Новый Айвенго. Рапира спасает

Его пытливые и поблёскивающие, как два уголька, глаза благодарно посмотрели на меня. Окладистая курчавая чёрная борода вдруг затряслась от пережитого волнения, а сморщенное коричневое лицо сморщилось ещё больше.

– Парень, запомни, дядя Миша никогда не забывает добро. Ляля, пошли!

Девушка поднялась и бросила на меня долгий прощальный взгляд. В следующую минуту дед и внучка, как два удивительных призрака, один хромой и корявый, а второй изящный и привлекательный, растворились в изумрудных кустах можжевельника.

Глава вторая. Елена

Взгляд, как прозрачнейший хрусталь,

Но словно на лице вуаль,

Её, как будто, душит грусть,

Что я к ней больше не вернусь.

    Владилен Елеонский, Айвенго

Я вышел на просеку, чтобы найти кого-нибудь. Следовало задержать Демонов и оказать им медицинскую помощь. Я знал, как бить, и был уверен, что мои удары не причинили существенного вреда их здоровью, но кто в таких делах может знать наверняка?

Выйдя на просеку, я обомлел. В мою бытность просека была захудалой лесной дорогой. Теперь же я увидел добротное широкое бетонное шоссе с высоченными шпалами фонарей, они возвышались над обочиной через каждые полсотни шагов. Приятный, как говорится сюрприз, причём совершенно непонятно, с какой целью какой-то умник проложил автобан посреди леса.

Мимо промчалась парочка крутых чёрных джипов. Водители даже не посмотрели в мою сторону, хотя я усиленно голосовал.

Так повторилось несколько раз. Шикарные иномарки пролетали мимо, не снижая скорость. Похоже, что на простых автомашинах по этой дороге не ездят.

Затем надолго воцарилась тишина и благодать. Ни одной машины!

Я побрёл вдоль обочины, не зная, что делать. Сзади раздался шум мотора. Будучи уверенным, что всё снова повторится, я даже не обернулся.

Сзади, совсем рядом, шаркнули шины.

– Добрый день, турист!

Я удивлённо обернулся и увидел за рулём солидного серебристого японского джипа батюшку в чёрной рясе. Его я знал давно, ещё с тех времён, когда он был не батюшкой, а охранником нашей краевой плотины на берегу водохранилища.

Лет восемьдесят назад нашу довольно бурную реку Петровку перегородили плотиной, она разлилась и затопила село Петровское, от которого остался лишь заброшенный и разрушенный храм. Река не смогла затопить храм, поскольку он стоял на крутой возвышенности, в толще которой, как говорили наши краеведы, недавно обнаружили следы первобытной цивилизации. Крутой слон теперь стал лесистым и обрывистым берегом Нового озера, так стали называть водохранилище.

Батюшка был чем-то похож на известного всем Григория Распутина, такой же плечистый, угловатый, с правильными чертами лица и пронзительным взглядом чёрных глаз. По совпадению его также звали Григорием.

Кроме внешности, отец Григорий, кажется, ничем больше не напоминал Распутина. Однако злые языки поговаривали, как мне писал в письмах Сафонов, что привлекательные румяные молодые прихожанки толпой валят к нему на исповедь. Вино, поставляемое с краевого винзавода, щедро льётся по праздникам и в будние дни под довольный бас отца Григория и восторженные женские вопли из окон великолепного современного трёхэтажного сруба, поставленного не так давно при храме.

Рядом с отцом Григорием сидел какой-то парень, но лобовое стекло отсвечивало, и я не разглядел его внешность. Отец Григорий приветливо улыбался мне, как видно, он так всегда встречал новых людей. Конечно, он отлично помнил период нашего знакомства, когда мы подростками посещали местную фехтовальную секцию, однако мой грим, как видно, сработал, батюшка меня не узнал, да он особо не присматривался, судя по всему, куда-то торопился.

Я севшим голосом поздоровался и просипел суть дела, показывая своим футляром в ту сторону, где я оставил Демонов лежать на земле.

Отец Григорий заглушил двигатель и вышел из машины.

– Подожди, не суетись. Куда идти? Показывай.

Его спутник также вышел из автомобиля, и я вдруг узнал его. Ещё один знакомый! Передо мной возвышался мой соперник по европейским соревнованиям, тот самый, который едва не затеял со мной драку, когда узнал, что первое место на чемпионате выиграл всё-таки я.

Игорь Лобанов, конечно, повзрослел с тех пор. Он, кажется, ещё больше вытянулся, раздался в плечах, а без того большая голова стала как будто ещё массивнее.

Однако прямой волос по-прежнему чернел крылом ворона. Косая чёлка всё также падала на широкий лоб, который перерезала заметная борозда, создавая впечатление, что Лобанов вечно чем-то озабочен.

Примечательный нос продолжал раздуваться крыльями широких ноздрей, напоминая постоянно принюхивающийся к чему-то кабаний пятак. Карие глаза смотрели по-прежнему – оценивающе и с холодной усмешкой. Ощущение было такое, будто Лобанов видит твои внутренности и поэтому смеётся.

Мы прошли к тому месту, где я подрался с бандитами, но там никого не оказалось. Батюшка с усмешкой посмотрел на меня.

– Ты как себя чувствуешь, парень? Может, привиделось?

Я только махнул рукой и пошёл прочь. Бесполезно что-либо объяснять, всё равно не поверят.

– Эй, постой-ка, любезный! Поедешь с нами.

– Зачем?

– Надо. Нам – для солидности, тебе – для душевной пользы.

Больше отец Григорий не счёл нужным ничего объяснять. Он вёл себя так, словно неповиновение его просьбам, больше похожим на приказ, просто не существует в природе.

Когда мы ехали, я обратил внимание на странное объявление. К столбам были прикреплены огромные щиты, на которых средних лет суровый огромный упитанный мужчина с глубокими залысинами на необъятном лбу в чёрном костюмчике и белоснежной сорочке без галстука, пристально уставившись в пространство глазами слегка навыкате и с вытянутым прямо пред собой указательным пальцем, строго вопрошал: «А ты записался добровольцем? Оплата сдельная до 120 тысяч рублей в месяц. Виктор Малявин, директор филиала краевого мясокомбината „Нежная Лазурь“. Звони, брат: 8904—097—41—45».

Тем временем батюшка, изредка поглядывая на меня через зеркало заднего вида, уверенно вёл автомобиль одним мизинцем. Вдруг справа я увидел ярко-красный щитовой забор высотой чуть ли не в десять метров, он заслонил собой сосновый бор.

Батюшка мгновенно заметил мой интерес.

– Развлекательный центр «Луч».

«Здесь же были охотничьи угодья», – едва не вырвалось у меня, но я вовремя плотно сжал зубы и сомкнул губы. Однако батюшка, похоже, заметил мой порыв.

– Просил помочь закончить стройку. Обещали, но время тянут. Ты кто по специальности?

– Геолог.

– Жаль, мне плотники и штукатуры нужны. Мой новый управляющий уверяет, что к зиме построим. Крещёный?

– Я? Да.

– Значит, святое дело. В «Луче» я был у капиталистов, теперь заедем к коммунистам.

Каково же было моё изумление, когда джип батюшки остановился у дома моего отца, – обшитой тёсом просторной генеральской советской дачи, которую новые власти позволили отцу оформить в собственность и права на которую я, как видно, лишился, пойдя против его воли.

Мы вошли во двор. На крыльцо сразу вышел отец в лёгких брюках и цветастой рубашке с коротким рукавом, суровый, плотный, коренастый с умным взглядом проницательных серых глаз и рельефным лицом древнеримского патриция. Мой папа выглядел всё так же с тех пор, как я мельком видел его несколько лет назад, только поседел ещё больше.

– Здорово, отец Григорий, опять денег приехал просить?

– Утро доброе, дорогой мой Николай Петрович. Чем сможешь, тем поможешь. Сколько можно голым кирпичам в храме кланяться? Некрасиво, неправильно, не по-божески.