Черный ворон

– Не все же, кто воевал, идут в священники?

– Им Бог судья. И мне. Мы попали в засаду, все погибли, я ранен, кругом враги. Тогда обратился к Богу. Если выживу, то буду помогать таким как сам. Чудо! Вертолеты, спецназ, госпиталь. Радист перед смертью успел передать точные координаты.

– Разные у нас судьбы.

– Как посмотреть. Зло принимает обличия разные!

– Подставлять другую щеку?

– Содеянного не вернешь. Наказание от людей ты скоро исполнишь. Душу надо обрести, полюбить Бога в себе, полюбить людей, полюбить жизнь! Бог есть любовь!

– Сложно это, батюшка. Но буду думать над вашими словами.

Думал. Армянский поэт Исаакян напутствовал сына – « Люби весь этот мир большой!» Последний год на зону стали приходить молодые здоровые наглые. О содеянном ими не жалели, хвастались этим. Как их любить?

Василий Иванович передачи получал редко, всегда брал себе только кружок копченой домашней колбаски. Такие кружки делали у него в семье, когда появлялось свежее мясо, мать набивала, а отец коптил. Ел понемногу, вдыхал аромат, надолго хватало, на душе теплело. В бараке об этом знали, но в этот раз двое новеньких стали потрошить передачу без разрешения, пока Василий Иванович снимал ватник. Барак притих.

– Не подавишься? – сквозь зубы спросил качка.

– Ты что, старик, оборзел? – угрожающе вставая, демонстративно откусил кусок.

Василий Иванович ударил в печень, коротко, беспощадно. Качок стал оседать, глаза закатились, остатки колбасы выпали на пол. Повернувшись, к его напарнику сказал.

– Захочешь доесть – бери зубами с пола, привыкай! Если рукой тронешь, то эту руку на делянке отрублю!

Встречал Василий Иванович и других людей, например Зверек. Прозвище от фамилии – Зверев, но парень задиристый, вот и Зверек. Местный, срок за драку отбыл, но остался работать трактористом на трелевочнике. Василий Иванович помогал ему с трактором, опекал, почти в сыновья годился по возрасту Зверек. В их кампании был и третий, черный ворон. Прилетал, иногда подкормится и погреться, морозы стояли под сорок градусов. Ворон слушал разговоры, молчал, зря не каркал. Скрипел одобрительно и махал крыльями возмущаясь.

Отцу написал, что в село не вернется, мачехой стала родная сторона, западней! Отец Анатолий зовет работать при церкви истопником и сторожем, доверяет. О многом договорить надо.

На делянке оживление, новый вальщик положил одну елку на другую, пытался сбить большой сосной, помощник вилкой толкал сосну в сторону свисающей кроны. Порыв ветра крутанул крону и сосна «заплясала» на пне! «Бойся» – испуганно закричал вальщик. Опытные лесорубы заворожено следили за деревом – от него не убежать, а увернуться можно. В этот момент за спиной Василия Ивановича хрипло каркнул ворон, метнулся черной молнией от трактора. Зверек поднял щит, копался в моторе, не следил за происходящим. В два прыжка достал Зверька Василий Иванович, рванул за ватник и отбросил в сугроб. Сосна на морозе хрупкая, как стекло. С треском накрыла трактор, а огромный сук отломился и ударил Василия Ивановича в спину и ногу. Срок закончился, когда Василий Иванович еще лежал в больнице. Батюшка помог оформить документы, так что после выписки Зверек с невестой отвезли Василия Ивановича в церковь. В церковь переделали здание бывшего поселкового совета депутатов, приспособили маковку с крестом, колокол небольшой, обложили кирпичом, внутри отделали, освятили. Рядом стояла котельная с сараем для угля. В котельной комната для жилья, кухня и душ, на кухне даже стоял холодильник, а в комнате телевизор, шкаф, кровать, столик и пара табуреток. Догадался, что ребята постарались, поблагодарил.

– Да что ты, Василий Иванович, за твое здоровье свечки буду ставить до конца жизни!

На «новоселье» не остались, зато пришел отец Анатолий.

– Как самочувствие, Василий Иванович? – с порога.

Поздоровались за руку, посмотрели в глаза друг другу.

– Спина к непогоде ноет, и хромота останется, короче одна нога стала.

– Нам уже на пятый десяток, кросс не бегать, заживет.

Достал из пакета графинчик кагора и поставил на стол.

– Надо отметить по – русскому обычаю.

В холодильнике нашлось, чем закусить, после второй стопки наладилась беседа.

– Отец Анатолий, а почему вы мне помогаете? Что во мне особенного?

– Мама Саши Зверева по всему поселку разнесла, что ты, Василий Иванович, хоть и убивец, но мужчина правильный! Сам изувечился, а ее сыночка спас от верной смерти! Значит, я в тебе не ошибся, грехи не молитвой искупаются в основном, а добрыми делами.

– А кто знает, остался грех на человеке или нет?

– Бог, конечно, через людей! В каждом есть Бог, каждый сам себе судья и грешник.

– А ведь я хотел сам себя жизни лишить, а не того егеря застрелить, грех?

– Думаю, и судья догадался, который не дал тебе высшей меры. Вот ты спросил, что в тебе особенного? Знаешь, я воевал. С начальником этого лагеря в разведку бы не пошел, а с тобой без оглядки!

Начальник лагеря рвач был известный. Квартира в областном центре, в районном, в поселке терем в три этажа. Жена работала в поселке бухгалтером, вся в соболях, золоте, бриллиантах. У обоих сыновей дорогие машины, старшего женил на дочери столичного генерала. Время было такое. Но что – то не срослось, год назад погиб казнокрад, несчастный случай на охоте. Хоронили с почестями, в областном городе. О нем говорили разное, то ли не поделился, то ли кто – то из высокого начальства следы заметал.

– В город на курсы поездишь на оператора котельной и на курсы шоферов, вон под навесом пикап ржавеет.

– Да кто мне разрешит?

– Нацелю на рясу ордена, пойду к начальству – не откажут! – Оба рассмеялись.

Покатилась жизнь Василия Ивановича по иному руслу. Работал в охотку, помогал по ремонту, ездил на учебу. Приоделся, скромно, но все новенькое. Женщин пока сторонился – стеснялся хромоты. Обзавелся щенком овчарки, охрана лагеря отдала забракованного. Навещал его и черный ворон. Как нашел – только Богу известно! В свободное время играл с Пиратом, так назвал щенка, когда тот устроил в его комнатке кавардак. А с вороном вместе обедали, в любую погоду открывал Василий Иванович форточку. Если забывал, то ворон забавно возмущался за окном. Осенью Василий Иванович получил удостоверение оператора котельной и водительское удостоверение. Пикап давно отремонтирован и покрашен.

Письмо из дома принес батюшка, сестра не знала нового адреса и отправила на старый. Отец, сказал, что ты в село больше никогда не приедешь, поэтому они с мамой продали дом, хозяйство, добавили сбережения и купили квартирку в городе. Отец настоял, чтобы оформили на тебя, сейчас так можно. Умер, сказались ранения фронтовые, ждал тебя. Маму забираю к себе, приезжай повидаться, документы и ключи тоже у меня.

– Надо ехать, Василий Иванович! Захочешь остаться – документы пришлю! – сказал отец Анатолий.

– Не оглядывайся, батюшка, я вернусь!

Восемьсот километров, отдыхал только на заправках, но не успел. Мать умерла три дня назад, он еще и письма не получил. Сестра с мужем встретили хорошо, без обид. Семья состоятельная, дети выросли, ждут внуков. Всплакнули на могилке, помянули. Через день снова в путь. Город шумный, большой. Не успел оглядеться в квартире, звонок в дверь. Управдом, надо подписать бумаги, оплатить коммунальные платежи. Все подписал, оплатил коммуналку на полгода вперед, купил в магазине кагора, плавленый сырок. В квартире разделся, налил вина, залпом выпил, глядя на фото с ретушью, где отец с наградами и прильнувшая к нему мама. Вдруг прорвало, слезы полились рекой, рыдал со стонами и всхлипами. Пил и плакал, пил и голосил. Повалился на диван, забытье. Следующий день отдыхал, вечером познакомился с соседями, показал документы, оставил второй комплект ключей от квартиры, а поутру в обратную дорогу.

Въехал в поселок, когда уже стемнело, редкие огни плохо освещали улицы, но Василий Иванович их помнил, каждую лужу и ухаб. Церковь стояла на холме и подсвечена лучше. Последний поворот, подъем. Мимо, виляя по сторонам, пролетела легковушка, пикап вжался в обочину. Василий Иванович оглянулся, как этот лихач пройдет крутой поворот. Машина не вписалась в поворот, полетела с насыпи. Где – то на дереве озабоченно крикнул ворон. Ругая сам себя, Василий Иванович развернул пикап. Автомобиль лежал на крыше, смятая крыша заклинила дверцы, выбило только заднее стекло. Через него Василий Иванович и пролез в салон, где на водительском сиденье барахталась женщина, пытаясь освободиться от подушки безопасности. Опрокинув сиденье, он стал тянуть женщину наружу. Двигатель продолжал работать, в салоне резкий запах бензина.

– Что? Куда? Зачем? – тараторила в испуге женщина.

– Дальше бежим, взорваться может! – в подтверждении его слов раздался взрыв, и они оказались на земле.

Поднимая женщину, почувствовал аромат духов и алкоголя.

– Машину не жалко? У меня огнетушитель есть.

– Бог с ней, этой машиной. Спасибо, что вытащили! Подвезете? Мне недалеко.

– Ездила в церковь, свечку поставить, поздно, закрыто. Видно не судьба!

Подъехали к особняку, открыла дверь во флигель, рядом с воротами.

– Вы проходите, располагайтесь, а я собак привяжу и что – нибудь соберу на стол. Должна же я вас отблагодарить! – улыбнулась и выскочила внутрь усадьбы.

В окнах особняка зажегся свет, замелькали силуэты, послышались голоса. Василий Иванович постоял немного, пошел к пикапу. Ждать, пока вынесут стакан водки с огурцом и целковым за труды не хотелось. Дома согрел чайник, умылся, пару бутербродов и спать, спать. Вставал рано, по лагерной привычке, во дворе навалом лежал уголь. Решил перевезти в сарай, за работой хорошо думалось. К обеду подъехал батюшка, пельмени шли на ура!