Ненавидеть, гнать, терпеть

В том, что эта девица ничего расследовать не будет, Кадыченко даже не сомневался. Да хоть на наряд ее посмотреть! Коротенькая юбочка, высокие каблуки… она за пределами отеля даже ходить нормально не сможет.

Умственно отсталый мальчишка – тоже ерунда какая-то, непонятно, зачем он здесь. Правда, страшненькая эта шептаться с ним пытается, так он ведь не реагирует! Планы Севера, как всегда, предсказуемы: собой любоваться да местных красоток покорять, если среди местных, конечно, есть красотки. Высокая девица может попытаться что-то сделать, но куда ей, блондинке.

Кадыченко вдруг подумал об ожерелье, которое видел только на фото. Такая штука – вот это уже бюджет для полноценного фильма! Взял ее, и все проблемы решены. Точнее, если просто взял, то появляются новые проблемы, посерьезнее старых. Но что, если сделать воровство неочевидным?

Допустим, он найдет ожерелье и будет в этот момент один. Кто тогда разоблачит его? Кто докажет, что ожерелье вообще было? Можно спрятать его где-нибудь, сказать, что ничего не находил. Тут нужно много думать, это факт. Но с другой стороны, игра стоит свеч!

Пока что Кадыченко сам не знал, решится ли он на такую авантюру. Но ему однозначно будет о чем подумать параллельно с расследованием.

++++++

Хотелось попасть в то время, когда цветут сливы. Воздух такой легкий, тонкий, как вода из горного ручья, и синее небо смотрит прямо на тебя. Это короткий момент, когда сама весна улыбается людям.

А еще хотелось уехать отсюда как можно дальше. Желательно в большой город, где очень много людей. Можно даже в Пекин, он красивый, когда ярко светит солнце и нет этих проклятых желто-серых туманов. Когда ты в большом городе, будущее видится светлым и полным возможностей, а здесь время словно остановилось. Только и радости, что забраться на склон холма и смотреть, как волнуются внизу деревья. Но момент умиротворения не длится вечно, и снова нужно думать о том, что делать со своей жизнью.

Только на природе она могла чувствовать себя спокойно. В деревне покоя больше не было, и в том городке, что неподалеку, тоже. Там Мингжу становилось трудно дышать. Не физически, а просто из-за страха, который порой охватывал ее безо всякой причины.

Ей с детства казалось, что если ты живешь честно, просто и поступаешь по совести, то и жизнь твоя пройдет в стороне от зла. Как же она ошибалась! И когда глаза уже открыты сиянием правды, снова поверить в иллюзии становится невозможно.

Зеленые листья вздрогнули под первыми каплями дождя. Настало время уходить, и прямо сейчас. Отец будет ругать ее, если она опять придет домой в промокшей одежде. Это он не об ее здоровье беспокоится, просто девушке так ходить по деревне не пристало. А заболеть… она не заболеет. В этом отношении ей везло всегда.

Мингжу покинула место, откуда все виделось таким спокойным, и свернула обратно к деревне. Едва она обогнула холм, как стало видно, что что-то не так.

Она специально выбирала такую точку, откуда не было видно деревню и вообще следы присутствия человека. Обычно она расслаблялась благодаря этому, а сегодня упустила момент, когда над поселением взвился черный дым.

Теперь же дым этот окреп, потому что пламя, порождавшее его, вступило в полную силу. Черное облако расползалось по небу, как предвестник беды, чего-то чудовищного и непоправимого. Ветер, словно в насмешку, лишь сейчас донес до нее запах гари.

Определить, откуда идет дым, было несложно. Мингжу не хотела верить, а не поверить не могла.

Она сорвалась с места, как напуганная птица. От недавнего умиротворения и следа не осталось, ей нужно было вернуться, и быстрее! Теперь она злилась на дождь, который падал с неба толстыми ленивыми каплями. Ну же, лей сильнее! Останови огонь!

Пламя оживило всю деревню. Люди прекрасно знали, что если помощь и будет, то не скоро, и тушили пожар самостоятельно. Но их усилия выглядели настолько жалкими! Что значат эти крохотные ведра перед полыхающим домом, большим, самым большим в деревне!

Помогали не все, некоторые наблюдали со стороны. Не от безразличия, просто… они либо боялись что-то делать, либо знали, что все уже бесполезно. Сквозь огонь проглядывали остатки постройки – не то, что можно спасти.

И, конечно, никто не пытался войти внутрь. Своя жизнь дороже сострадания.

Первой ее заметила госпожа Чан. Она со своими детьми стояла у ограды и, кажется, плакала, или ее глаза просто слезились от дыма. Увидев девушку, она попыталась удержать ее, но тщетно. Мингжу вырвалась, ускользнула из рук, как вода, и продолжила движение.

– Стой! – крикнула госпожа Чан. – Если никто не вышел, то и не выйдет уже!

Это понятно и справедливо. Но приемлемо только для тех, чьих близких людей нет внутри. Мингжу знала, что где-то среди пламени находятся ее родители и два маленьких брата, она верила, что они еще живы.

Она на бегу вырвала у кого-то из рук тряпку, смоченную водой, завернулась в нее и шагнула в огонь. Внутри было душно, очень больно дышать, и она почти ослепла всего за пару секунд, однако останавливаться не собиралась. Она искала. Тряпка мгновенно высохла, огонь жег кожу, и Мингжу не была уверена, что не заблудится здесь, в этом веретене пламени. Но так ли это плохо?

Есть ли у нее право выживать в одиночку?

Первой она нашла мать. Не узнала, конечно, просто догадалась, ведь других женщин в доме не было; тело догорало. Причем лежало оно, странно раскинувшееся, посреди комнаты. Будто мать и не пыталась добраться до двери!

Отец был в соседней комнате, судя по размеру, это была гостиная. Он сидел в кресле, заведя руки за спину, его голова была закинута назад. Сама не зная почему, Мингжу попыталась поднять его, хотя в том, что он мертв, не сомневалась. Тогда она увидела кровавые раны у него на груди, а еще – стальные наручники, сковывавшие руки за спиной.

Она все поняла. И нужно было, наверно, лечь здесь, у его ног, и просить прощения, пока смерть не заберет и ее тоже. Но человек – странное животное. Он хочет жить даже тогда, когда это не нужно, неважно, неоправданно.

Мингжу не хотела жить. Она хотела спасать. Она почему-то верила: даже после того, что произошло с ее отцом, у ее братьев еще есть шанс. Они ведь дети малые! Кто их тронет? Даже звери детенышей не убивают, и люди не должны!

Никакое «должны» или «не должны» здесь не работало. Она нашла братьев очень быстро, да только приблизится к ним не смогла: их комната полыхала ярче других. Но их Мингжу все равно видела сквозь огонь: два худеньких тела, подвешенных на потолочную балку. Веревки уже полыхали, и трупы должны были вот-вот упасть… Только мальчишкам было все равно. Их теперь ничто не волновало.

Все закончилось. Так резко, без предупреждения, посреди дня, ничем не отличающегося от других.

Мингжу не собиралась бежать. Она упала на колени там, где стояла, и просто кричала. Нет, даже выла, как раненая волчица, сжигая легкие глубокими вдохами. А пламя как будто смеялось над ней, окружая со всех сторон. Огонь был верным союзником тех, кто сотворил это, он трудолюбиво уничтожал следы, он не позволил бы ей уйти и рассказать миру правду…

Глава 3. Карьеристка

Она снова думала о том, насколько легче было бы проходить этот проект с Дамиром. Сейчас речь шла даже не об эмоциональной поддержке, а о его профессиональных навыках: Алиса сомневалась, что сможет заметить нечто существенное при осмотре трупа. Но выбора у нее не было, Дамир тут по мановению волшебной палочки не появится, значит, придется справляться самой.

Ее просьба удивила Ланфен, но не слишком сильно. Она объяснила Алисе, как добраться до больницы. Тело Инны Золиной все еще находилось там – не из-за проекта, просто возникли сложности бюрократического характера. Уже на этой неделе останки должны были выслать в Россию для захоронения.

Если есть труп, то с него и начинается преступление. А вовсе не с карты и не с поиска сокровищ.

Передвигаться самой по городу было нестрашно, скорее, нервно и неудобно. Практически никто здесь не говорил даже на английском, о русском и мечтать не приходилось, и на Алису с ее очевидно европейской внешностью косились с подозрением. И это притом что у нее глаза и волосы темные! Какой интерес вызывала Вероника с ее ростом и золотыми косами – сложно было даже представить.

Вероника пока что была непонятным элементом. Она казалась такой спокойной и искренне доброжелательной, что хотелось ей верить. Однако Алиса напоминала себе о горьком опыте предыдущих этапов и не спешила с выводами. Те, кто улыбается шире других, далеко не всегда так милы! Им просто есть что прятать за этой улыбкой.

Тем более что кто-то напугал Арсения. Алиса не была психологом и сомневалась, что ее выводы верны, но ей казалось, что все именно так. Он плакал тогда, в аэропорту, и это были слезы страха. Арсений – он как ребенок маленький, реагирует открыто и быстро. Просто у него свое понимание мира…

Беседовать с ним, разумеется, было бесполезно. Как Алиса ни пыталась, она не смогла получить от него ответов, вообще никаких, он и слова не сказал. Тогда она сдалась, решила оставить его в покое и сосредоточиться на расследовании.

В больнице ее появление вызвало определенное замешательство, как и на городских улицах. К счастью, Ланфен дала ей с собой записку, на которой были выведены столбики иероглифов. Их значение осталось для Алисы загадкой, а вот врачей оно устроило, потому что они обрадованно закивали и куда-то повели ее. Их показательная улыбчивость смотрелась в морге несколько странно.

Искать тело Инны не пришлось, оно уже занимало центральный стол. Не без причины, разумеется: его осматривал другой участник проекта.

Алиса не могла однозначно определить, как она относится к Максиму Белых. На проекте хватало более ярких участников, а этот молчаливый дядька как-то сам по себе оказался не у дел. Впрочем, одной его медвежьей комплекции было достаточно, чтобы внушить Алисе желание держаться подальше.

Теперь выбора как такового у нее не было. Алисе не хотелось оставаться с ним наедине, тем более в морге, но и просто развернуться и уйти она не могла. Не хватало еще неприязнь этого огра заработать! Нужно было вспомнить все навыки дипломата, которыми старательно забивали ее голову преподаватели в университете.

– Доброе утро! Я думала, что я встаю рано, но вы меня опередили.

Максим наверняка слышал, как она пришла, да и приветствие ее точно уловил, но оборачиваться он все равно не собирался.

– Здрасте, – буркнул он. – У меня бессонница. Есть чем занять себя – займу.

– Я не помешаю?

– Без разницы. Это не мои владения, и право посмотреть на мертвячину у меня не эксклюзивное. Смотрите, что уж там, мне не тесно.

Он не был агрессивен по отношению к ней, чувствовалось, что это просто его стиль общения. Алиса уже выяснила, что он фермер… То есть предприниматель, но работает в сельском хозяйстве. Значит, конкретно этот фермер привык только со своими рабочими говорить и другой манеры не знает – или не желает знать.

Дядька был настолько массивный, что рядом с ним Алиса чувствовала себя подростком. При этом его движения были медленными, размеренными, походка – вразвалочку. Он вообще никуда не спешил, ни в действии, ни в речи. В мыслях, скорее всего, тоже. Это не значило, что он был недалеким, до такой категоричности Алиса не доходила. Просто Белых жил в собственном ритме, мимо которого пролетал на космической скорости весь остальной мир.