– С утра верчусь, как белка в колесе, – вздохнула Шурпетка. – Сейчас я заварю кофе, согреешься.
– Не торопись с кофе, оставь на десерт, – остановила ее гостья. – У меня есть напиток покрепче, враз согреемся.
Таинственно улыбнувшись, она достала из сумки бутылку красного вина «Медвежья кровь», небольшую палку сервелата и пояснила:
– Сейчас принято в гости со своей выпивкой и закуской приходить, даже штрафную стопку редко наливают, следят, чтобы кто лишку не опрокинул.
– Уж кого другого, а тебя, Римма, я голодной не отпущу, – пообещала Нина.– Погоди, принесу еще бутерброды с сыром, лимоны, апельсины, а если очень голодна, то я картофель фри или с яичницей приготовлю, это минутное дело.
– Нет, спасибо, достаточно того, что есть, – ответила подруга. – В нашем возрасте, цветущем и интересном, переедание очень вредно. Мужикам нравятся стройные, тонкие и звонкие. Судя по дорогой старинной мебели и другим ценным вещам, дед не бедствовал, жил, как у Бога за пазухой.
–Да, накопил добра, как тот скупой рыцарь.
– Нина, если все получится, как мы задумали. Как только старик даст дуба, опрокинется и ты станешь хозяйкой квартиры и всего этого богатства, то подаришь мне за то, что я тебя с ним свела, старинные часы и бронзовую русалку. Тебе и так привалит добра по самую крышу, – предложила Сахно. – Страсть, как обожаю ретро-вещи, драгоценности и антиквариат. Еще идут старинные часы…
Пропела она строку из шлягера, подражая Алле Пугачевой.
–Эх, подружка, не тужи, без труда не вытянешь и рыбку из пруда, – продолжила гостья, разливая густое, красное, словно кровь вино в фужеры. – Чувствую, что приближается твой звездный час и мне что-нибудь перепадет от сладкого пирога. За удачу, фортуну, которая нам обязательно улыбнется.
– Помечтать не вредно. Делим мы шкуру неубитого медведя, – вздохнула Нина.
– Прорвемся. Сколько тому деду осталось? Не вечный же он, как тот Кощей Бессмертный?
– Не вечный, но здесь другая ситуация. Он ведь поначалу скрывал, чтобы заманить, а потом признался мне, что не одинок. Формально, юридически. У него младший брат Вениамин Лукич на Колыме колонией заведует, зэков, которые трудятся на лесоповале, охраняет. А у того сын и дочка, так что претендентов на наследство хватает.
– Это же несправедливо, – возмутилась Сахно. – Ты за дедом горшки выносила, нянчилась, как с малым дитем, а в итоге – кукиш с маком.
– Через закон не перепрыгнешь. Вот если бы он оформил на меня дарственную или заключил хотя бы фиктивный брак, тогда я была бы прямой наследницей, а так приоритет за ними, а я останусь у разбитого корыта. И сам Герман Лукич, оказывается, в органах служил. Поэтому законом ворочает, как дышлом, прошел и Крым, и Рим…
–В каких еще органах? – вытаращила глаза подруга.
– Не признается, сказал, что дал расписку о неразглашении государственной тайны. Очень подозрительный тип.
–Вот оно что? Этот дед еще тот перец, хитрая устрица. Ладно, давай выпьем за встречу и подумаем, как его провести. Один ум хорошо, а два – лучше. Внуши себе мысль, что мы умные и красивые, победа будет за нами!
Они выпили бодрящее вино, закусили бутербродами. Римма подошла к серванту, открыла дверцу и увидела десятка четыре бутылок с коньяком, водкой, ромом, марочными винами «Массандры», «Магарач», ликерами… Замерла от неожиданности.
–О-о, да твой дед аристократ! Целая коллекция разных напитков. Может дегустируем коньячок или ром?
– Исключено. Он над каждой бутылкой трясется. За день по два-три раза проверяет все ли на месте. Бережет их к своему юбилею – 80-летию.
– Когда ему стукнет?
– Через три года.
– Долго еще ждать, он должен раньше околеть.
– Когда окочурится, тогда и попробуем на поминках, – заметила Шурпетка и призналась. – Я однажды намекнула Герману Лукичу, мол, в его преклонном возрасте глупо делать запасы впрок. Так он обиделся и привел народную мудрость: помирать собрался, а рожь сей.
– Кстати, где твой дедуля, «божий одуванчик»? Что-то не слышно его, в больницу отправила? Мы бы здесь закатили вечеринку с нашими пацанами.
– Его из дома калачом не выманишь, – посетовала сиделка и подала подруге два хрустальных фужера из серванта, а сама принялась нарезать хлеб и колбасу. – Он знает, что в больнице такого ухода и кормежки, как здесь, не будет. Наелся до отвала и дрыхнет в спальне. Велел не беспокоить, у него такой режим, сон-тренажем называется. Не знаю, что с дедом делать? То спит, то часами напролет, словно баран на новые ворота, пялит глаза в телек. Смотрит по видику порнофильмы и жрет, как жеребец, слюну пускает, наблюдая за извращенными актами соития. И меня заставляет смотреть эту пошлость, чтобы я, значит, загорелась, пришла в охоту. Ты, подруга, не поверишь, вместо того, чтобы замаливать грехи и дышать на ладан, он требует на десерт секс, удовлетворения. Вот так дедуля, старый бабник с признаками педофилии. Боюсь, что на этой почве он может умом тронуться и насильно овладеть мною. Постоянно бубнит, что секс для него самая приятная процедура, элексир здоровья.
– Губа не дура, не прочь на халяву полакомиться. Но в этом ничего удивительного, ты должна была быть готова к такому сценарию, – спокойно ответила Римма и пояснила.
– Пока человек, дышит, шевелится, он испытывает потребность в наслаждениях. Это надо быть кретином или импотентом, чтобы не возжелать такой очаровательной особы… Для него это процедура, а для тебя – инъекция.
Нина смутилась, поняв грубый намек, упрекнула:
– Ты по части пошлости от деда далеко не ушла. Друг друга стоите, два сапога – пара, вот бы вас свести?
– Не обижайся, я ведь любя и сочувствуя, – миролюбиво произнесла подруга. – Надо хорошенько подумать, как старого маразматика обвести вокруг пальца. У меня родилась гениальная идея. Появись перед ним полуобнаженной в бикини и спровоцируй на изнасилование. Сначала поддайся, а когда дело дойдет до соития, то отбивайся, зови на помощь и я тут же возникну рядом. А потом выступлю в качестве свидетельницы. Сымитируем насилие: порвем блузку, лифчик и другое нижнее белье. Игра стоит свеч. Через суд взыщем с него по полной программе и материальный, и моральный ущерб. И еще упрячем Казанова за решетку.
– Если бы я была малолеткой, то поверили бы, а то ведь взрослая женщина, уже вкусившая, и не один раз, райское яблочко. А потом, совесть заест, жаль старика, на нарах загнется. Ему может, и жить осталось немного.
– Глупая, а кто нас с тобой пожалеет? Ты об этом подумала?
– А почему бы тебе самой не охмурить деда?
– Без проблем, но есть серьезные препятствия. Во-первых, он на тебя глаз положил, а я не хочу переходить дорогу. Во-вторых, он ко мне равнодушен, никаких знаков внимания, а насильно мил не будешь. И в-третьих, он не в моем вкусе. А тебе следовало бы ради благополучия, проявить к нему нежность. Если один или два раза с ним переспишь, то тебя не убудет, утолишь сексуальный голод.
– Ты что рехнулась? Он тоже не в моем вкусе! – возмутилась Шурпетка. – Я на сей счет не страдаю, есть, кому меня любить и ласкать. Но чтобы со стариком, из которого труха сыплется, избави Бог.
– Не скажи, есть такие старички-боровички, особенно из бывших военных, моряков, летчиков, что молодому любовнику фору дадут. Какая разница, все мужики из одного теста и цель у них одна – покорить, овладеть и насладиться.
– А ты, что же на собственном опыте испытала?
– Кто же тебе об этом скажет, – уклонилась от ответа Сахно и тут же предложила.
– Ты, подруга, не слишком комплексуй. Если деду захотелось, то поставь главное условие, чтобы официально зарегистрировал брак. И тогда ты станешь барыней-сударыней. Он скоро даст дуба, квартира и все имущество перейдут в твою собственность.
– Да, что ты такое говоришь?! Этот дед еще нас с тобой переживет, – возразила Нина. – Коль такая практичная и умная, то сама выходи за него замуж. Я погляжу, насколько тебя хватит.
– Нет уж, взялась за гуж, не говори, что не дюж.
– Тш-ш, не шуми, я осторожно загляну в спальню, не разбудила ли ты его звонками. Слишком он скрытный и любознательный, может притаиться за дверью и подслушать наш разговор, будет потом пилить, – произнесла сиделка.
2
– Я тоже на него хочу взглянуть, – прошептала Римма.
Они по ковровой дорожке приблизились к спальной и сиделка слегка приоткрыла дверь. Жабрин, до самого подбородка завернувшись в белую простыню, словно кокон тутового шелкопряда, крепко спал на широком ложе, смежив глаза с нависшими белесыми бровями. С присвистом выпускал воздух из ноздрей. Тумбочка, стоявшая у изголовья, была заставлена бутылками бальзамов Биттнер, Вигор, Златогор, флаконами с настойкой женьшеня, боярышника, маслом облепихи, росторопши и разными витаминами.
– А это, что за фигня? – Сахно взяла в руку один из флаконов.
–Это не фигня, а масло из льна, очень дорогое, – сообщила сиделка.
– От чего оно?