– Как? – изумился Лайдеюсер. – Вы сохранили бумаги?
– Нет. Я ведь не полный идиот. Все у меня вот здесь, – сказал Вернер, показав на свою голову. – Я выполнил ваш приказ, и все документы Абверштелле-Ровно по делу Красной вдовы сожжены.
– Это хорошо, Вернер. Итак, что мы имели. Осенью 1943 года в Ровно прибыли пять женщин, которые могут подойти на роль Красной вдовы.
– Мы выделили в приоритетные троих. Это Гелена, о которой, рассказал нам информатор гестапо в Ровно. Она была на прямой связи с партизанским отрядом красных «Молот». Мы не смогли взять её.
– Даже выйти на след не смогли, Вернер. Хотя я бы взял ее, если бы у нас было больше времени. У службы СД были информаторы в отряде Молот. И я даже начал с ними работать. Но меня опередили.
– И где сейчас эта самая Гелена никто не знает.
– Думаю, что она переехала из Ровно во Львов. И именно там стоит искать её след. Но Геленой можно заняться позже.
– Иными словами не она Красная вдова?
– Не могу сказать наверняка, Вернер. Я поставил бы не на неё.
– И чем же вы можете это объяснить?
– Ничем, Вернер. Это простая интуиция. Но давайте оставим Гелену и продолжим.
Вернер продолжил:
– Вторая Анна Гончаренко, прибыла в Ровно одновременно с Геленой. По легенде племянница коммерсанта пана Гнатюка. Того самого что оказался красным резидентом в Ровно.
– Анна была арестована гестапо и сдала всю группу Гнатюка- Антиквара.
– Но герр, майор, сам Антиквар захвачен не было. Да и из его группы никого крупного поймано не было.
– Времени не было, Вернер. Красное наступление испортило все планы штурмбаннфюрера Вильке. Но ведь Гончаренко сейчас здесь.
– Да она в Луцке. Сейчас она в подпольной группе ОУН.
– Именно, – сказал Лайдеюсер. – И она агент СД. Но есть еще Ева Шрат, которая также прибыла в Ровно одновременно с Геленой и Анной Гончаренко.
Вернер сказал на это:
– Но Ева Штат немка, выпускница спецкурсов в Берлине. Получила место одного из секретарей при канцелярии генерального комиссара Эриха Шёне в Ровно. И её проверяли неоднократно.
– Но это совсем не значит, что она вне подозрений. Ныне фройлен Шрат во Львове.
– Тогда она полностью выпадает из нашего круга. Львов все еще наш.
– Связи, Вернер. Связи её можно нащупать здесь.
– Но какие связи, герр Лайдеюсер. Шрат ни с кем не общалась.
– Вот именно, Вернер. Это и вызывает подозрение.
– Я не вижу здесь ничего подозрительного, герр Лайдеюсер. Она прибыла из Берлина и поступила на службу. Работы у кригсхельферин Шрат было очень много. После работы она шла отдыхать в свою квартиру.
–И на этом основании вы делаете вывод, что Шрат ни с кем не общалась?
– А почему нельзя сделать такой вывод? – спросил Вернер.
– Сделать можно, но это ничего не доказывает. Если фройлен Шрат разведчица, то у них могла быть разработана особенная система связи.
– Но не может быть фройлен Шрат Красной вдовой, – высказал свое мнение Вернер. – Вернее малая вероятность имеется. Но только малая. Она всегда на виду. А вот Гелена иное дело. А если предположить что Гелена сейчас здесь?
– Не думаю. Она была связана с партизанами слишком крепко. Красная вдова или Шрат, или Гончаренко. Но возможно, что она вообще не попала в поле нашего зрения, Вернер. И вот это вариант самый плохой. Тогда у нас нет шансов найти Красную вдову, за то время, что нам отпущено.
– Но вы исходите из того, герр Лайдеюсер, что Красная вдова заброшена в Ровно в октябре 1943 года.
– Это так, – согласился Лайдеюсер.
– А если предположить, что она появилась в Ровно гораздо раньше. А работать как Красная вдова начала в октябре.
Лайдеюсер задумался. А ведь Вернер дело говорит. А что, если Нольман прислал вдову раньше срока? А только потом в октябре наши перехватили шифровку о начале операции Красная вдова!
– Это здравая мысль, Вернер. Но в этом случае сейчас у нас нет ни одной зацепки.
– Есть, герр Лайдеюсер.
– Вот как? И что это за зацепка?
– Украинская журналистка Елена Музыка.
– Музыка? Я даже читал её статьи. Эмоционально, но довольно глупо. Высказанные ею идеи только отталкивают от борьбы многих украинцев. Но с чего вы вспомнили именно Музыку?
– У меня еще в Ровно возникли подозрения против Музыки.
– Подозрения в чём? – не понял Лайдеюсер.
– Музыка могла быть агентом красной контрразведки.
– Нет. Только не Музыка. Она фанатичка. А из фанатика не получится хорошего агента. Да и завербовать Музыку не смог бы даже Нольман с его способностями к вербовке и перевербовке.
– Вы не дослушали меня, герр Лайдеюсер. Работая в Ровно в ноябре 1943 года, я столкнулся с неким господином Петром Кабышем. Он также пописывал статейки в газету «Волынь», где работала Музыка.
– Я ничего не знаю про Кабыша.
– Он фигура совсем не такая важная, герр Лайдеюсер. Дело не в нем. Я говорил с ним по поводу украинской журналистки, и он сказал мне странную вещь.
– Какую же?
– В ноябре 1943 года Кабыш обратился к Музыке по поводу статьи, которую она для него переводила. Дело в том, что Кабыш некоторое время тому назад дал Музыке статью. Она прочитала и обещала перевести её для Кабыша, который готовил материал для одной из украинских газет Львова. Но Львовская редакция хоть и заказала статью, но потом отказалась от публикации. И потому Кабыш дал отбой для Музыки.
– Я пока совсем не уловил вашей мысли. Вернер. Ну дал Кабыш статью для перевода Музыке. И что в этом такого?