Надеюсь, к утру дядька про ботинки забудет. Так и получилось – наверное, еще и потому, что ночью к нему заявилась нянечка и меня выставили на полчаса в коридор. Походив под дверью и окном и прислушиваясь к длинным стонам, поначалу подумал – пытает дядька вражину. А как встретил потом раскрасневшуюся и довольную нянечку в коридоре, сразу все понял. Сахар мой ели.
Глава 6
Одиночество и кошки
– Это Маша, она будет жить с нами! – уверенно заявил я с порога комнаты в спину распивающему чай дядьке.
– Ч-что?.. – закашлялся сосед, пролив полчашки на стол.
– Ну… не на улице же ей жить, беременная она, – привел я довод.
Чашка звонко упала на пол, дядька медленно повернулся на стуле.
– Максим! – рыкнул он, глядя на меня и Машу.
– Ч-что?
– Ремень подай.
– Не-не-не! Я все объясню! – закачал я головой и прижался спиной к некстати закрытой двери.
В руках жалобно мяукнула кошка.
– У тебя минута… – закрыл он глаза и тяжело вздохнул.
– В интернате держать кошку нельзя, а на улице они блохастые! – затараторил я. – Вот я и подумал, если взять Машку с улицы и отмыть, то ее можно за плату давать поласкать!
– Та-а-ак… – сжав кулак, протянул дядька.
– Вот. Пять минут – один стакан молока. Да! Молоко быстро портится, но из молока можно сбивать сливки! А сливки обменивать в столовой на шоколад, – быстро завершил я, поглядывая на секундную стрелку на наручных дядькиных часах. – То есть сдаем Машку, снимаем сливки – и мы в шоколаде!
Дядька грузно поднялся с места, прихватил по пути ремень и через два шага нависал надо мной.
– У меня для тебя две новости, – странным, как эхо, голосом, произнес дядя Коля. – Во-первых, это кот. Жирный, откормленный кот.
– Вот блин, я уже котят успел пристроить заранее… – замедлился я на последнем слове и икнул, уставившись на черные как ночь дядькины глаза.
– Во-вторых, отпусти кота на улицу.
– Я столько котлет в него вложил!
– Живо! И по пути внимательно подумай над своим поведением.
Через две минуты я снова стоял перед дядькой – тот будто замер, ожидая меня в том же положении, с ремнем в руках.
– Ну? – строгим голосом спросил он.
– Я забыл про вашу долю? – вопросительным тоном произнес я.
– Неверно, Максим! – И он указал ремнем на кровать.
Неправильным ответом оказалось даже: «Я больше не буду».
– Пойми, в твоей жизни будет много силы, много власти. Но ты не имеешь никакого права распоряжаться чужими жизнями и чужой свободой! – ярился дядька между полетами ремня. – А если когда-нибудь забудешь об этом, я явлюсь к тебе даже из преисподней и отхлестаю ремнем еще раз!
Мог бы и просто объяснить – я бы разобрался и без ремня. Раз нельзя, то нельзя. И вроде как он сам это понял – оттого выставил на стол сахарницу, заварку и удалился, ковыляя, обходить территорию.
В общем, ко времени, когда пришел Семен, я все-таки смог сидеть на стуле. Заходил он уже два месяца, почти каждый вечер после ужина, и этого хватило, чтобы растолковать значение Подковы, Палки и Большой буквы «Р» с хвостиком. Очень интересно!
– Вот смотри. Напряжение равно сопротивлению умножить на силу тока. Что-то не понятно? – Семен терпеливо тыкал карандашом в формулу, показывая загогулины и рассказывая, что они обозначают.
– Ага. Что такое «умножить»?
Семен звонко шлепнул раскрытой ладонью по лицу. Он так часто делает, перед тем как ответить. Наверное, думать помогает.
– Умножить – это действие, – закатив глаза к потолку, пояснил он.
– Круто! А я могу делать это действие?
– Да. Ты умножаешь скорбь.
– На что? – деловито уточнил я, записывая важную информацию в тетрадь.
– На тоску.
– И что получается?
– Безысходность, – тоскливо вздохнул мой учитель. – В общем, закрывай тетрадь и переворачивай. Видишь столбики?
– Ага. – Я уставился на ровные строчки цифр с тем же знаком.
– Выучишь к следующему разу. Заодно поймешь, что такое умножение, – засобирался Семен.
– Два умножить на семь равно четырнадцать… – прочитал я строчку. – А это точная информация?
– Абсолютно. Все, что тут написано, – полная правда.
– Хм… – Я приписал в конец колонки: «Максим = император». Теперь этой таблице можно верить.
– Завтра зайду, – помахал рукой Семен.
Дядька вернулся ближе к ночи, и вернулся явно из большого города – на это указывали запахи одежды, пыль на ботинках.
– Присядь, – указал на место за столом и разлил чай по кружкам.
Извиняться будет?
– Я продолжаю поиски твоих родных, – начал он, выуживая из кармана пачку настоящих вафель. – Пока удается плохо, – признался он, присаживаясь напротив.