От него доносился какой- то монотонный стук, похожий на стук согнутого пальца по столу.

– Все слышите? – задает вопрос лектор.

– Да, – хором, приглушенно отвечает аудитория.

– Так вот, вы все слышите как работает сердце у нашего пациента. Это мы поставили ему искусственный клапан. Наш, отечественный клапан. Он похож на шарик от пинг-понга. И имеет существенный недостаток, потому что создает вот этот дополнительный шум, но зато мы спасли жизнь человеку. И какому человеку! Сейчас он кратко расскажет вам свою биографию. Так, Петр Семенович? – обращается профессор к пациенту.

– Да, да, конечно, как договаривались, – соглашается пожилой, скорее похожий на раму от велосипеда, чем на великана, мужчина.

– Сейчас я сильно ослаб, – начинает рассказывать прооперированный, но когда – то я, действительно, был большой и сильный. Сейчас практически, остался только скелет, обтянутый дубленой кожей. До войны я работал грузчиком в Одесском морском порту. С началом войны был призван, как и большинство моих друзей и сверстников. В бою был контужен и попал в плен. Три года находился в концентрационном лагере Бухенвальд. С трудом выжил. Был таким же худым, как и сейчас, но дожил до освобождения. После войны потихоньку оклемался и вернулся на прежнюю работу.

Но тут меня сразила другая война. Причастился к употреблению алкоголя, а выпить мог много. Иногда на спор, до двух литров водки, не закусывая.

– И вот результат, – прерывает его профессор. Клапаны сердца были поражены. Постепенно дошло до того, что только замена их на искусственные, могла спасти нашему гиганту жизнь.

– Спасибо вам, Петр Семенович. Не будем вас больше утруждать. Идите в палату, отдыхайте.

– Ну, вам всем все понятно? – обращается лектор к окончательно проснувшейся и притихшей аудитории. – Вы поняли, надеюсь, что такое алкогольная миокардиодистрофия* и кардиомиопатия*?

Лично мне было наглядно понятно, до чего может привести неограниченное злоупотребление алкоголем. Очень наглядный, и запоминающийся урок. Для тех, кто желает запоминать, конечно.

Занятия по этому предмету в моей подгруппе вел полковник Голомзик А. И. Ежедневно занятия по терапии начинались с летучки по изучению кардиограмм. Дежурный по группе раздавал каждому участнику занятий по пять – десять кардиограмм реальных больных, которые уже пролечились с тем или иным исходом. Кардиограммы были нарезаны и наклеены на стандартные листки (или картонки) формата А-4. По каждой кардиограмме нужно было быстро дать заключение, обосновать и выставить диагноз.

Так как мне лично уже давно и неоднократно ставили различные отклонения в работе сердца, я без задней мысли решил таким способом проверить, а что у меня реально может быть по кардиограмме. Беру одну из своих ЭКГ, нарезаю ее на двадцати сантиметровые кусочки, и наклеиваю на такой же стандартный листок. Перед началом занятий ставлю в известность нескольких человек в группе о том, что хочу провести такой эксперимент.

Держа в своей руке пачку розданных кардиограмм, через несколько минут обращаюсь к преподавателю.

– Извините, Андрей Иванович, но мне с этой ЭКГ что -то не совсем понятно. Помогите разобраться.

И с этими словами, подаю ему свою кардиограмму. Ничего не подозревающий доцент, берет у меня листок.

– А что вам непонятно? Здесь реально был инфаркт.

От такого молниеносного заключения я, видимо, даже пошатнулся. У однокурсников, которые были в курсе моего подвоха, отвисли челюсти. Видимо, в моей внешности что – то тоже изменилось. В группе возникло какое -то краткое замешательство.

– А что не так? – спросил уже нас полковник. И подал мне листок.

– Да, да… дело в том, что это личное ЭКГ нашего командира… Владимира Кирилловича, – чуть заикаясь и краснея от волнения, произнес Сергей Платонов.

– Как личное? – теперь уже с выпученными глазами, и слегка взволнованно, произнес «Лобзик», (такая была у него кличка между нами) повернувшись ко мне.

– Вы уж извините меня, Андрей Иванович. Я всего лишь хотел удостовериться, что у меня реально происходит с сердцем, вот и наклеил свою кардиограмму на листок. В группе все посмотрели и тоже никто толком ничего не мог определить. Вот я и решился …анонимно узнать ваше авторитетное мнение.