Стрелец государева полка. Меч падишаха
Алмаз Иванов хорошо помнил, как тогда в Переяславле в 1654 году все едва не сорвалось. Послы царя прибыли на Раду и все шло хорошо, но ровно до того момента, когда наступил час присягать.
Хмельницкий потребовал, чтобы сперва от царского имени присягнули послы в том, что царь не выдаст Украину Польше, будет защищать её от врагов и права и вольности украинские соблюдать.
Для казаков это была обычная процедура. Короли польские всегда присягали, и при избрании своем давали присягу своим подданным, прежде чем принять присягу от них. Но посланники царя Алексея во главе с боярином Бутурлиным заявили, что присягнуть не могут, ибо московский царь – самодержец, правит по своей воле и по воле господа бога. Он не присягает своим подданным. Богдан тогда пришел в ярость и даже был готов не пописывать договор.
Это очень озадачило украинскую старшину, и они, дабы не допустить провала переговоров, уговорили гетмана присягнуть и не требовать того же от царского посла.
Но сейчас великий Богдан был уже мертв и вместо него был его слабый и нерешительный сын.
– После подписания нового договора Хмельницкий мне не нужен. Я желаю вернуть в состав государства, вверенного мне отцом моим, земли, что ранее нашему государству принадлежали!
– Истинно так, великий государь! – склонили головы боярин и дьяк.
– Что османы? – царь задал вопрос Алмазу.
– Султан собирает войска против тебя, великий государь. Хан крымский по его приказу также. Снова продолжится большая война.
– Король польский слаб один против нас стоять, – произнес царь. – Вот и зовет с собой турок и татар. Сам того не понимает, что они солидный кус от его владений скоро оторвут.
– Воеводам твоим Трубецкому и Шереметеву нужны еще силы, великий государь, – сказал боярин Ордин-Нащекин.
– Пока пусть обходятся теми, что есть. У них достаточно сил. Казначей и печатник21 вчера жаловались, что казна наша пуста. Пусть гетман им помогает. А с договором не медлите. Я желаю заключить его в ближайшее время…
3
Чигирин: ставка гетмана Юрия Хмельницкого.
Полковник Брюховецкий взял слово. Именно ему предстояло убедить полковников и старшину генеральную согласиться на новые требования царя.
– Панове полковники, и, панове старшина! В ваших руках судьба Войска Запорожского! В ваших руках судьба Украины и народа её многострадального! – начал он. – Посмотрите, что творится вокруг? Что дал нам союз с врагами рода христианского погаными татарами? Выговский позвал их, и они сколь сел наших пожгли и сколь людей отсюда вывели в рабство в злую неволю агарянскую. Мало нам того? Проклянут нас наши люди и поделом нам будет. Она зашита у нас – единоверный православный государь. Не можно нам его руку отталкивать!
– Верно говорит, полковник, верно! – поддержал Брюховецкого полковник Екимович. – Великий государь Всея Руси нам заступа от поганых и ляхов!
– И я скажу так! – произнес толстый полковник Золотаренко, старый соратник Богдана Хмельницкого. – Надобно нам новый договор составить с царем и против поляков и татар с турками выступить.
Старшина зашумела. Единодушия здесь не было. Многие не желали идти под московского царя и терять прошлые привилегии. Но Брюховецкий хорошо знал этих господ. Мало кто решиться из них сейчас выступить открыто против царя. Боятся! Дрожат за свои прибытки, и за то, что царь может их всего лишить.
Нет здесь решительных полковников Крисы, Урбача, Глуха. Те могли заявить о себе громко. А эти нет. Поговорят и согласятся. А за ними согласится и гетман. И это даже хорошо, что его сейчас нет на совете. Пусть себе развлекается. И генеральный хорунжий за ним увязался.
Генеральный войсковой судья Воска Запорожского Самоил Зарудный внимательно осмотрел присутствующих и произнес:
– Так что порешим, панове полковники и старшина? Поляки Чарнецкого уже готовы выступить против нас. С ним ханские отряды Мехмед Гирея. Вся Украина Правобережная впусте лежит! Что только поганые с нашим народом не делают.
– Чарнецкий воевода добрый, – произнес кто-то. – С ним ухо стоит востро держать!
– Бить его надобно упреждающим ударом! – заявил полковник Яким Сомко. – Так как наш батько Богдан делал!
– Стало быть, будем собирать новую Раду? – снова задал вопрос Самоил Зарудный.
– Надобно пана гетмана про то спросить! Отчего нет его сейчас здесь? – подал голос полковник Подбайло.
– Пан гетман зело молод. И его решение будет нашим решением, пан полковник, – обратился к Подбайло Брюховецкий.
– Однако власти гетмана его никто не лишал? Так? – Подбайло посмотрел на Брюховецкого с вызовом. – И пан гетман должен принимать решения. Он глава Войска Запорожского!
– Но и Рада Генеральная решения принимает! И коли гетман молод, советы ему дает! – заявил полковник Сомко. – Хватит с нас одного Выговского! Он был слишком мудрым и все решал сам. А к чему это привело? Вспомните, панове!
– Оно так! – согласились полковники…
***
Хутор Субботов: личное владение рода Хмельницких.
Ночь опустилась на замок. В спальне хозяйки Анны Яненченко не горела ни одна свеча. Свет не был нужен ни ей, ни её мужу. Они долго не виделись и сейчас наслаждались обществом друг друга молча…
***
Полночь. Анна поднялась на кровати и посмотрела на своего мужа.
«Он еще так молод и так неопытен. Кто же поможет ему если меня нет рядом с ним в Чигирине? – думала Анна. – Кто станет ему опорой? Мой брат Юрий ни на что не годен. Если бы мне разрешили быть с ним всегда».
Иван Яненченко был на год младше Анны и во всем доверял жене.
– Ян! – громко прошептала она. – Давай уедем в Варшаву!
– В Варшаву? Но Юрий разве захочет, чтобы я уехал в Варшаву?
– Какое мне дело до того, что хочет мой малоумный брат! Ты отдал ему вчера тысячу золотых!
– Он просил меня о том, и я не мог ему отказать, Анна. Он гетман и он сделал меня генеральным хорунжим.
– Да? И что дала тебе эта должность? Что ты сумел получить благодаря ей? Ян! Нам нужно уехать отсюда в безопасное место. В Варшаве ты сможешь получить больше.
– Я православный, Анна. А там дают ход лишь католикам.
– Долго ли нам принять католичество? Разве это преграда?
– Но твой отец не хотел…
– Мой отец, гетман Богдан Хмельницкий умер, Ян. Его больше нет. Он умер, не довершив до конца начатое. Или ты думаешь, что Юрась удержит в своих руках булаву Богдана?
– Если ему помогут, то удержит.
– Не мели ерунды, Ян. Нам нужно подумать о себе. У меня есть золото и драгоценности. И Юрась все чаше запускает в них свои жадные руки. И кончится все тем, что мы останемся с тобой нищими.
– Что же ты предлагаешь, Анна?
– Бежать!
– Юрий просто сойдет с ума от злости…
– Пусть! – упрямо твердила женщина. – Я не желаю смотреть, как он пускает по ветру мое достояние. Все равно он долго не будет гетманом, Ян. Только слепой может того не видеть! Юрась полное ничтожество. У него ничего нет кроме имени моего отца – Хмельницкий.
Иван Яненченко понимал, что его жена права. Но бросить все и уехать просто так он не мог.
– Анна, нам не стоит торопиться.
– Пока другие набивают свои карманы, ты Ян, раздаешь наше с тобой достояние. И это глупо. Я бы тебя поняла, если бы служил отчизне и благу её народа. Но ради чего все это? Подумай!
– Анна, а кто служил отчизне? Выговский?
– Не знаю, но Выговский был достойным вождем и за ним шли. Неужели ты не видишь разницы между ним и моим братом?
– Вижу, но бежать сейчас, я не согласен. И не стоит говорить про это, Анна.
– Но хоть обещай, что больше не дашь ему денег.
– Он обещает все вернуть…
Анна засмеялась:
– И ты поверил ему, Ян? Он никогда и никому ничего не возвращал. Юрась умеет только брать. И потому он не просидит долго на месте гетмана. Булава Богдана ему не по руке…
***
Сам гетман Украины Юрий в этот момент сидел на кровати в своей спальне и думал. Спать он уже не мог, его мучили кошмары.
«Сны! – метались мысли в его голове. – Мне сняться сны! И я помню их! Это неспроста!»
Он соскочило с кровати, и бросился к двери:
– Эй, кто там!
Двери отворились и в спальню гетмана вбежали слуги.
– Старая ведьма Иванковна здесь? – спросил гетман.
– Дак надо полагать что здесь, – ответил молодой парень.
– Найди её и приведи ко мне!
– Сейчас, пан гетман?
– Да.
– Так ночь на дворе!
– Исполняй приказ! – Юрий схватил слугу за чуб и сильно тряхнул.
– Сию минуту, пан гетман. Все исполню, ваша вельможность!
Двери закрылись, и гетман снова остался один в комнате. Всюду горели свечи. Юрий не любил темноты. Она пугала его…
Глава 6
Выбор стрельца и выбор дворянина. (Февраль, 1660 год).
Трапезунд: имение Дауд-бея Черная Скала.
В сыром подвале, редко освещенном факелами, сидел на длинной цепи узник.
Это был дворянин Василий Ржев. Три дня назад его с Федором и Адике поймали и отправили сюда. Совсем недолго они погуляли на воле. И теперь он сидит здесь один и ничего не знает о судьбе товарищей…
***
Двери заскрипели на ржавых петлях, и в каземат вошел в сопровождении немого палача с факелом толстый турок. Это был сам Дауд-бей.
– Ты знаешь, кто я такой? – спросил Дауд по-турецки.
– Да. Ты тот самый турок, что выкупил меня у капитана галеры «Меч Падишаха».
– Я Дауд-бей. В прошлом спахия, а теперь купец и владелец имений с рабами.
– Ты пришел сюда с палачом?
– Это мой слуга. Он только иногда исполняет обязанности плача. Но сейчас у него не будет работы. Я хочу с тобой говорить.
Дауд опустился на складной стул, что поставил для него немой палач.
– Говорить со мной? Я всего лишь галерный раб. Или ты желаешь знать, кто устроил побег рабов? Так я ничего про это сказать не могу.
Турок засмеялся.
– Побег? Меня не интересует этот побег, гяур. Меня интересуешь ты.
– Я? Но я простой воин. Служил в войске в полку дворянской кавалерии Шереметева. Затем попал в плен и стал рабом. Что во мне может быть интересного?
– Но ты хорошо говоришь по-турецки.
– Ты желаешь сделать меня толмачем (переводчиком)?
– Толмачей у меня достаточно. Мне нужно от тебя иное. Ты знаешь кто такой Асан Мустафа, гяур?
– Нет.
– Не знаешь? Так я скажу тебе. Это второй сын великого визиря Блистательной Порты Мехмеда Кепрюлю.
– Я не знаю его.
– Это и понятно. Но ты похож на него. И ты знаешь турецкий язык и еще другие языки, не так ли?
– Знаю польский.
– И ты простой воин дворянской конницы? – усмехнулся турок.
–И что с того? Разве простой воин не может говорить на нескольких языках?
– Может быть. Бывает всякое. Но не в твоем случае. Ты знаешь вельмож хана в Бахчисарае? – неожиданно спросил Дауд-бей.
Ржев вздрогнул как от удара хлыстом.
– Вельмож крымского хана?
– Да вельмож хана крымского Мехмеда IV Гирея?
– Откуда я могу знать их? Я простой воин…
– Не стоит лукавить, гяур. Ты не простой воин.
– А кто же я? – Ржев изобразил искреннее удивление.
– Ты шпион московского царя. И тебе знаком человек московского царя в Бахчисарае.
«Черт! – про себя выругался Ржев. – Откуда ему про это известно? Неужели Федора пытали, и он показал это под пыткой?»
Турок снова засмеялся и его толстые щеки при этом затряслись. Но он быстро взял себя в руки.
– Ты думаешь, что я приказал пытать твоего товарища? Нет. Пытками не всегда добьешься того, что нужно. Я знаю, кто ты такой, ибо Дауд-бея обмануть нельзя. Я знаю, что ты и твой друг, боярский сын, хотите попасть в Стамбул. И я могу вам в том помочь.
– Ты?
– Я. Больше того мы можем с тобой помочь друг другу, Василий. Ты сможешь оказать много услуг своему царю, а я своему. Зачем же нам ссориться и дальше играть в никому не нужную игру? Сам Аллах свел нас с тобой.
– Твой царь и мой великий государь – враги, почтенный Дауд-бей. Наши государства ведут войну.
– И что с того? Эта война не навсегда. И не стоит забывать, что и твой царь и мой султан имеют общих врагов.
– Это так, но с чего ты взял, что я могу быть доверенным лицом моего царя?
– Если я ранее и не был в этом уверен, то теперь знаю наверняка. Ты большой человек в Москве. И не стоит говорить, что ты простой дворянин.
– Хоть я и получил хорошее…
– Не стоит продолжать, гяур! – прервал его Дауд-бей. – Мне эта игра надоела.
– Желаешь допросить меня при помощи палача, эфенди?
– Зачем? Ты мне нужен. Думаешь, если я узнаю имя человека вашего царя в Бахчисарае, то выдам его?
– А разве нет?
– Какая мне в том выгода? Подумай сам.
– В Стамбуле многие вельможи обрадуются такой информации, – сказал дворянин.
– В Стамбуле да. Они обрадуются. Они получат у султана многое за эту информацию, дворянин. Но что получу за это я? Потому я не выдам того, что мне станет известно.
– Допустим, я знаю его, эфенди. Только допустим. Но если ты узнаешь, кто он, ты станешь вредить моему государю.
– А вот это не так, молодой гяур.
– Не так? Ты говоришь загадками, почтенный, – Ржев просил Дауда высказаться точнее.
– Я могу тебе помочь хорошо устроиться в Стамбуле.
– Я тебя не понял, Дауд-бей.
– Ведь ты стремился в Стамбул? Именно туда ты собирался отправиться после побега из Черной скалы. Для твоего царя иметь там своего человека дело важное. А если ты станешь приближенным большого человека? Что скажешь о такой перспективе? Есть от чего закружиться твоей голове? Так помоги сначала мне.
– Тебе, Дауд-бей?
– Помоги мне стать большим человеком в Стамбуле! И я смогу тебя устроить на хорошую должность при мне.
– Но как я могу помочь тебе? Что я должен сделать?
– Выдай мне человека в Бахчисарае.
– Я так и знал, почтенный. Лучше приготовь все для пыток. Я не столь глуп.
Дауд-бей понял, что пора выкладывать другие козыри в игре с этим урусом.
– Пытки? – переспросил турок. – Ты желаешь видеть пытку? Мой немой палач мастер на эти дела.
– Я готов, – твердо заявил Ржев. – Посмотрим кто из нас крепче, твой палач или я.
– Скажи-ка мне, гяур, а ты уже спал с Адике?
Ржев ничего не ответил. Этот турок что-то затеял.
– Значит, уже успел сделать её женщиной. Как она тебе понравилась? Молчишь? Но я вижу, что она пришлась тебе по душе. Вот сейчас я кликну людей, и её доставят сюда. И ты будешь смотреть, как её пытают и думается мне, что ты скажешь все.
– Какое мне дело до твоей девки, почтенный? – равнодушно спросил Василий Ржев.
– Тебе есть до неё дело, гяур. Я ведь дольше тебя живу на свете, и многое могу видеть. Ты сломался на этой девке. Сломался на ничтожной и глупой рабыне для удовольствий. Впрочем, ты молод. И я тебя за это осуждать не могу. Слушай меня внимательно, гяур. Я даю тебе шанс подумать о моем предложении. Или ты будешь мне помогать для нашей обоюдной выгоды, или я стану медленно убивать Адике. Или придумаю еще кое-что похуже. Прикажу сделать тебя евнухом. Знаешь что это такое?
Турок засмеялся и покинул Ржева…
***
Федора Мятелева уже три дня держали в узком и темном помещении, где он спал на холодном каменном полу. Рядом с ним валялись человеческие черепа и кости. Их он смог разглядеть, когда два раза в день тюремщик приносил ему еду. В этом месте Дауд-бей замучил до смерти не одну живую душу.
– Пропал ты, гяур, – вчера бросил ему фразу турок-тюремщик, поставив миску с едой на пол.
– Пропал? – Мятелев дернулся, и его цепи жалобно звякнули.
– А как же! Думаешь, из этого каменного мешка кто-нибудь вышел?
– Так меня надолго заперли здесь?
– Наш господин Дауд-бей, да пошлет ему Аллах долгую жизнь, сажает сюда только тех, кто должен умереть.
Федору стало страшно. Умереть вот в таком месте? Во тьме и сырости?
– Тот, кто сидел здесь до тебя умер от вшей и тоски. Он просидел здесь почти два года. Поначалу кричал и бросался на меня. Но потом только зубами лязгал и стонал.
– А кто это был? – спросил Федор.
– Гяур, как и ты. Из казаков. Хотел убить нашего хозяина, и был осужден им на вечное сидение. Чем ты Дауда нашего прогневил?
– Бежал из рабства.
– Бежал? Но за побег так жестоко он не наказывает. За побег раба учат плетками. Или отрезают ухо. А чтобы вот так на вечное сидение в этом мешке…
– А почему ты сегодня стал говорить со мной? – вдруг спросил Федор. – Вчера ты молчал как рыба!
– А ты не доволен? – спросил турок.
– Ты все это делаешь, дабы напугать меня! – Федор вскочил с места, но цепи не дали ему дотянуться до врага. При этом он перевернул миску с едой.
– Поганый ишак! – вскричал турок. – Все поганые отродья гяурских шлюх таковы! Вот и жри теперь с пола.
– Я в следующий раз сверну тебе шею! Стоит тебе только приблизиться ко мне так близко…
– Собака гяурская! Тебя здесь сожрут вши и крысы!
Турок покачал головой и вышел. Двери закрылись, и снова наступила тьма.
– Господи! – вскричал Федор, став на колени. – Господи! Помилуй мя грешного, и освободи из этого узилища! Не дай пропасть здесь! Я не хочу здесь умирать! Не хочу! Пусть бы это была смерть на поле боя. Пусть даже от топора палача. Но годы сидеть и гнить здесь без всякой надежды на спасение!
Он долго молился и, наконец, уснул тревожным сном. Его разбудил скрип двери.
В камеру ворвался свет. Он зажмурился и сел, прикрывшись руками.
– Что это? – спросил он.
– Ты хотел света? – прозвучал голос незнакомого человека. – Я принес тебе свет. Ты молил разогнать тьму. Или нет?
– Но кто ты? Почему так ярко светит факел?
– Это не факел, Федька. Али не признал меня?
Федор стал привыкать к свету.
– Не признал? – повторил пришедший.
– Степан Силыч? Ты? – Федор искренне удивился старому знакомому. Это был знакомец его отца, стремянной стрелец.
– Я, Федька. Говорил я тебе, что не умрешь ты хорошей смертью. Али не прав был?
– Но откуда ты здесь, Степан Силыч? Ко мне еду токмо турок носил, али ты вместо него стал?
– Ах, и дурак ты, Федька. Да нешто я на старости лет стал бы турке поганому служить?
– Но как попал сюда, Степан Силыч?
– Я теперь всюду бывать могу, Федя. Убили меня поганые. Вот как. Попали мы в засаду устроенную польскими гусарами. Едва пробились. Много наших полегло. И твоих знакомцев тож. Думал я, что снова смерти избегнул. А уже возле самого стана нарвались на татар. Они и посекли меня саблями.
– Значит, ты умер, Степан Силыч? – спросил Федор с трепетом.
– Да, Федя. Умер.
– И ты пришел за мной?
– За тобой?
– Если ты мертвый и пришел ко мне – стало быть, и мой черед пришел?
– Нет. Тебе на тот свет рано еще.
– Рано? Но скажи мне, Степан Силыч, неужто мне в этом каменном мешке пропасть суждено? Подохнуть от вшей и грязи?
– А ты такой смерти себе не желаешь?
– Кто такого пожелает? Вот ежели бы в бою смерть принять.
– Твой смертный час наступит не сейчас и не здесь! Тебе суждено увидеть далекие страны, про которые у нас на Москве и не слыхивали. Ты еще много раз будешь держать в руках саблю. И ты много раз будешь любить ту самую бабу, что приняла тебя на ложе в Крыму.
– Марту Лисовскую?
– Марту, – согласился старый стрелец. – Но тебе сейчас не про то думать надлежит.
– Как мне выбраться отсюда, дядя Степан?
– Время придет и все станет на свои места, Федя…
***
Удар ноги в бок разбудил Мятелева. Перед ним стоял турок с факелом:
– Вставай, гяур. Тебе повезло. Приказано посадить тебя в другой каземат. Но не вздумай снова брыкаться. Не то останешься здесь до конца дней.
Федор поднялся на ноги.
– Эй! Кузнеца сюда! – прокричал турок. – Отомкни его кандалы.
В каземат втиснулся худой кузнец в грязной чалме и принялся за работу. Вскоре Мятелев был свободен и покинул камеру для смертников.
В новом помещении, куда его бросили, было просторно, и там он увидел Василия Ржева. Федор бросился ему на шею и, мог бы поклясться, что никогда и никому так не радовался.
– Вася!
– Федор! Чего ты? – тот отстранился от него. – С ума спятил?
– Вася! Я рад тебя видеть! Если бы ты знал как я рад!
– И я рад. Но ты меня пугаешь.
– Какое это счастье просто поговорить с кем-то. А тем более с другом. Ты не поймешь этого, Вася.
– Да откуда ты свалился, Федор?
– Не спрашивай. Не дай те господь попасть в такое место. За веслом галеры в сотни раз лучше будет. Там где я был – живет настоящий страх, Вася. Три дня я там сидел. И три дня смотрел ему в лицо. Думал, сдохну там во тьме и сырости среди костей человеческих.
Ржев понял, что пережил стремянной стрелец. Он просидел несколько дней в каменном мешке, в каких турки любили морить врагов. Они знали, как нагнать на человека страх и как сломать его.
– А я все время здесь вот. С чего это пузатый турок решил нас снова вместе свести?
– Попали мы с тобой как кур во щи, Вася. И, боюсь, просто так отсюда не вырвемся.
– Не вырвемся? – задумчиво спросил Ржев.
– Второй раз он нам бежать не даст. Турок не дурак.
– Мне Дауд-бей предложил отправиться в Стамбул.
– Что? – Федор опустился на охапку грязной соломы.
Ржев сел с ним рядом.
– Ты чего сказал-то, Вася? Турок поможет тебе до Стамбула добраться? Так?
– Он знает кто я такой, Федя. Знает.
– Чего знает? – не понял Мятелев.
– Кто я на самом деле знает. Не ты ли сказал ему?
– Чего? – Мятелев отодвинулся от Ржева. – Чего я сказать то мог? Я пузатого турка и не видывал. Меня в подземелье кинули, и там я говорил только с тем, кто мне еду носил. А чего он знает то этот Дауд-бей?
– Про то, что я не просто так из Москвы послан и про то, что я не простой ратник дворянского ополчения.
Федор засмеялся.
– Чего скалишься? – обиделся Ржев.
– Так ты сам много раз про то говорил. Забыл? И говорил в присутствии Адике.
– Да что она могла понять в том?
– Я те говорил, что не простая это девка. Слушать она умеет, Вася. И не по её ли милости мы к турку в плен снова угодили? Думал про то? – Федор посмотрел на друга.
– Адике? Она сама хотела уйти из плена. Зачем ей это? Попались мы случайно, и она снова стала рабой.
– Как бы не так. Случайно! Скажешь тоже. Нас взяли ночью в горах, когда повстанцев громили в долине.
– И что с того? Не говори плохо про Адике. Даже если она и рассказала чего по слабости своей женской. Пытки испугалась. Что с того?
– Если бы испугалась, Вася. Здается мне, что она с самого начала подослана к нам была. Причаровала она тебя, Вася. И это худо. Но впрочем, мы все равно уже в лапах турка. Скажи лучше, чего он говорил тебе?
– Дауд-бей?
– А то кто же.
– Хочет, чтобы я ему про царского человека в Крыму рассказал. И за это обещает нам с тобой пропуск в Стамбул.
– Нам?
– Да. Он и тебя отпустит, ежели я ему все скажу.
– Вона как! – вскричал Мятелев. – Не врет, думаешь?
– Федор!
– А чего? Я и не чаял возможности вырваться отсюда уже.
– Не думаешь ли ты, что я предам моего государя?
Мятелев спохватился. И вправду подземный каземат сделал с ним что-то странное. И сейчас он подумал не о судьбе царского человека в Бахчисарае, но подумал только о себе лично…
***
Федор Мятелев мало понимал в том, что волновало Василия Ржева. Политические хитрости Приказа тайных дел были ему не совсем понятны. Но в страшное подземелье ему больше не хотелось.
– Если ты не согласишься, Вася, то давай сразу найдем себе быструю смерть.
– Смерть? – не понял приятеля Ржев.
– Именно смерть. Ведь можно броситься на стражу и погибнуть в бою.
– И что это даст? Нужно не просто погибнуть. Нужно принести пользу. Понимаешь, про что я говорю, Федор?
– Обратно в сырой каземат к истлевшим останкам на полу я не хочу. Ты там не был и тебе этого не понять. Когда турок-охранник запирал двери, на меня вместе с темнотой нападала такая тоска, что хоть волком вой.
– А я не хочу становиться евнухом. Ты знаешь, что Дауд обещал мне это?
– Чего? – не совсем понял Федор. – Это что-то вроде мерина?
– Да.
– Ну, это совсем не смерть в каземате и не смерть от пытки. На колу умирать страшно, а это…
– Федор! – Ржев грозно посмотрел на друга. – Прекрати насмешки свои. Привык скалить зубы. Я не желаю евнухом быть. Тем более что Адике мне нравится. А на кой я ей в качестве евнуха?
– Снова ты заладил про свою Адике. Чем она так тебя зацепила? Ведь и смотреть то не на что.
– А как Марта Лисовская? – парировал его выпад Ржев. – Там есть на что посмотреть?
– Сравнил тоже. Да Марта лакомый кус для самого султана.
– Адике еще молода, но поверь мне, через год-два, она затмит не только твою Марту, но кого угодно.
