– Вполне естественно любить себя. Ведь моя внешность, это результат моих усилий. Я осознанно выбрал себя таким, чтобы мне легко было добиваться всего, чего я хочу в этой жизни.
– Вы хотите сказать, что выбрали себе внешность еще до того, как родиться?
– Мы все ее выбираем, просто кто-то помнит об этом, а кто-то нет. Так вы воспользуетесь моим предложением? Я не буду забирать время вашей жизни за исполнение желания, не бойтесь.
Длинные пепельные пряди лежали поверх шелка. В свете дня они не так явно отливали серебром, однако от этого касаться их хотелось не меньше. Поколебавшись и недолго поразмыслив о нормах приличия, я дотронулось до одной из них и задержала в ладони.
– О! – снова вырвалось у меня.
– О? И это все? – поднял бровь Максимилиан.
– Они теплые и мягкие, не совсем похоже на волосы, скорее на мех.
С сожалением вернув прядь на плечо, я коснулась его груди и руку тотчас обожгло жидким огнем. Ощущения было похоже не те, когда я облила ладонь кипятком. Прижав ее к животу, я вскинула голову.
Из глаз Максимилиана исчезла беспечность. Он весь как-то стал выше и шире в плечах, улыбка из ленивой превратилась в хищную. Я попятилась и отступала до тех пор, пока не стукнулась затылком об стену, а по обе стороны от моей головы не уперлись его ладони.
– А ты не такая простая, какой прикидываешься, раз разглядела моя суть, – проговорил Максимилиан.
Я вытянулась в струну, стараясь тоже стать как можно выше и не казаться запуганным кроликом, хотя со стороны я тем не менее представляла жалкое зрелище.
– Я именно такая, какой кажусь. Вы правы, сейчас я вижу Вашу суть: суть тирана, который запугивает малознакомых ему людей. Будьте добры выпустить меня.
Еще долгую минуту он смотрел мне в глаза, ожидая, что я их опущу, а потом отступил назад. Его лицо приняло прежнее выражение. Казалось, словно он только что проснулся и еще не определился, что ему хочется сделать в первую очередь.
– Прощу прощения, что напугал, – извинился он самым любезным тоном. – Я вовсе не хотел Вас обидеть или оскорбить Вашу честь.
Кивнув в знак примирения, я быстрым шагом вышла, хотя это больше походило на бегство, чем на уход с достоинством.
До самого заката я мыла, вытряхивала, выбивала, вычищала, натирала как бедная падчерица из сказки про злую ведьму-мачеху. В подобном роде я привыкла работать с детства, ведь в деревне, если ты не успел засеять поле или собрать урожай до сезона дождей, всю зиму придется сидеть впроголодь. К тому после смерти моего предыдущего хозяина мне наскучило сидеть сложа руки, и я испытывала какое-то нездоровое удовольствие, натирая на них теперь мозоли.
В доме я насчитала семь комнат, не считая кухни, ванных, по одной на каждый этаж, и кладовок. Я поселилась на мансарде. Своим новым обиталищем я осталась более чем довольна, ведь в доме родителей, в семье из девяти детей, у меня никогда не было собственной комнаты. У предыдущих же хозяев мне выделялись комнаты, соперничающие по размерам с ящиком для садовых инструментов.
Вымытый дом сразу посвежел и преобразился, стал светлее и будто просторнее. Натертая мастикой мебель источала теплый аромат домашнего уюта. Довольная проделанной работой, я поужинала на кухне и поднялась в спальню.
Экономка ушла домой. Она жила неподалеку и не оставалась на ночлег, а хозяина я не видела после утреннего разговора в гостиной. Предоставленная сама себе, я могла провести этот вечер как мне заблагорассудится. Зная, что меня никто не потревожит, я лежала в ванне, наслаждаясь впервые за долгое время ощущением покоя и чистоты. Но вылезать все равно пришлось, глаза начали закрываться от усталости, да и вода остыла.
Я нашла расческу и подошла к окну. Нужно было расчесать волосы, пока они влажные, иначе утром их будет проще отрезать, чем распутать. За этим неблагодарным занятием я и увидела на крыше соседнего дома странное шевеление.
Прямо на черепице белело нечто неясных очертаний, как раз в том месте, где выходила каминная труба.
– Что за ерунда, – удивилась я вслух.
Пятно зашевелилось, и стало понятно, что это животное с восхитительно длинным пушистым хвостом и на тонких лапах. Существо потопталась на краю крыши и развернулось так, что я смогла увидеть не один хвост, а целое множество. Мне вспомнились слова бабушки, которая рассказывала, что давным давно по нашей земле бродили духи, пришедшие из других миров. В числе прочих был и рассказ про девятихвостого лиса-оборотня, которому под силу было принимать человеческий облик, большого озорника и мастера проделок. Бабушка также говорила, что они сильны настолько, что могут становится второй луной на небе, сбивая путников, и высекать огонь одним прикосновением.
Не успела я додумать эту мысль до конца, как на крыше засветилось.
– Пожар! – заорала я, мечась по комнате в поисках домашних туфель. – Люди, пожар, скорее!
Кубарем скатившись по лестнице, я выбежала на улицу. Вокруг поднялась суматоха, со всех сторон кто-то бежал, кто-то нес ведра, кто-то торопился за пожарными, но к тому времени, как помощь подоспела, горел уже весь дом. За считанные минуты огонь поглотил все, вплоть до крыльца. Из окон вырывалось пламя, как при сильном ветре, и это было совершенно неестественно.
В полной беспомощности я обхватила руками голову. Крыша затрещала и обвалилась, подняв в небо сноп искр. В этой огненной вакханалии, посреди языков пламени, на раскаленной докрасна каминной трубе сидел белый лис, окруженный веером из хвостов.
– Что ж, домой Вас, похоже, сегодня не ждать, – сказала я негромко.
Глава 2
маленькая глава, в которой я знакомлюсь с гадюкой
Если вы так и не смогли себе представить, как я выгляжу, я исправлю это недоразумение.
Чтобы вы знали, я достаточно высока для девушки наших земель, довольно фигуристая, как сказала бы госпожа Адель, но несколько худоватая. С открытым лицом человека, выросшего среди полей и диких родников, с крупными веснушками на носу, но очень белой кожей, и большими карими глазами.
Лет в 14 один из немногочисленных поклонников как-то отметил, что я похожа на лесную лань, но вскоре исчез, а вместе с ним и мое ланье очарование. При желании я могла бы быть очень хорошенькой, но после долгих лет службы няней и посудомойкой в чужих домах я разучилась это делать.
В наших краях, если тебя не взяли замуж до 16 лет, то вряд ли возьмут когда-либо потом, какой бы красавицей ты не была. Когда мои ровесницы обзаводились мужьями и детьми, я мыла сервизы после приемов и оттирала полы после бальных вечеров. С какой-то стороны я даже была рада, что все сложилось именно так, ведь отсутствие мужа и отпрысков гарантировало мне особого рода свободу и покой, но не отменяло пересудов и укоризненных взоров соседок.
Впервые за все время я чувствовала эту свободу, высыпаясь в широкой постели и выполняя работу без единого замечания со стороны хозяев. Да и откуда им было взяться, если хозяин явился спустя два дня после пожара, когда дом напротив сгорел дотла.
– Он так частенько пропадает, – хмыкнула экономка. – И дрыхнет потом сутками, не добудиться до него.
Разбудить Максимилиана было нужно, ибо меня начали осаждать возмущенные клиенты, особенно записанные на прием за несколько дней. В кармане моего передника набралось стопка записок, с которыми я явилась в хозяйскую спальню на следующий день.
Первым делом я решительно раздвинула шторы на окнах, после чего шумно отодвинула стул рядом с кроватью, пошуршав бумагами в переднике. Решительность моя поубавилась, стоило мне заметить ямочки на пояснице Максимилиана. Он лежал на животе, обхватив руками подушку, и сползшее покрывало давало возможность любоваться его спиной и этими самыми ямочками.
Прокашлявшись, я громко произнесла:
– Доброе утро, господин! Всех ваших непринятых посетителей госпожа Адель перенесла на сегодня, на вторую половину дня.
Из под рассыпавшихся прядей выглянул лукавый зеленый глаз.
– Я не сплю с того самого момента, как вы появились в этой комнате. А госпоже Адель можете передать, чтоб она катилась к чертям, – хрипловатым после сна голосом сообщил Максимилиан и начал приподниматься на локтях, отчего покрывало сползло на полпальца ниже.
– Вы что, голый?! – воскликнула я, сравнив себя в этот момент со своей тетушкой-девственницей, которая мужчину с расстегнутыми манжетами уже считала неприлично оголенным.
Максимилиан замер.
– А как я, по вашему, должен ложиться в постель? Одетым в костюм-тройку?
– Ну как минимум в нижнем белье!
– Не считаю нужным, оно стесняет движения. Будьте добры, закройте глаза, я все равно встану.
Я послушно зажмурилась, слушая, как шуршат простыни. Когда Максимилиан проходил мимо, я чувствовала тянущийся за ним шлейф из аромата можжевельника и хвои.
– Верно, все эти дни я провел в лесах, – ответил он на мои невысказанные предположения. – Охотился на кроликов. Вы ведь видели меня на крыше в тот день?
– А, то есть это все-таки были Вы! – я открыла глаза и увидела одетого Максимилиана. На нем был черный халат, значительно длиннее предыдущего горчичного.