Доктор, дым и зеркала

Тут он был прав, в Эпионе так работали не только интерны, но и большинство врачей. На большом экране, висящем в центре зала, появлялся список необходимых дел, и тот, кто первым освобождался, просто брал новое задание. Сейчас нужно было измерить температуру у одного из пациентов. Это, конечно же, важнее, чем мои личные дела.

Вот только пациентом этим оказался каппа – тот самый похожий на черепаху коротыш с блюдцем на голове. Когда я подошла, он, не отрываясь от «Несвоевременных размышлений» Ницше, заявил:

– Только ректально.

– Чего? – опешила я. – Вам же по нормам можно через рот мерять!

– Погрешность выше. Да и потом, градусники часто путают. Если мне в зад попадет тот, что другим в рот дают, я это переживу. А если наоборот, будет неприятно. Поэтому, милочка, не навязывайте мне свое мнение, а выполняйте.

Может, день, когда мной будет командовать сопля-переросток, когда-нибудь и наступит, но точно не сегодня. Пожалуй, это знак судьбы, которая неожиданно стала на сторону Локи: хватит отвлекаться, пора заняться делом.

Когда я уходила, каппа крикнул мне вслед:

– И захватите три градусника, потому что у меня три анальных отверстия! Потом выведем среднее арифметическое.

Яркий пример информации, без которой я легко прожила бы всю оставшуюся жизнь.

Я знала, что хирург должен осмотреть йотуна после обеда, и в этот момент я хотела быть рядом – просто жалела бедолагу. Но до тех пор я вполне могла устроить себе перерыв.

– Это ж надо – жить с тремя задницами! – восхищался Локи, пока мы шли к выходу. – Хотя я знаю людей, которые похожи на одну большую задницу, что гораздо хуже. Но ты как врач, кстати, не любознательна.

Я с легкостью пропускала его болтовню мимо ушей, наловчилась уже. Я не отвечала призраку, но и не прогоняла его. При мысли о том, что сейчас я увижу комнату брата, у меня все замирало внутри. По сути, эта спальня, даже не принадлежавшая Леону, знала о нем больше, чем я, не общавшаяся с ним два года.

В разгар рабочего дня общежитие пустовало, я даже Флора не встретила, но это, конечно, к лучшему. Ключ от комнаты брата я получила еще в первый день и теперь постоянно носила его с собой. Мне только и оставалось, что отпереть замок, а я не могла пересилить себя и просто стояла перед дверью.

Локи в кои-то веки прекратил свои дурацкие шуточки и тихо спросил:

– Хочешь, я зайду, посмотрю, что там?

– Не надо. Я и так знаю, что там: его вещи. Я даже не понимаю до конца, чего боюсь.

– А ты точно боишься?

Я не знала, что ему ответить. Пожалуй, это был не страх, а чувство вины, смешанное с горечью и затаенной болью. В любом случае, я должна была преодолеть это сама, а не полагаться на нелюдя, да еще и мертвого.

Поэтому я открыла дверь и вошла в комнату. Локи следовал за мной, ему хотя бы хватало такта не лезть вперед.

Комната Леона была именно такой, как я ожидала: в меру прибранной, но не стерильно чистой, вполне жилой. Совсем как тогда, когда мы оба были детьми и жили с отцом… Теперь отца нет, Леон мертв, осталась только я – совсем одна. От таких мыслей слезы жгли глаза, и я постаралась отстраниться от них, мне не хотелось плакать сейчас. Я прибыла в Эпиону не для того, чтобы рыдать в три ручья, нужно действовать.

Никаких следов обыска и тем более борьбы в комнате не было. Чувствовалось, что Леон очень редко бывал здесь, но это как раз в его стиле: из двадцати четырех часов в сутки он работал, кажется, двадцать шесть.

– Что ищем? – поинтересовался Локи.

– Ты – путь в загробную жизнь, я – все, что может раскрыть причину смерти Леона.

– Шутки про смерть? Не круто.

Да уж, получилось глупее, чем я ожидала. Но извиняться я не стала, гордость была против.

Локи мог бы обидеться и уйти, а он остался. Если честно, часть меня была благодарна ему за это – слабая часть, не охотник и не зверь. Девушка, которая вспоминала прошлое. Было так странно и дико касаться вещей Леона, вспоминать многие из них и знать, что они никогда ему не понадобятся. Когда человек умирает, все, что было важным для него и из-за него, внезапно теряет смысл. Это уже не символы, это просто вещи, и от этого становится еще больнее. Вот он был – а вот его нет, он стерся из картины мира, а жизнь двинулась дальше, будто ничего и не случилось.

Я не знала, что со всем этим делать. По идее, я должна была забрать его вещи, но куда? Да и зачем они мне? Наверно, правильнее будет раздать их пациентам, если тут так делается. Но для начала я должна была унести из опустевшей комнаты все, что было по-настоящему важно для меня и Леона.

– Ты даже сейчас не хочешь рассказать о своем брате? – спросил Локи, осматривавший другую часть комнаты.

– Нет. С чего бы?

– Не знаю прямо… Может, с того, что с моей помощью тебе будет легче?

– Не будет, если ты предашь меня.

– Каким это образом, интересно? – удивился он. – О том, что ты – потомок истребителей нечисти, тут и без меня все знают. Да и вообще, меня никто не видит, поэтому я при всем желании им ничего не расскажу.

– Ну и что? Я говорила тебе, что не хочу делиться личным. Я ведь даже не уверена, что ты не моя галлюцинация!

Подтверждений, кстати, и правда не было. Я разговариваю с красивым мужиком, которого никто не видит и которому даже имя я сама придумала. Привет, паранойя!

Локи предсказуемо обиделся:

– Да у тебя воображения на меня не хватило бы! И кстати, твоя галлюцинация обнаружила кое-что важное, дуй сюда.

Я постаралась сохранить гордый вид, но к нему все равно подошла, сама-то я ничего не обнаружила. Локи стоял на пороге ванной и указывал на полки возле душевой.

– Смотри туда.

На первый взгляд, ничего подозрительного на них не было. Серьезно, если бы я была полицейской, устраивающей тут обыск, я бы, пожалуй, просто прошла мимо. Но мне хватило двух секунд, чтобы разобраться, что его смутило.

На полках было слишком много всего – три геля для душа, включая «Дикую вишню», два шампуня, причем один женский, пена для ванн и несколько кремов, а чуть дальше – ароматические свечи. Леон, конечно, был в меру романтичным джентльменом, но это для него за гранью.

Во время наших разговоров у меня были мысли о том, что ему кто-то нравится, возможно, он даже начал с кем-то встречаться. Но вот эта кавалькада косметики – уже признак полноценных отношений. Получается, с ним кто-то жил, а поскольку Эпиона – замкнутый мир, это была или докторша, или медсестра, или кто-то из пациенток, что вряд ли, поскольку их тоже просто так не выпускают.

На похоронах Леона никто из женщин не выделялся, все они назвались просто друзьями, да и здесь я не раз слышала разговоры о том, что мой брат ходил в завидных холостяках, даром что человек. У него были отношения, и он их тщательно скрывал – становится все интереснее!

Особенно при том, что человек, живущий с ним под одной крышей, мог без труда заметить, что с ним что-то не так и он готовится покончить с собой. Если, конечно, этот человек сам не подтолкнул его к такому – тут у сожительницы тоже непередаваемые возможности. Особенно у той, кто скрывал эти отношения.

– Будем искать бабенку? – осведомился Локи.

– Еще как. Но сначала мы будем искать ежедневник.

– Какой еще ежедневник?

– Леон уже много лет жил по ежедневнику, – ответила я. – Привычка появилась, когда он учился в медицинском. Он ни черта не успевал, круглые сутки был похож на загнанную лошадь и понял, что свихнется, если не начнет записывать план на день. Не думаю, что он перестал это делать, став практикующим врачом.

– Разумно, так проще вести всех его пациентов, – кивнул Локи. – Тогда ищем.

В ежедневнике могли быть важные данные о его контактах, встречах, планах – или причинах того, что с ним случилось. Гадать было бесполезно, оставалось только искать. Я была уверена, что это лишь вопрос времени, ежедневник должен быть здесь, ведь его не было среди тех вещей, с которыми Леона доставили во внешний мир.

Но – облом. Ежедневника нигде не было, и это наталкивало на определенные подозрения. Роль главной злодейки в этой пьесе, конечно же, отводилась той женщине, с которой он жил. У нее наверняка были ключи, чтобы она могла в любой момент забрать свою «Дикую вишню», а она вместо этого украла ежедневник. Почему, зачем? Может, узнала, что Леон покончил с собой, и поспешила скрыть их связь? А может, она прекрасно понимала, что никакое это не самоубийство, и старательно заметала следы.