Дети белой крови

– В чем же нам могло повезти?

Диаманта посторонилась, позволяя ему взглянуть на несколько наборов первой помощи, сохранившихся в ржавом шкафчике. Мейнар впечатлен не был.

– При всем моем уважении к вашим сыскным способностям, леди Легио, я этим пользоваться не буду.

– А у вас не остается выбора, господин дипломат.

– Я подожду, пока мы выберемся отсюда.

– Слишком опасно. Может, вы и считаете все это постановкой, но мне от ваших заблуждений легче не становится. В этом мире собственная экосистема, изменения коснулись не только развитых животных, микробы и паразиты тоже стали другими. Поэтому лучше обработать ваши раны сейчас, пока на вас лишайник не вырос.

– Я сомневаюсь, что от набора двадцатилетней давности будет хоть какой-то толк, – заметил Артур, но в его голосе уже не было прежней уверенности.

Он и сам понимал, что инквизиторы предусмотрительны. Они часто устраивали тайники в чужих мирах, прекрасно зная, что могут не возвращаться туда и пять, и десять лет. Двадцать лет – это, конечно, особый срок, но не слишком большой, а в этих ящиках не зеленка и нашатырь собраны.

Изучение наборов первой помощи подтвердило догадки Диаманты. Да, многие лекарства давно превратились в яд. Но здесь была мазь на основе крови древесной дриады, у таких смесей вообще нет срока годности, были чистые повязки, был очищающий тоник с легким содержанием яда василиска, способный убить любую инфекцию. Этого должно было хватить.

Она без труда подавила вялое сопротивление Артура, усадила его на какой-то ящик и занялась обработкой ран. Она успела вовремя: Диаманта видела, что на коже уже началось воспаление, еще чуть-чуть, и этот упрямец доходился бы до лихорадки.

Теперь можно было считать, что эта угроза миновала. Артур с видом мученика терпел ее осторожные движения, но хотя бы не болтал. А Диаманте хотелось надавить посильнее, сделать ему больнее без необходимости и этим отомстить за все сложности, в которые он ее невольно втянул. Однако самоконтроль помогал, и ее руки двигались быстро, но аккуратно, бережно очищая лицо дипломата от крови, смазывая мазью порезы и ссадины.

Ей нужно вернуть его людям, а потом навсегда забыть о нем, только и всего.

– Что вы помните о существе, которое на вас напало? – поинтересовалась Диаманта, разматывая бинты.

– Да почти ничего. Вы же сами видели, там было темно, оно двигалось очень быстро, старалось держаться за завалами, а когда оно бросалось на меня, мне уже было не до изучения! Почему вы спросили?

– Странно было бы не спросить. Да и ваши раны… они, если честно, больше похожи на удары лезвием, чем когтями!

До недавних пор Диаманта и сама была убеждена, что они сражались с чудовищем, пусть даже и разумным. Но сейчас, когда она очистила порезы от грязи и кровавых корок, она видела, что края у них ровные. Кое-где Мейнар стесал кожу о камни, это было сразу видно. Но остальные раны скорее указывали, что на него напали с оружием.

– Я не помню никакого лезвия, – смутился дипломат. – Оно бросалось на меня, громило все вокруг…

– Вы и сами признаете, что не разглядели его. Возможно, у него было какое-то оружие, а вы не видели.

– Оно вело себя как зверь, а не как воин.

– Это ничего не значит.

– Вам виднее, это же ваша постановка, – усмехнулся Мейнар.

– Господин дипломат, вы лучше не говорите ничего, чем говорите такие глупости.

Что бы ни бесновалось в Слоновьей Башне, с этим будут разбираться делегации, оставшиеся там. У них же сейчас была всего одна задача – выжить.

Она оказала ему только ту помощь, что была необходима, и сразу отошла, предоставив Мейнару возможность самому возиться с ранами на руках и ногах. Диаманта не собиралась из кожи вон лезть, чтобы получить его симпатию. Она была наследницей своего клана и не хотела строить из себя покорную служанку.

Она подошла к наблюдательному окну, теперь надежно защищенному решеткой. Горизонт легко терялся за листьями, лианами и цветами, но Диаманта и так знала, что граница далеко. Хорошо, если им удастся покинуть Эден до заката. А если нет? Сколько дней им придется здесь провести? Им обоим понадобится еда и вода, и человеку раньше, чем колдунье.

Есть ли здесь вообще что-то съедобное, не превращающее их в расплывшихся мутантов? Скорее всего, да, ведь Эйтиль Хелиге выживала здесь годами. Теперь Диаманта жалела, что не расспросила дриаду о ее прошлом. Но исправить ничего не получилось бы, нужно было справляться самой.

Она думала о том, куда им направиться дальше, когда мир встрепенулся. Человек не заметил бы этого, потому что внешне Эден оставался все таким же безмятежным – или затаившимся, если уж называть вещи своими именами. Однако Диаманта все равно уловила вспышку энергии, несвойственной для этого кластера.

От неожиданности она вздрогнула, отпрянула от окна и чуть не упала, споткнувшись о щель между плитами пола. Мейнар, конечно же, заметил это.

– Что случилось? – спросил он.

– У нас, похоже, гости, – отозвалась Диаманта. – Я почувствовала портал.

– Ваши друзья пришли подыграть вам?

– Хотелось бы, но вряд ли.

Если бы это были посланники Великих Кланов, Диаманта легко узнала бы их энергию. Однако пришел кто-то чужой, незнакомый ей, и это могло означать лишь одно: Аурика сориентировалась гораздо быстрее, чем она ожидала. За пару часов ведьма сообразила, что нужно обыскивать запечатанные миры, и уже собрала группу для проверки. Судя по энергии, небольшую группу, и все же сильную.

А значит, им теперь предстояло спасаться не только от чудовищ Эдена, готовых убивать всех подряд, но и от посланников Сообщества, которые ищут именно их.

Диаманте и самой хотелось бы, чтобы это была просто постановка.

* * *

Хэллоуин такого не хотел, он не знал, что делать дальше. Он был не из тех героев, что отчаянно мчатся вперед – к сияющей впереди благородной цели. Он вообще не был героем и не хотел того веса, которым придавила его Фильберта. Но Фильберта умерла, и жаловаться оказалось некому.

Он попробовал жить так, как раньше: работать, когда появится заказ, развлекаться, когда есть настроение, и сделать вид, что ничего особенного не случилось. Что Сивиллы вообще не было в его жизни! Такой отличный, казалось бы, план, ни к чему не привел. Небесный Опал, который он теперь носил на шее, давил на него, и Хэллоуину иногда казалось, что этот булыжник вот-вот проломит ему грудь. Его сон перестал быть спокойным: в те редкие минуты, когда ему все же удавалось заснуть, к нему возвращались видения из прошлого. Фильберта, умирающая на улице, ее кровь на его руках, и еще та, другая, оставшаяся в далеком прошлом… тоже мертвая.

Он не смог спасти Фильберту, как не смог спасти ее. Он думал, что изменился, что стал сильнее. Но когда ему выпала первая за много лет проверка, он ее завалил. Он остался таким же ничтожным, беспомощным существом, не способным остановить смерть. А из него попытались сделать героя! Смешно.

Хэллоуин чувствовал, что его загоняют в угол. Он не сомневался, что рано или поздно за Небесным Опалом кто-то придет, нельзя просто выжидать. Возможно, никто не узнает, что камень у него. А если узнают? Если его уже разыскивают в кластерах?

Музыка и развлечения общедоступных кластеров не защищали его, он не мог спрятаться в толпе. Хэллоуин все четче понимал, что с Небесным Опалом нужно что-то делать. Вот только что? Это герои мгновенно разбираются в таких вещах, а он героем не был.

Навязанная ему благородная цель изматывала его. Он мало спал, он злился на себя, он ни в чем не был уверен. Ему нужна была помощь…

Раненый зверь бежит домой. Хэллоуин уже и не помнил, когда впервые услышал это, но помнил, что смеялся. Раненый зверь забивается подальше в чащу и там зализывает раны! Откуда у него вообще дом? Одна нора ничем не хуже другой, и он выбирает ту, что ближе и удобней.

Однако теперь Хэллоуин и сам был раненым зверем. Его потянуло домой – впервые за целую вечность. Нынешний он не справлялся с последним желанием Фильберты. Так может, справится тот, другой, которого он оставил в прошлом и чье имя она шептала перед смертью?

Поэтому он нашел безопасный портал и шагнул туда, где его давно уже не ждали. Но это было не так важно… Он мало изменился, а этот кластерный мир не изменился вообще. Хэллоуин шел по дороге, окруженной старыми соснами, и узнавал их. Он дышал воздухом тысяч миров, но лишь этот, пропитанный смолой и травами, был ему по-настоящему знаком. Он был изгнанником, блудным сыном в мире всепрощения, и он надеялся, что этого будет достаточно.

Стражи у ворот не стали задерживать его, они наверняка его вспомнили. Хэллоуин не принял их молчание за дружелюбие, он был слишком умен для этого. Он не сомневался, что о его прибытии сообщат кому следует, и скоро за ним придут. Но это неважно, у него еще есть несколько минут покоя.

Он возвращался домой. Эти улицы, повороты, мостики и перекрестки – память услужливо подсказывала ему, где пройти, куда свернуть, чтобы попасть к цели. На улицах от него шарахались, но он не обращал на это внимания. Как же иначе? Многие в этом городке помнили его, знали, кем он стал. А те, кто не знали, видели, что на нем одежда наемника – длинный плащ, черная кожа, кейс со шприцами, пристегнутый к бедру, так, чтобы можно было за секунду сделать укол.

Он был упреком из их прошлого, злодеем из детских сказок. Среди них, таких светлых и безмятежных, он смотрелся грязным пятном. И все равно Хэллоуин чувствовал себя раненым зверем, который из последних сил приполз к своему дому. Он явился не брать свое, а просить о помощи. Разве они не поймут это? Разве те, кому он был дорог, не должны почувствовать? Должно же быть хоть какое-то основание у добродетели, которой все они так гордятся!

Перед знакомым ему домом все так же желтела песком детская площадка, на которой собиралась малышня с ближайших улиц. Заметив его, мамаши, следившие за детьми, поспешно бежали к своим чадам, хватали их за руку и оттаскивали в сторону. Да еще и шептали что-то… Наверняка предупреждали, что его нужно бояться.

А вот те дети, которые играли без присмотра, угрозы не чувствовали. Они смотрели на него с легким любопытством, даже улыбались ему. Детей не обманешь, это потом они теряют врожденную мудрость и поддаются стереотипам. Сейчас они смотрели на него чистыми глазами – и в этих глазах он не был чудовищем.