Платонова пещера

Комната, в которой она пришла в себя, не была даже близко похожа на операционную в обычной больнице. Стол и оборудование размещались в центре темного, лишенного окон подвала с закрашенными черной краской стенами. Лампа оставалась единственным источником света, возможно, других просто не было, потому ее и оставили включенной. Судя по катетеру, Агату уже подготовили к операции, оставалось только начать.

Но самым страшным открытием было даже не это. Опустив взгляд на собственное тело, Агата мгновенно забыла о смущении. Ее нагота просто отходила на второй план, значение имели лишь полосы, покрывавшие ее кожу. Тонкие пунктирные линии, которыми хирурги обычно намечают места разрезов.

Они были повсюду, расчертили ее тело так, что она была похожа на одну из тех схем, которые обычно вешают на мясных рынках. Только там готовятся разделывать коров и свиней, а она оставалась человеком – однако для тех, кто принес ее сюда, это было не так уж важно.

Она оказалась на этом столе не для операции. Она должна была умереть здесь, и небольшие пластиковые контейнеры, стоящие у стены, лишь подтверждали это. Агата никогда раньше таких не видела, но по фильмам знала, что они используются для перевозки донорских органов. Ее органов! И судя по линиям, ее не собирались оставлять в живых. Ее привезли сюда, чтобы просто разобрать на «запчасти», а все остальное… да не важно, что с остальным. Избавиться не так сложно.

Агата не знала, почему это произошло, почему выбрали именно ее, чем она заслужила такое. Здесь, в этом пропахшем сыростью зале, лишь одно было важно: она каким-то чудом пришла в себя до того, как они взялись за нее. Судя по тому, что она не была привязана, ее похитители такого просто не ожидали. Судьба подарила ей один шанс, всего один, и если Агата упустит его сейчас, все будет кончено.

Такая ситуация не могла привидеться ей и в страшном сне, Агата раньше не представляла, как она реагирует на столь грандиозный, накрывающий ее лавиной стресс. Оказалось – неплохо. Когда она поняла, что с ней происходит и что поставлено на кон, сонливость как рукой сняло. Ее тело снова было живым, быстрым и сильным, страх на время отступил, позволяя ей мыслить ясно и спокойно.

Потом можно будет рыдать, биться в истерике и шарахаться от каждой тени. Если она сумеет выжить. А для этого придется постараться, потому что никто ей на помощь не придет, уже то, что она проснулась, – чудо, и второго чуда не будет.

Она не стала звать на помощь, потому что понятия не имела, где находится и кто сейчас рядом с ней. Агата поспешно огляделась по сторонам, надеясь найти хоть какую-то одежду или оружие. Увы, хирургических инструментов рядом с ней еще не было, их, должно быть, собирались принести позже, да и ее одежды рядом не оказалось. Какое там! Агата обнаружила, что похитители даже остригли ее длинные волосы. Если они не собирались оставлять ее в живых, то к чему жалеть ее? Они действовали так, как им удобней.

Ей только и оставалось, что обернуться тканью, закрывавшей до этого операционный стол. Тряпка действительно оказалась удручающе тонкой, но за счет того, что она обматывала тело Агаты в несколько слоев, ткань хотя бы не просвечивалась, а двойной узел позволял двигать руками, не опасаясь, что импровизированное платье упадет на землю.

Теперь одной проблемой у Агаты было меньше. Увы, от риска это ее не спасало.

Убедившись, что в зале больше нет ничего полезного ей, Агата двинулась к единственной на весь подвал двери. Дверь была не то что не заперта, даже не закрыта полностью, и это позволило пленнице услышать голоса, доносившиеся откуда-то со стороны.

– Ну и где его носит? Сколько можно!

– Терпи, полчаса – не опоздание. Может, перестраховывается, чтобы слежки не было.

– Перестраховывается он… А если эта дура проснется?

– Не проснется!

– А вдруг?

– Без «вдруг». Я ей сам снотворное вводил, лошадиную дозу, а ты видел, какая она тощая? С ее весом, она от такой дозы вообще не проснуться может! Нам тут надо волноваться, чтобы она не сдохла раньше срока. А проснуться – это нет. Только не в ближайшие часов десять.

Агата не знала ничего. Она не знала эти голоса, ни один из них не был даже отдаленно ей знаком, она лишь могла сказать, что в доме сейчас не меньше двух мужчин. Она не знала, почему «лошадиная доза» не убила ее и даже не удержала в царстве Морфея столько, сколько должна была. Да и важно ли это сейчас? Главное она поняла: ее догадки оказались верны. Никто не собирался ее щадить, ее жизнь должна была оборваться в руках хирурга.

Но теперь уже нет, раз она проснулась, то обратно на стол не попадет!

Она была не в том состоянии, чтобы продумывать хитрые планы и строить стратегии. Времени на это все равно не было: судя по разговору ее похитителей, убийца должен был явиться в любую минуту. Агате оставалось только пойти на отчаянный шаг, который можно понять, лишь когда смерть уже здесь, рядом, и на коже чувствуется ее холодное дыхание.

Пленница просто рванулась вперед. Раскрыла дверь, стараясь не шуметь, поспешно поднялась по неровным ступенькам, ведущим из подвала к солнечному свету. Почти сразу она увидела перед собой выход, направилась туда; похитители, судя по голосам, сидели на кухне или в одной из комнат.

Если бы дверь была заперта, все было бы кончено. Агата не была взломщицей, она и с ключом-то не всегда быстро справлялась! Даже то острое, болезненное возбуждение, что дарил ей стресс, не спасло бы ее. Мужчины обязательно услышали бы ее возню, пришли сюда и… лучше не думать об этом.

Зачем, если беда прошла стороной? Дверь оказалась не заперта, она беззвучно поддалась повороту ручки, выпуская Агату на свободу.

Если поначалу она и была удивлена такой небрежностью со стороны своих похитителей, то недолго. Они ничем не рисковали: покинув дом, Агата оказалась перед глухим старым лесом, в котором единственным робким проблеском цивилизации была тонкая, покрытая ямами и присыпанная ветками дорога.

По такой не каждая машина проедет! И похитители об этом знали, они ко всему подготовились: рядом с домом стоял массивный, покрытый засохшей грязью внедорожник. Но к нему Агата и близко подходить не собиралась, водить машину она не умела. А даже если бы умела, что с того? Вряд ли ключи остались в машине, люди, похитившие ее так ловко, не могут быть настолько наивны! Скорее всего, при первой же попытке забраться в автомобиль взвыла бы сигнализация, и все было бы кончено.

Поэтому Агата обошла внедорожник стороной, стараясь держаться подальше от окон, и побежала в лес. Она не узнавала эти места, никогда не была здесь раньше и понятия не имела, куда направляется. Это сейчас было не так важно: лишь бы бежать, двигаться, хоть как-то влиять на свое будущее, а не лежать там, на железном столе, превращаясь из человека в ценный кусок мяса!

Оказавшись в лесу, она мгновенно пожалела о том, что закрыла единственным куском ткани тело, а не намотала его на ноги. Без обуви здесь приходилось нелегко: острые сухие ветви пробивали ее кожу, стопы за считанные секунды превратились в открытые кровоточащие раны. Солнце, поднявшееся высоко над лесом, безжалостно обжигало ее кожу, сосновые лапы, покрытые острыми иглами, хлестали по лицу. Ей казалось, что ее силы вот-вот закончатся, и она просто упадет на землю, ненужная, забытая, бесполезная теперь даже для своих похитителей…

И все равно она бежала вперед, жажда жизни оказалась сильнее боли. Агата знала, что шансов спастись у нее почти нет. Но она отказывалась верить, что для нее все закончится вот так, здесь – и навсегда.

* * *

До пенсии оставалось всего ничего, додержаться бы – два года, сущая мелочь по сравнению с тем, сколько он уже отмотал. Но в такие дни, как сегодня, и эти два года казались бесконечностью.

Еще на рассвете было ясно, что день предстоит жаркий, безо всяких прогнозов погоды – Андрей и не помнил, когда последний раз их смотрел. Он давно научился чувствовать, что его ждет. Если первые лучи, бледные и робкие, уже были наполнены ощутимым теплом, значит, к полудню адская печка разгорится. Если у него ломило колено, поврежденное много лет назад, еще в армии, ожидался дождь. Если начинали ныть старые шрамы, оставшиеся после той нелепой драки, значит, менялся ветер, а с ним и погода. В такие моменты Андрей чувствовал себя стариком, но старался не думать об этом.

Так что он был готов к сегодняшней жаре и надеялся проскочить ее пораньше, до самого пекла, у него всего-то один рейс был назначен. Если бы все прошло по плану, день он бы переждал в деревне, у прохлады местного ручья, а ближе к вечеру двинулся бы обратно.

Не вышло – машина подвела. Когда двигатель отказался заводиться, Андрей уж думал, что и вовсе никуда не поедет сегодня. Суббота, всего четверо пассажиров, дряхлый «пазик», в котором единственным намеком на вентиляцию были покосившиеся от времени окошки. Такое отменить – только в радость!

Но пассажиры взбунтовались. Им, видите ли, надо, а никак больше в деревню не попасть, и что теперь, день пропускать? Пришлось, пачкая новую рубашку, разбираться с двигателем самому, не дожидаясь механика, который к этому моменту уже был беспросветно пьян. Потому что пассажиры были правы в одном: никто их больше в эту деревню не отвезет.

Там и от деревни-то одно название, всего пара домиков, в которых жить можно только летом. Зимой там не продержались бы и самые отчаянные старики, а вот летом – терпимо, красиво даже. Пруд совсем рядом, дальше – речка, а уж какие там леса! Мечта грибника… и кошмар водителя. Двадцать первый век давно наступил и даже обжился, а в деревню по-прежнему вела одна-единственная гравийная дорога, по которой пробраться могли разве что самые отчаянные джипы, трактора, да вот еще трудяга-«пазик».

Но жизнь продолжается, а значит, надо ехать.

Двигатель соизволил завестись ближе к одиннадцати, поэтому о том, чтобы избежать жары, и речи идти не могло. Раздраженные ожиданием пассажиры забрались в прогретый до состояния духовки салон, расселись подальше друг от друга, да и не мудрено – в такую духоту никому говорить не хотелось. Они все знали друг друга, а Андрей знал их, не раз возил все-таки, и это упрощало ситуацию, хоть и не спасало от недовольства.

На хорошей заасфальтированной дороге Андрей набрал скорость, позволяя салону чуть проветриться, а вот в лесу пришлось снова затормозить. Дождей не было давно, и это спасало от опасной грязи, но и сухие ямы доставляли немало проблем, а на въезде их было особенно много. Зато дальше дорога, привычная настолько, что Андрей нарисовал бы ее с закрытыми глазами, шла ровнее. Это позволяло водителю расслабиться, отвлечься, наблюдая за пассажирами, собравшимися в этот рейс.

Прямо за ним сидела Ольга Мякишева, владелица единственного в деревне магазина. Вернее, это она гордо именовала свое дело магазином. По сути же, она просто закупала в городе самое необходимое, а потом продавала это из окна собственной кухни за три цены. Андрей подозревал, что никакого разрешения на торговлю у нее в жизни не было, но вопросов не задавал – себе дороже. Вот и теперь она громче всех кричала, когда он только заикнулся об отмене рейса. Мол, у нее бизнес, потери… слов-то каких набралась! Сейчас все грамотные стали, даже рыночные торгашки.

Напротив нее в соседнем ряду сидел директор городской школы. Его Андрей едва знал, потому что бывший военный был неразговорчив. Отправляясь в деревню к пожилой матери или возвращаясь домой, он здоровался на входе, а потом всю дорогу смотрел в окно. Его право, конечно, и в этой любви к тишине Андрей его даже понимал.

Зато один из пассажиров никак не мог замолчать. Городской этот, Костя, кажется, зовут… Молодой и очень полный, он особенно страдал от жары и духоты в салоне. А до этого страдал от того, что они не выехали вовремя. Андрей видел его редко, но уже успел усвоить, что Костя все время от чего-то страдал. Насколько было известно водителю, москвич приехал сюда за сельскими красотами, а получил вместо этого повод для вечного недовольства. Он раньше и не подозревал, что канализация есть не в каждом доме, а в некоторых деревнях не то что вайфая – мобильной связи нет.

Сейчас Костя злился не на водителя, а на весь белый свет. Ни смысла, ни ценности в его бурчании не было, но одна слушательница этих угрюмых монологов все же нашлась. Мариша, рослая и статная по деревенским меркам девица (а по городским, как подозревал Андрей, крупная) только за тем и ездила по выходным в деревню, чтобы поближе к москвичу быть. Где им еще пересечься? Потом она откровенно скучала все выходные до следующей двухчасовой поездки через лес.

Это была привычная компания, привычная дорога, привычная машина – даже жара этим летом налетала не первый раз и потому тоже стала привычной. Андрей расслабился, думал о предстоящем вечере, а автобус вел автоматически, он наперед знал, где и когда поворачивать.

Поэтому когда на дорогу перед ним неожиданно выскочила девушка, он едва успел нажать на тормоз. Андрей не был к такому готов, сейчас и его, и эту безумную незнакомку спас лишь инстинкт, который водителю подарили проведенные за рулем десятилетия.

«Пазик» тоже не подвел, остановился вовремя, и даже мотор от этого не заглох. Только людей в салоне мотнуло, и послышались возмущенные вопли москвича:

– Какого хрена? Вы нас убить сегодня решили? Или опять это ведро не работает? Что за день!

– Андрюша, ну что за езда такая! – взвизгнула Ольга.

Андрей не обратил на них внимания. Он на пару секунд зажмурился, а потом снова перевел взгляд на дорогу. Он надеялся, что девушка исчезнет, что она просто привиделась ему из-за жары.

Но нет, она по-прежнему стояла там. Грязная, голая, замотанная в какую-то нелепую голубую тряпку. С окровавленными ногами и целой сеткой воспаленных царапин на светлой коже. Ее волосы были взлохмачены, острижены неровно, словно ребенок малый до ножниц добрался, зеленые глаза казались шальными. Она в этот момент даже на человека не была похожа – скорее, на лесного призрака или на какую-то ведьму.

Но если Андрей ее опасался, то она, похоже, была рада ему. Она бросилась к двери автобуса, застучала по ней худенькими кулачками, оставляя на и без того грязном стекле кровавые разводы.