– Вот придурки! Думают, что…
– Уважаемые матери! – на пороге появляется директор школы, немного даже испуганная. – Оставьте детей и пойдёмте со мной…
– Так, иди домой, – распоряжается мама. – Я вернусь и всё расскажу, хорошо?
– Хорошо, мамочка, – киваю я, направляясь домой.
Как ни странно, младшие дом не разнесли. Интересно, что такое происходит, что директриса испугалась? Может, боится того, что мамы вполне способны ей самой выдать по первое число? Не знаю, но у меня какое-то странное предчувствие. Очень странное, правда… Но я надеюсь, что всё будет хорошо. Вот вернётся мама и расскажет, что всё хорошо и пугаться не надо. Должно же быть простое объяснение!
– Что там? – интересуется Светка, увидев, что я вернулась одна.
– Большая толпа, – хмыкаю в ответ. – Директриса вывалилась, посмотрим, что расскажет. Мама нас проинформирует, наверное.
– В той части, что нас касается, – цитирует сестрёнка, и мы не очень весело смеёмся.
– Давай младших покормим? – предлагаю я, на что Светка кивает.
Надо ли завтра в школу, нет ли – неизвестно, а младшим нужно выспаться. Им и так трудно будет заснуть после сегодняшнего. Даже и не знаю, может, их с нами положить? Ну, чтобы ночью не бегать, кошмары же наверняка будут, как у Светки в первые дни. Решаю, что посмотрю, как они себя за ужином поведут, и подумаю. А пока я разогреваю для них кашу, чтобы малышки могли спокойно поесть. Каша мягкая, очень вкусная, я её ещё подслащу, тогда совсем хорошо будет.
Действительно, девочки кушают хорошо. Вот в разгар ужина возвращается очень задумчивая мама. Она садится рядом и обнимает нас всех, а у меня ёкает сердце от нехорошего предчувствия. Мамочка некоторое время молчит, младшие даже есть перестают, замерев и глядя на неё, а потом мама вздыхает.
– Истончается ткань Барьера, – сообщает она наконец. – Кто-то подсчитал, что от детского страдания истончение происходит быстрее, поэтому и запретили наказания в школе. Вы побудете пару дней дома, чтобы успокоиться, а потом посмотрим.
Барьер отделяет мир людей от мира демонов. Поставленный лет двести назад, он не позволяет вывернутым явиться к нам, чтобы вновь поработить людей. Если ткань барьера сильно истончится, то они могут попасть к нам сюда, и тогда наступит конец света. Злые демоны будут убивать и насаживать на свою вывернутость всех. Значит, получается, мы в шаге от конца света? Ой, мамочка, как страшно-то! Просто жутко становится от мысли о том, что Барьер может пасть. Может, пронесёт?
Глава третья
Наказания действительно исчезают, а с ними постепенно сходит на нет и страх, но вот учителки явно чего-то боятся. С каждым днём они боятся всё сильнее, и мы это, конечно, чувствуем. Новости до нас не доходят, но, глядя на то, какой напряжённой возвращается с работы мама, я понимаю – всё непросто. При этом, конечно, стараюсь успокоить и младших, и Светку. А ещё мне начинают сниться кошмары.
Почти каждую ночь мне снится один и тот же сон – страшный демон, выглядящий, как историчка, вывернутая наизнанку, скалясь своими страшными клыками, хватает Диану и Маришку, чтобы впиться в них зубами. Это настолько страшно, что я просто подскакиваю на кровати, не в силах выдержать этот сон. Мне кажется, что Барьер уже пал, и жуткие вывернутые идут к нам.
Мамочка успокаивает меня, давая какое-то лекарство, от которого я сплю спокойнее, конечно, но напряжение растёт, и я его чувствую. Ничего не могу поделать с собой, ощущение беды всё сильнее. Но пока вроде бы всё спокойно. Поэтому утром я собираюсь в школу, уже не опасаясь за свою филейную часть. Только кажется мне, что пара недель не зачеркнёт столетие слёз, но это мнение я держу при себе, потому что – кто знает…
– Слышали? Всех космонавтов отозвали, – слышу я разговор двух наших кумушек. Они собирают слухи, зачастую выдавая их за информацию, поэтому верить им можно только ограниченно.
– Говорят, корабли вышли к Барьеру, – раздаётся другой голос. А вот это серьёзно, Зара языком трепать не любит.
– Демоны прорвутся? – интересуется Светка у меня, как будто я знаю всё на свете.
– Ну что ты! Конечно, нет, – улыбаюсь я ей, держа себя в руках из последних сил.
– Сегодня мы поговорим о том, что нужно делать в случае внезапного нападения, – вместо истории к нам приходит завуч. – Вы запомните всё, что я вам скажу.
Угроза в её голосе такая, что всё и так становится понятно. Попробуем только не запомнить – пожалеем, что на свет родились. Поэтому мы внимательно слушаем лекцию о поселковом убежище, куда и как бежать, какой сигнал служит для общей эвакуации, а какой – только предупреждает. Я слушаю завуча, понимая – всё очень-очень плохо, трудно было бы не понять…
– Тренировки будут проходить три раза в неделю, – говорит она нам на прощанье.
Стоит только ей выйти, как в классе поднимается жуткий галдёж – все начинают делиться мнениями по поводу услышанного. Те школьницы, у кого родители во Флоте или Полиции, подтверждают слух об отзыве всех. Значит, можно считать, что Барьер доживает последние дни или даже часы. Вопрос в том, почему его нельзя починить, но нам никто на него не ответит. Сдаётся мне, что Барьер не мы устанавливали, а кто-то другой, которого сейчас уже нет, поэтому и нельзя починить – никто не знает, как именно.
– Что делать будем? – интересуется Светка у меня, как будто я – заместитель мамы.
– Что сказано, – вздыхаю я в ответ. – Главное, чтобы младшие целы были. Кто-то из нас двоих будет их домой провожать, чтобы, если что…
– Чтобы не запаниковали, – кивает сестрёнка, знающая, что я её прикрою перед училками, если что.
Но я думаю, у училок какое-то подобие мозгов всё-таки есть, поэтому логично, что после таких новостей мы будем провожать младших. Переглянувшись, отправляемся на следующий урок, но даже математика в голову не лезет. Ничто не лезет в голову, совершенно. Все мы понимаем: такие инструктажи не к добру. И как ни странно, учителки понимают, что нам совсем не до уроков, не орут и не пугают.
Математичка просто прерывает урок, смотрит, кажется, на каждую из нас долгим взглядом, вздыхает и садится за стол. Она некоторое время смотрит в окно, о чём-то думая, а затем поворачивается к нам. Мы сидим за партами тихо, овоид класса будто наполнен этой тишиной. Так же тихо помаргивают на стенах портреты знаменитостей, формулы-подсказки…
– Мне тоже страшно, – признается учителка. – Даже очень страшно, потому что демоны – это конец всего сущего. Но если у вас есть шанс выжить даже в рабстве, то у меня такого шанса нет, и я знаю это.
– Почему это? – удивляется одна из учениц – Алька, по-моему.
– Потому что я никогда не склонюсь перед демоном, – отвечает она нам. – А вас можно заставить, напугать, пригрозить…
– Как заставить? – не понимаю я.
– Например, болью, – отвечает мне математичка. – Или угрозой твоим младшим… Подумай.
Я задумываюсь и понимаю: она права, за младших я что угодно сделаю. Просто за одну призрачную надежду их спасти. Не хочу оказаться перед таким выбором. Просто не хочу. Но когда я почти впадаю в панику, резко и тревожно гудит сирена. Она набирает силу, отчего я подскакиваю на месте, а потом бегу в сторону корпуса младших. Мне наплевать на все инструкции, я бегу к ним, ещё не сообразив, что тревога вряд ли настоящая.
Я успеваю, потому что Дианка и Маришка тоже наплевали на всё, что им говорили, побежав к нам. Я подхватываю на руки Маришку, рядом Светка делает то же самое с Дианкой, и мы быстро-быстро бежим в убежище, чтобы буквально влететь в него промеж закрывающихся дверей.
В убежище я впервые, но ничего примечательного в нём нет – квадратные ячейки от пола до потолка, серые стены, широкая дверь санитарных удобств, и всё. На двери удобств – пиктограмма с писающим ребёнком, чтобы не перепутали. На середину убежища выходит директриса, смотрит на нас как-то слишком уж предвкушающе, после чего начинает пугать. Она говорит о том, что здесь должна быть полная тишина и покой, потому что здесь такие стены, изолирующие. Ну и ещё рассказывает о том, что тут наказывать можно, что учителки с удовольствием и проделают, если… Я сначала пугаюсь, но потом задумываюсь.
Если бы у них действительно была такая возможность, то они не отменяли бы наказания, а просто водили провинившихся сюда. Значит, или нас пугают, или у них появилась сейчас какая-то новая возможность. Но я всё же думаю, что нас просто запугивают, и всё. Непохоже, чтобы у них была такая возможность. Зачем это нужно, мне вполне понятно, но, конечно, неприятно…
Из убежища нас выпускают часа через три. Младшие уже очень голодные, а я задумываюсь. Мне очень не нравится всё, что происходит, потому что напоминает просто панику, а паниковать я не люблю, особенно толпой. Значит, нужно иметь с собой еду для младших, раз учителки об этом не думают. Ну и ещё игрушки какие-нибудь, чтобы было малышкам чем заняться, и они не боялись. Да, так и сделаю!
***
Светка давно уже увела младших домой, а я всё отдуваюсь. Опрос у нас по строению мира, поэтому на отсутствие сестрёнки, конечно, порычали, но не сильно. Мы уже привыкли и к тревогам, и к тому, что все нервничают. Хотя именно нервничать люди почти прекратили, потому что человек привыкает ко всему. Вот и я привыкла, и мама, кажется, тоже.
Новостей в последнее время нет, только отчего-то всё тревожнее спать и мне, и малышам. Они всё чаще спят с нами, потому что сны нехорошие у всех, как предчувствие какое-то. Но пока вроде всё спокойно, нет ни плохих, ни хороших новостей, кроме побледневшего серпа Луны-2. Но мало ли отчего он побледнел? По крайней мере, я себя в этом убеждаю, хоть и готова к сегодняшнему опросу. На небе как раз сверкает его тема.
– Итак? – выразительно смотрит на меня учителка.
– Луна-два есть отражение Луны в зеркале Барьера, – заученно рассказываю я. – Фактически она служит индикатором состоя… – именно в этот момент я бросаю взгляд в окно, где на ясном дневном небе видимый мне серп Луны-2 исчезает прямо на глазах.
– Что же ты замолчала? – едко спрашивает меня учителка, а я пытаюсь осознать увиденное, что мне даже не сразу удаётся.
Но в следующее мгновение меня охватывает паника, я резко срываюсь с места, не слушая окрика, ведь исчезновение Луны-2 означает падение Барьера. Я всей душой чувствую, что мама и сестрёнки в опасности, потому со всех ног бегу домой. Я бегу, а вокруг нарастает звук сирены, но я не слушаю его. Мамочка уже должна быть дома, я успею, я должна!
Именно в этот самый момент раздаётся странный звук: «Вжух!», за ним ещё один такой же, и ещё один. Краем глаза я замечаю, что дома слева и справа просто исчезают, но я искренне надеюсь, что мамочка и сестрёнки успели убежать. Я почти взлетаю на наш холм, но… Нашего дома нет! Даже травы нет вокруг него, просто голая скала.
Не понимая, что произошло, на негнущихся ногах я подхожу к ровному скальному кругу, и тут до меня доходит: раз я не встретила мамочку и сестрёнок, значит, они оставались дома. Они оставались…. А дома нет, только скала… Значит, их тоже больше нет?! Я падаю на колени в самом центре этого круга и просто кричу от боли. Мамочка… Светка… Дианка… Маришка… Их больше нет?!
Не помню, что происходит потом. Отрывочные картины – чьи-то руки, госпиталь, судя по обилию людей в форме – флотский, какие-то уколы… Я бьюсь от боли внутри себя самой, не в силах осознать и пережить свою потерю. Но ведь тел я не видела, может быть, они живы? Именно эта мысль придаёт мне сил. Я медленно беру себя в руки, очень медленно, но, видимо, судьбе угодно меня бить о камни плохих новостей.