Республика. Охота на бургомистра

– Но ты начальник лагеря.

– Я не всесилен, Владимир Иванович. Потому тебя и предупреждаю. Его приговорили. Пока я не дал его убить, но вот надолго ли я продлил его дни? На этот вопрос я ответить не могу.

– Сейчас вытащить его не могу. Я бессилен Иван Артёмович.

– Тогда переводи его от меня, Владимир Иванович. Ныне в Безымянлаге специалистов собирают. Я ему направление сделаю.

– В Безымянлаге? А кто там у нас?

– Старший майор Лепилов Александр Павлович. Да ты его должен помнить. Но самое главное, что там почти нет тех, кто сидит по тяжелым уголовным статьям. А для твоего парня сейчас это главное.

Так Павел Свиридов и оказался в Управлении особого строительства НКВД в Куйбышевской области. Но с началом войны положение там осложнилось. Погода была скверная. Шли беспрерывные дожди, а потом сразу пришла лютая и снежная зима. Морозы доходили до 40 градусов ниже нуля.

Зеки готовили площадки, расчищали от снежных завалов дороги, выгружали оборудование, строили каркасы зданий, изготавливали кирпич, необходимый для строительства. Официальная рабочая смена составляла 11 часов, но на деле работать приходилось больше. Питание было низкокалорийным и численность «зк» сокращалась. В ноябре 1941 года умерло почти две тысячи человек. А декабрь 1941 года обещал быть еще тяжелее.

«Зк» Павел Свиридов в сентябре трудился в самом тяжелом месте, который назывался теплым словом «Ялта». Это работа у электропечи, где выжигали кирпич. Температура плюс 70 градусов. Кирпичи вытаскивали длинными железными щипцами. И чтобы делать это, нужно было быть настоящим виртуозом. Плотные рукавицы приходилось постоянно мочить в ведрах с водой, иначе ткань загоралась.

Это был ад и Павел, не привыкший к тяжелому физическому труду, долго бы там не протянул. Поэтому перевод с начала октября в похоронную команду стал для него спасением. И здесь также постарался комиссар госбезопасности Максимов.

***

Хоронили умерших зеков на кладбище в районе Мехзавода.

Закидав общую могилу, заключенные команды получили отдых. Свиридов воткнул лопату в землю и плотнее закутался в телогрейку. Его лагерный приятель Натан Гинзбург закашлялся.

– Если так пойдет и дальше, – сказал он Павлу его. – То и мы с тобой скоро здесь окажемся.

– Это ты в Ялте не был, Натан. Температура у гофмановской электропечи градусов 70.

– Я бы сейчас погрелся, Паша. Честно тебе говорю. Постоянный холод и мороз меня доконают.

– А ты попробуй поработать, когда у печи плюс 70 градусов, а в поле минус 30. Еще хуже будет. Не дай бог тебе в Ялту, Натан.

– Мне все равно где умирать, Паша.

– Я на фронт хочу проситься.

– Да почти все туда просятся, Паша. Не знал? Даже на передовой лучше, чем здесь. Нормы на заводе выросли, а кормежка такая, что скоро ноги протянем.

– Говорят участок работы у нас важный, Натан. А немец-то слышно прёт. Потому легче не будет.

– И я про то.

– Так у меня же статья расстрельная, Натан. Тебе только десятку дали, а мне высшую меру социальной защиты расстрел. Потом заменили на пятнаху. Два года сижу. В первом лагере едва не прирезали уголовники. Перевели сюда. Полгода здесь, а уже на скелет похож.

– То ли еще будет, – мрачно сказал Гинсбург.

– Ты ведь в медицинском учился, Натан?

– Учился, пока сюда не загремел.

– В медчасти тебе стоит пристроится. Там персонала не хватает. Я слышал. И работа легче и кормежка лучше.

– А ты?

– Ты про себя думай, Натан. Кашляешь. Молочка бы горячего попить. А у нас в бараке и простого кипятка не будет сегодня.

– Молоко, – произнес Натан. – Слово какое теплое. Ты задумывался, Паша, над тем, что мы стали именно здесь ценить простые радости. Просто посидеть в тепле и выпить стакан молока.

– Тебе нужно попасть в медчасть, Натан. Вчера ведь у нас в бараке одного на больничку отправили.

– Я до такого состояния еще не дошел, Паша. Это как судьба повернет. Может сегодня нам и повезет?

Свиридов грустно улыбнулся…

***

Но слова Натана оказались пророческими. В тот же вечер Павлу улыбнулась удача. Его неожиданно вызвали к начальнику лагеря старшему майору Лепилову.

Начлагу позвонили из Москвы:

– Александр Павлович?

– Лепилов у аппарата.

– Это Максимов, здравствуй Александр Павлович.

– Рад слышать тебя, Владимир Иванович.

– У тебя есть заключенный Свиридов Павел Петрович.

– Есть такой. Ныне в похоронной команде состоит. Вернее состоял.

– Что значит, состоял? – спросил встревоженный Максимов.

– А то и значит, что люди у меня мрут как мухи. Я ведь уже докладывал, что за месяц в лагере умерло 1742 человека. И сделать ничего не могу. Травматизм, болезни кожи, истощение и цинга. Снабжение чрезвычайно скудное. А требуют повышать и повышать нормы.

– Но я просил тебя, Александр Павлович.

– Сделал всё что мог. Я сейчас выясню что с твоим Свиридовым.

Лепилову доложили, что зк Свиридов жив и по-прежнему состоит в похоронной команде.

– Жив твой парень. Владимир Иванович.

– Готовь его к «выписке», Александр Павлович. Сегодня получишь его документы.

– Готовить Свиридова к «выписке»? Я не ослышался, Владимир Иванович?