Штосс

Не возродились для любви мотивы....

Всё это вздор! Тут Минская сказала.

Хотя, окинув взглядом, согласилась.

Наружность Лугина была безлика.

Пускай в глазах его и ощущалась сила.

И всё же он неловко, грубо сложен.

Больные волосы, неровный цвет лица.

Он резко говорил, смотрелся старше,

От ипохондрии страдая без конца.

Лечась в Италии, проник в искусство,

Он в живописи проявил талант.

Ведь небо юга пробуждало чувства,

Куда-то испарялась вся хандра.

Его картины словно сцены грусти,

Поэзии страдающих сердец.

Они давали истинность в искусстве,

Усиливая жизни красок цвет.

Лугин два месяца уж в Петербурге.

Он независим, странен круг друзей.

Частенько, он бывал у Минской.

Она мила, красива, круг гостей.

Их разговор на время прекратился,

Баллада Шуберта ласкала нежно слух.

Песнь кончилась, Лугин простился.

А Минская сказала: -Стойте, друг!

Присевши Лугин ей опять открылся:

-Вы знаете, порой схожу с ума!

Мне в ухо кто-то шепчет дивно,

С утра до вечера, какие-то слова.

Вот и сейчас: – Столярный переулок,

Который у Кокушкина моста,

Дом титулярного советника Штосса,

Квартира двадцать семь. Пора…

-Когда то началось?! Вопрос от Минской.

-Не знаю, право. Не могу сказать.

-То может кровь в ушах звенит обманкой?!

-Так подскажите, как мне то понять?!

Подумав, Минская – Лугину сказала:

-Сходите вы к Кокушкину мосту.

Сапожника иль часовщика тот адрес,

Им закажите что-то. И домой, ко сну.

-Вы правы! Ей Лугин угрюмо молвил.

Я так и сделаю, конечно же друг мой.

Лугин взял шляпу и ушёл из комнат.

А Минская ему глядела вслед с тоской…

II

Опять сырое утро ноября

Настало в Петербурге.

С неба падал в хлопьях снег,

На крыши, твердь, проулки.