Напряжение растет

– Н-но… зачем? – искренне воскликнул я.

– Вот когда ты устраиваешь игру, ты ведь сам выбираешь, с кем тебе будет интересно? Тут то же самое. Организаторы хотят играть с теми, у кого есть двести миллионов, – развел он руками. – Нам сделали непрозрачный намек, что будет невежливо нарушать финансовый ценз.

– Да какая разница, сколько у человека денег? – возмутился я.

– Деньги равны связям, военной мощи, возможности мстить и отстаивать свои права. Это сделано для того, чтобы участники не смотрели на команды нашего княжества сверху вниз и не позволяли себе подлости по отношению к ним.

– То есть надо двести миллионов? – отбросив ненужные подробности, подвел я черту.

– Увы. Думаю, в следующем году условия станут помягче, – успокаивающе произнес он.

– И если они будут, то вы обещаете записать меня в команду и не мешать? – настоял я на всякий случай.

– Обещаю, – грустно улыбнулся он.

– А это сколько килограмм денег?

– Мм, не знаю даже, – запнулся Руслан. – Килограмм двести?

– Отлично! Всего наилучшего!

Приободрившись, закрыл за собой дверь и выудил из кармана сотовый.

Чуть опешивший (впрочем, как после каждой беседы с Максимом) Руслан Артемьевич мотнул головой, выгоняя из ушей странные, явно послышавшиеся слова:

«Алле? Толик? Как там с заводом? Еще полгода на проект? Отлично! Грузи на «газель» двести миллионов и вези ко мне… Это килограмм двести-двести пятьдесят, весы там найди. Мне на месяц, есть верное дело. Ага, жду».

Потому что у ребенка не может быть двести миллионов! И их нельзя возить на «газели»!

Нет, ему точно послышалось. Или не послышалось? Тогда что за завод? И какой еще Толик? Нет у Самойловых никаких заводов, Толиков и двухсот миллионов на счету! О последнем Руслан знал точно, оттого обещание давал с легкой душой.

Значит, показалось.

И вообще – у него нога! Которую, посовещавшись, было решено лечить традиционными методами, чтобы Максим в полной мере ощутил ответственность за свои поступки. Ну и потому, что с ограниченной мобильностью Максим менее опасен для окружающих. Руслан скептически посмотрел на раскрытое окно и признал последний довод довольно наивным.

В общем, по всеобщему молчаливому согласию соревнования должны были состояться без Максима. Руслан искренне считал – к лучшему. Слишком жестокими могут быть высокородные дети: уровень опасности, особенно с такими призами, запредельно высок. Заодно три специально подготовленных клановых отряда не обидят его, выиграв.

Да и что переживать – не найдет он двести миллионов. Так что все нормально. Все будет хорошо.

Руслан поймал себя на том, что говорит успокаивающие слова вслух, как мантру, перемежая глубоким дыханием.

«Брр, совсем мозги плавятся, аж горелым пахнет… Или действительно пахнет?» – замер он, склонив голову.

«Внимание, пожарная тревога!» – развеял сомнения приятный женский голос.

– Ма-а-акси-им!

Стекла дрогнули от жуткого голоса, а где-то за дверью еще шустрее захромал отдельно взятый восьмиклассник.

Глава 8

Стук трости гулко разносился по пустым коридорам, исчезая в распахнутых дверях и пролетах лестниц. Есть в этом непередаваемое удовольствие – щелкать прорезиненной накладкой по мрамору пола, добиваясь особенного, солидного эха. Но для этого нужно одиночество, чтобы чистый звук не перекрывала чужая суета. Ну или чтобы остальные замерли, как Пашка на скамейке возле расписания. Он даже не повернулся, так и сидел, будто составлял единое целое с деревянной скамьей, сотканной из продольных досок и затейливых кованых ножек. В противоположность легкой на вид конструкции, Пашка памятником самому себе нависал монолитом иссиня-черного костюма и белой рубашки над краем скамьи, уставившись на волнорез между бежевой и белой горизонтальными полосами на стене. Появилось желание пройти мимо и не тревожить, но и шанс упускать совсем не хотелось. Все таки надо объясниться.

– Там эвакуация, – присев рядом и приготовившись к разговору, произнес я нейтрально.

Пашка вздрогнул и медленно повел взгляд от точки на границе двух цветов в мою сторону.

– Извини, – поспешил я сказать то, что не успел в прошлый раз.

Парень некоторое время смотрел на меня с непонятным выражением лица, потом хмыкнул, погладил выбритую налысо голову и вернулся к созерцанию стены.

День назад он мог похвастать красивой шевелюрой, отливающей блеском, как шерсть у кота после шпрот. Неловко вышло.

– Я не хотел. – Не дождавшись ответа, продолжил говорить. – Думал, ты замерз. Кофе вынес. А у тебя зонт загорелся, и огонь на волосы перекинулся. Не потушишь – след на всю жизнь останется. Вот и… Правда, извини.

Пашка дернул плечом, то ли соглашаясь, то ли показывая раздражение.

– А хочешь в мою команду? – рискнул я. – На соревнования.

– Двести миллионов, – без капельки эмоций произнес он.

Но – ответил!

– Да это ерунда, – отмахнулся я, с энтузиазмом зацепившись за нить разговора.

– Двести миллионов? – добавил он скепсиса в голос, голова же не повернулась ни на градус.

– Конечно!

– А у меня нет двухсот миллионов, – сказал он по-прежнему равнодушно.

– Так у меня есть, – потеряв терпение, уселся я на пол так, чтобы он смотрел на меня, а не на стену.

Правда, ногу пришлось вытянуть и трость отложить в сторону, но это мелочи.

– У тебя есть, у меня нет. Ювелиры – они богатые. А у нас только проблемы…

– Ладно, – хмыкнул я. – Хочешь, дам тебе в долг две сотни моих миллионов?

Пашка вопросительно поднял брови.

– Там ведь залог все равно отдают назад. Я серьезно.

– А отец твой что на это скажет? – со странным выражением лица, в котором было больше недоверия, чем надежды, спросил парень….

Но надежда – она была! А мне без разницы, кто внесет деньги за нашу команду.

– Это мои личные деньги, – подчеркнул я голосом. – Мне за них отчитываться не надо. Но будет условие, – поднял палец.