Светя другим

Проснулась моя хорошая, надо её покормить, да и меня заодно. Вот демонстрирует она разные симптомы, причём именно клинически, а объективной причины для них я не вижу. Сейчас сэ-эн[35 - Сердечная недостаточность.] на фоне дэ-эн[36 - Дыхательная недостаточность.] демонстрирует. И если у второго повод есть, то у первого…

Тянусь к пульту, выставляю кровать в комфортное положение. Что у нас там? Хотя, честно говоря, вариантов немного – заканчивались же недавно. Сейчас посмотрим, можем ли мы покушать. Манная кашка на воде… Пресная, как… некрасивое сравнение, которое мы озвучивать не будем – мускулюс глютеус[37 - Ягодичная мышца (лат.).] против. Похоже, что меня били, что для Германии, конечно, вполне так повод дать по рукам.

– А вот волшебник на вертолётике летит, что-то вкусное несёт, – кормим девочку, играя, что для неё хорошо, и мне всё видно. – Умница какая!

Нельзя забывать хвалить. За каждую ложку, за каждый глоток. Моника должна чувствовать – её любят, она нужна, она важна, тогда и принятие легче пройдёт. Детям очень нужно тепло, и чтобы не было больно. Сейчас ей почти не больно – суставы разгружены и зафиксированы, а тепла я тебе, котёнок, дам сколько угодно.

Интересно, почему нет тоски по любимой жене моей да детям? Наверное, Забава постаралась. Это правильно, потому что иначе было бы совсем плохо, а так пока всё хорошо. Вот, поела, хоть что-то хорошо.

– Умница моя, очень хорошо покушала, – и погладить, учитывая особенно, как она к ласке тянется.

– Я умница? – удивляется Моника, будя во мне странные желания.

– Ты сомневаешься? – спрашиваю её и сразу же отвечаю: – Конечно, умница, как же иначе?

Заулыбалась. Красивая у неё улыбка, по мнению моего организма. Но вот тоже не сходится: родители её по-своему, конечно, но любят, а она и к ласке тянется, и ведёт себя, как потерянный котёнок. Как на той картинке: «Я обязательно выживу». Вот и тут так, не совпадает, то есть очередная загадка. Просто девочка-загадка у меня тут лежит. Сейчас опять спать будет, что ей полезно, да и мне тоже.

Итак, что мы имеем по мне? По Монике и так понятно, а со мной что, если аспирации не было, а в ДЦП[38 - Детский церебральный паралич. Может характеризоваться проблемами органов дыхания.] у себя в виде пароксизма[39 - Резкое, часто неожиданное проявление припадка, приступа болезни.] я не верю? Тоже загадки. Хорошо хоть моей личностью не заместили личность мальчика, а влили в него. Хотя на данный момент во мне взрослый дядя-доктор подавляет ребёнка, но хоть убийцей себя не чувствую.

Глава пятая

Ирочка

Нас выписывают. Прошло целых восемь дней, за которые доктора привыкли к тому, что мой ангел – умный, а я без него не могу. И мои родители тоже, и ещё какие-то чиновники, только я в них не разбираюсь.

Мне достаточно того, что рядом со мной ангел. Он меня совсем не смущает, и я его тоже. Не знаю, почему, но задумываться не хочу. Он же есть, зачем задумываться? Даже когда ангел мне в первый раз горшок принёс, в больнице он «судно» называется, я не смутилась. Во-первых, давно привыкла, а во-вторых, это же он. Самая главная новость в том, что мои родители – хорошие. Они теперь уже хорошие и ни за что не будут больше обзывать, а по попе здесь не принято. Оказывается, я в Германии, у меня есть папа и мама, братьев и сестёр нет, но сейчас у меня ещё и ангел, он будет жить с нами, потому что я без него не могу. Доктора даже бумагу написали специальную, чтобы нас не ругали.

Я всё равно боюсь без него, даже когда он в туалете, но мама взяла отпуск и сидит со мной теперь. И ещё ангела гладит, и ему нравится, я же вижу. А завтра нас выпишут, потому что я, когда с ангелом, не умираю, он лучше знает, что мне надо. А долго в больнице тут не держат, потому что это всё деньги. Но мне всё равно, у меня есть ангел.

– Давай поучимся, – предлагает он мне, на что я, конечно же, киваю. Он же лучше знает, что правильно, а я – послушная девочка. Потому что хорошая, так ангел сказал, что я хорошая.

Юрген привозит коляску для таких, как я. Мама, кажется, готовится заплакать, а я – нет. Мама глупая, какая разница, могу я ходить или нет? Ведь я живая, а это главнее. Ну, и ещё ангел сказал, что мне так будет легче в туалет ходить. Все-таки ходить самой мне нравится больше, чем на горшок, даже если я не могу ходить, но ездить тоже здорово.

Меня пересаживают в коляску. Она не такая, как каталка, а с чуть наклонёнными друг к другу колёсами и дугами, чтобы я сама могла её катить. А ещё приносят странные чёрные штуки. Юрген говорит, что это «ортезы», и в них мне совсем-присовсем не будет больно. А я согласна, чтобы было… Я на всё согласна. На всё-всё. Только бы он был.

– Смотри, это ортезы, – объясняет мне Юрген.

Он осторожно разбинтовывает мои руки, которые сейчас кажутся такими тонкими, и надевает на них эти чёрные штуки, чем-то похожие на перчатки. Я чувствую, что эти ортезы плотно обхватывают запястья, отчего возникшая было боль, почти сразу становится меньше – такой, что её можно игнорировать. Но на этом ангел не заканчивает, он везёт меня к туалету. Там я вижу непривычные блестящие штуки и что-то ещё, что свисает с потолка.

– На вот эту штуку можно опереться, – ангел показывает мне как. – А вот за петельку нужно взяться обеими руками и пересесть. Попробуй.

Я же послушная девочка? Я делаю, как Юрген сказал, потому что он же лучше знает, как правильно. Действительно получается пересесть и сделать свои дела, потому что на мне только больничная рубашка, а белья нет. Я же и на судно ходила, и ещё мыли меня губкой, когда вставать было нельзя. Ангел и помыл, потому что я была против, чтобы кто-то другой. Страшно мне почему-то, не знаю, почему. Зато я теперь могу сама в туалет!

– Утром будем учиться чистить зубы и принимать душ, – сообщает мне Юрген, а мама смотрит на нас уже почти без удивления. Она привыкла.

За эти дни все привыкли, что доверяю я только ангелу, зато полностью, без исключений. Вот и сейчас тоже. Но ещё нужно покушать, потому что так Юрген сказал. Мне самой кушать не очень хочется, но он сказал, что нужно есть каждые три часа. И действительно, живот перестал болеть после еды, что я ему и сказала.

– Своевременное правильное питание – это очень важно, – кивнул мне ангел, что-то объясняя маме.

Мама кивает, она тоже привыкла к тому, что Юрген знает, что говорит, ведь и доктора подтвердили, что он знает, но мне это подтверждение не нужно. Интересно, а как будет дома, нас не разлучат? Я боюсь без него и совсем-совсем не хочу!

– Ну, чего ты опять испугалась? – гладит меня Юрген. – Я буду рядом всегда, не надо бояться.

– А дома… Ну… не разведут по комнатам? – спрашиваю его, и слышу, что мама опять всхлипывает. Мне кажется, я стала такой маленькой-маленькой…

– Не разведут, – вздыхает ангел.

Я понимаю, почему он вздыхает, я его часто спрашиваю, но просто боюсь же, а он говорит, что бояться нельзя, чтобы сердечку плохо не делать. Я стараюсь, честно-честно!

– Доченька, маленькая, тебя никто не разлучит с твоим Юргеном, – это мама подошла пообнимать и погладить.

Странно, мой ангел сирота, а у него совсем нет зависти в глазах. Я бы на его месте завидовала бы до потемнения в глазах, а он только улыбается. Наверное, поэтому он ангел, а я нет. Откуда я знаю, что нормально у ангелов?

Я подъезжаю к кровати и уже жду, когда пересадят, но Юрген придумал что-то другое. Он что-то перещёлкивает, передо мной оказывается столик, а на нём – тарелка с кашей. Не люблю я эту кашу, но ангел сказал «надо», а я очень хорошо выучила уже, что такое «надо» и «нельзя». Я беру ставшей толще рукой ложку, ожидая удара боли, но её нет, отчего я удивлённо смотрю на ангела, а он меня просто гладит. Значит, я теперь и поесть могу без боли? Это так здорово!

Надо привыкать к имени Моника, а ещё, наверное, надо всё рассказать Юргену. А он меня из-за этого не прогонит? Надо будет спросить, потому что если прогонит, то не расскажу. Я ем ложку за ложкой и думаю о том, как буду рассказывать. Мне почему-то кажется, что ангел всё-всё поймёт и прогонять меня не будет. Наверное, надо попробовать…

– Поела? – интересуется Юрген. – А теперь мы оденемся и пойдём немного погуляем.

– А это безопасно? – спрашивает мама.

– Это надо, – спокойно отвечает ангел. – Прогулки нам очень нужны. Как там погода на улице?

– Как всегда в начале марта, – мама явно не понимает вопроса. – Плюс десять, но дождя сегодня нет.

– Очень хорошо… – задумчиво произносит Юрген. – А вот начало марта – не очень.

– А почему? – спрашиваю его я.

– Потому что, котёнок, – отвечает он мне, – весна пришла. А весной таким котятам, как ты, живётся грустнее. Но ты же не будешь грустить?

– Не буду, – обещаю я, хотя это, наверное, от меня не зависит.

Или зависит? Я не знаю. Но послушно вытягиваю руки, когда он просит, потому что меня одевает самый лучший на свете ангел, и мы сейчас пойдём гулять! Это очень-очень здорово – гулять, поэтому я улыбаюсь. Меня ничего не беспокоит, даже боли в руках почти нет. И это такое счастье – просто не сказать, какое…

Доктор Влад

Точно Забава подшаманила. Не могут солидные дяди всерьёз принимать двенадцатилетнего парня, просто психологически. Хотя я могу, но я – это другое дело, а тут же обыкновенные врачи, а не спецы по крайне редким, где от слова пациента многое зависит. Кроме того что меня принимают серьёзно, так ещё и воспоминаний о жене и детях, с тоской перемешанных, нет. А должны быть, но, видимо, эмоциональную сферу Забава не перенесла. Это хорошо, ибо жену свою я люблю без памяти, а здесь, похоже, мне в пару определили Монику, ибо запечатлелась она насмерть. В её жизни теперь остальные люди – призрачные тени, что, кстати, необычно. Действительно, как ребёнок войны реагирует. Надо будет аккуратно расспросить, но сейчас – гулять.

Почему-то абсолютно не волнует, как меня воспримут её родители, есть внутренняя уверенность в том, что демонстрируемое в больнице – не демоверсия. Ну да будет день, и будет пища. Завтра как раз и узнаем.

Вспоминаю о клятве, целительские миры такого типа я у себя описывал. Или девочка, создавшая мир, думала аналогичным образом, или меня начиталась. От этой мысли оглядываюсь – не идёт ли психиатр справку отбирать. Самонадеянно об этом думать, всё-таки читает меня небольшое количество народа. Впрочем…

Ладно, одеваюсь, выбора у меня особого нет, судя по набору одежды. Видать, опекуны странные попались, ибо в такой одежде чувствуешь себя ёлочкой – зимой и летом одним цветом. Но хоть Моника обеспечена лучше, а так как она сейчас сидячая, то нужно одевать с прицелом на это дело. Ну и суставы, не дай Асклепий, поморозить. В плюс десять тоже можно поморозить суставы.

Пока одеваю котёнка, продолжаю размышлять. Пока что в анамнез вкладывается только суставной синдром и некоторые внутренние органы, а вот ноги – не очень, да и длинный ку-тэ… Он или генетический, или медикаментозный. Очень редко возникает сам по себе, но тут поводы нужны серьёзные, а порока у неё точно нет.

Это, конечно, весело смотрится со стороны, когда двенадцатилетний парнишка «обнюхивает» рентген-снимок, потому что аппарата УЗИ в этой больнице нет. Самое начало девяностых, понятно, почему нет. История медицины – дама суровая, сонография[40 - Немецкое название ультразвуковой диагностики.] была тогда, то есть теперь, далеко не везде, да и точность… В общем, уметь надо. Я-то умею, конечно, но на нет и суда нет. Для оценки последствий и рентгена хватает, если на лекциях ушами не хлопать.