3.
Почти всю дорогу мы летели молча – лодка мчалась, рассекая небо, и ветер уносил дыхание и слова. Изредка я пел, чтобы добавить ей сил, – и земля под нами сливалась в неразличимую пелену. Рулевое весло было теплым и слушалось малейших движений, но я уже чувствовал, как ноют руки – мы впервые летели так далеко.
Впереди возвышались горы – темной грядой поднимались над равниной. Солнце наливалось красным, готово было скрыться за острыми вершинами. Нам нужно было торопиться. Я не хотел прилететь в темноте.
Я потянул весло, и лодка развернулась, солнце качнулось за левым бортом.
– Зачем? – крикнул Рилэн, обернувшись. Встречный ветер трепал его светлые волосы. – Мы шли правильно, Форт там!
– Нужно быть осторожней! – прокричал я в ответ. – Если это ловушка! Высадимся рядом!
Рилэн кивнул, но передвинул рычаги, и ветер перестал так яростно хлестать в лицо. Мы уже не мчались, а плыли.
Я перевесился через борт. Земля под нами была серой, с тускло-зелеными и желтыми пятнами – должно быть, выгоревшей на солнце травой. Пустынная, ни на что не годная земля – но по ней змеилась дорога. Даже с высоты я различал движение и клубящуюся пыль, – я был уверен, это военный отряд, торговые караваны не скачут так быстро.
Кто бы это ни был, они двигались в сторону гор, туда, где виднелись крохотные домики, такие же серые и невзрачные, как и все вокруг. Селение или пограничный пост – сейчас это было неважно.
– Туда! – сказал я Рилэну. – И скорее!
Лодка устремилась к земле – самый прекрасный миг – она не парила, а падала, неслась вниз. Небо уже не было незримым потоком, оно стало бездной, а лодка – ястребом, ринувшимся на добычу. Я сжимал весло, земля мчалась на нас, – и лишь в самое последнее мгновение лодка выровнялась и, словно скользя по невидимому склону, приземлилась.
Сколько себя помню, я всегда мечтал летать.
От поднявшейся пыли я закашлялся, и почти не слышал, как ругается Джерри. Пыль была безвкусной, но жгла глаза. Казалось, она никогда не осядет. Я наощупь отыскал оружие, застегнул перевязь и выбрался из лодки.
– И как здесь люди живут, – пробормотал Джерри.
Мы приземлись возле самой дороги. Она была немощеной – сейчас дымилась от пыли, а как пойдут дожди, превратится в грязь. Но это была настоящая широкая дорога и заканчивалась возле двух высоких столбов, – но ни ворот, ни ограды не было. Отряд, который мы видели с высоты, уже въехал за эту несуществующую черту. Пыль оседала, и я начал различать краски и силуэты: кто-то был верхом, кто-то спешился, ружья в руках и за спиной, цветные нашивки на рукавах. Человек десять или пятнадцать, я не мог сказать точнее.
– Пограничный отряд, – проронил Рилэн.
По их торопливым движениям, по неразличимым выкрикам было ясно, – они готовы сразится с нами. Я не мог их винить – лодки плавают по морю, а не летают по небу.
– Уберите оружие, – сказал я.
– Ты же говорил, может быть ловушка, – возразил Джерри, но, даже не оборачиваясь, я знал – он послушался.
Я взмахнул рукой, отдавая салют. В ответ мне прокричали что-то, но я не понял, приветствие или угрозу. Я вытащил из кармана конверт и поднял над головой. Вряд ли издалека были видны королевские печати, но все же люди расступились, освобождая путь между двух столбов, словно это и правда были ворота.
Настоящих солдат здесь почти не было – лишь четверо в желтоватой приграничной форме – остальные обычные ополченцы, вряд ли выбиравшиеся дальше родных мест. Но я знал – должен быть хотя бы один офицер, командир отряда.
– А я давно говорю, что в гвардию пора брать женщин, – сказал Джерри.
Мы подошли уже близко, и теперь я тоже понял. Позади расступившегося отряда стояла девушка – высокая, с черными косами и красной офицерской лентой, завязанной на шее, как платок.
Я чувствовал взгляды со всех сторон, настороженные, колючие. Мы словно внезапно стали чужаками и шли сквозь вражеский строй. Одно неосторожное движение или слово, и зазвучат выстрелы, – и я не знал, кто выстрелит первым.
Но земля была безжизненной и тусклой, воздух наполняла только пыль, перестук копыт и голоса людей. Я не чувствовал следов магии, ни одной сияющей струны, ни одной песни, – только серебристый отзвук лодки, оставшейся у нас за спиной.
Говорят, магию врагов невозможно почувствовать, но я никогда не верил в это. Любое волшебство сияет и звенит, если к нему прикоснуться.
Здесь не было магии.
Я еще раз отсалютовал, подойдя, и протянул черноволосой девушке конверт.
Она взглянула на печати, потом по очереди на каждого из нас. Долгий и усталый взгляд. Каждый из нас был старше ее по званию, и все же она смотрела на нас как на новобранцев, впервые взявших в руки оружие. Мне был так хорошо знаком этот взгляд и я с трудом смог сдержаться и промолчать.
Это граница, сказал я себе. Мы не в Атанге. Здесь другие опасности и другие порядки.
Я трижды мысленно повторил это, пока девушка вскрывала конверт и разворачивала письмо. Бумага хрустела, запах свежих чернил еще не выветрился, чувствовался даже в здешней пыли.
Мы не в Атанге. Я повторил это еще несколько раз, пока она читала.
Атанг или граница – мы в одной стране, и у нас одни законы. Я не знал, сколько еще смогу молчать.
Наконец она вернула мне бумаги и коротко отсалютовала.
– Аник, – сказала она. – Командир пограничного отряда, четвертый пост.
– Отличные укрепления, – радостно сообщил Джерри.
Аник не взглянула на него.
Укреплений здесь не было. Четвертый пограничный пост с земли выглядел еще более невзрачно, чем с воздуха: несколько низких бараков, пыль, запустение, отряд из ополченцев и женщина-командир.
По уставу она должна была дождаться моего ответа. Но, видимо, за пределами Атанга про устав мало кто слышал.
– Мы просили прислать подкрепление.
Я уже видел, как снова отдаю ей конверт, слышал, как говорю: «Перечитай. Если сложно, я прочту вслух, здесь все написано». Эти слова были так близко, почти на выдохе, – наверное Аник ощутила их.
– Я так понимаю, прислали только вас? – сказала она. Ее взгляд уже не был таким тяжелым, только усталым. – Больше нам никого не ждать?
– Да, – кивнул я. – Но вам прислали больше, чем вы просили.
«Вы втроем стоите двух отрядов», – так нам сказали перед отлетом. Я не собирался объяснять это.
Аник вновь обвела нас взглядом и проговорила:
– Я должна доложить вам обстановку. Пойдемте.
Пока мы шли, напряжение вокруг исчезало: ополченцы вернулись к своим делам, расседлывали лошадей, разговаривали. Враждебность таяла с каждым шагом, и так же таяла, затихала серебристая песня позади, – мое волшебство уходило вглубь земли, лодка засыпала.
Джерри щелкнул зажигалкой на ходу, протянул мне, – но я отмахнулся. Куда бы я ни прилетал, это суеверие было повсюду, – а я меньше всего хотел сейчас услышать, что волшебники не должны курить.
Горы уже поглотили солнце, и сумрак становился все глубже. Сигарета Джерри вспыхивала, как искра костра, и горьковатый дым доносился сквозь запах пыли. Я уже готов был наплевать на чужие суеверия и закурить, но тут мы пришли.
Аник распахнула дверь и сняла газовый фонарь со стены. Пламя зашипело, разгораясь, метнулось за стеклом, и комната наполнилась тенями и светом.