Призрак Мастера

Что делать, ассистент режиссёра, расталкивая массовку, бросился наводить порядок. Но вскоре вернулся и в смущении развёл руками:

– Нет там никого. Только те, что в ведомости на зарплату. А пальто никому из них не выдавали, потому как в реквизите на сегодняшний день оно не значится. Только фраки для актёров и набедренные повязки для актрис.

Такого с Глебом прежде не случалось – вполне могли возникнуть идеи, которые никому другому не пришли бы в голову, но чтобы так, то есть чтобы видеть то, чего никто кроме него не видит, – это уже нечто запредельное.

Что делать? Глеб подозвал второго режиссёра:

– Ладно, общий план доснимайте без меня, а я пойду немного отдохну, – и как бы в оправдание: – Видимо, глаза устали, чёрт-те что мерещится.

Только прилёг на диван в комнате для отдыха, как прибежала Алина, в чём была, то есть в халатике на голое тело:

– Глеб! Что с тобой? Давай смеряю тебе давление…

– Не надо! Всё в порядке.

– Женя говорит, будто ты видишь то, чего на самом деле нет. Может, у тебя галлюцинации?

– Так ведь оператор смотрит через объектив, а я вижу реальную картину.

Подобная логика вряд ли кого-то убедит, но Алина решила подыграть – спорить с болезным ни к чему, только хуже будет:

– В этом нет ничего удивительного. Ты как автор сценария и режиссёр обязан проникнуть в самую суть «закатного романа», потому и видишь то, что другие не в состоянии разглядеть.

У Глеба своё мнение на этот счёт:

– В том-то и дело, что истина доступна только самому Булгакову. А это виде?ние – знак, указание на то, что я так и не сумел разобраться в его замысле, – и дальше, тяжело вздохнув, Глеб как бы подвёл огорчительный итог: – Съёмки придётся остановить.

Алина в ужасе:

– Глеб, это невозможно! Разбирать декорации, массовку отправлять по домам… Ведь уйма сил потрачена на фейерверки и другие спецэффекты! А потом всё сызнова? Да знаешь ли ты, сколько времени уходит на макияж для этой сцены? А гробы, все эти ходячие скелеты куда девать, за ночь всё растащат. Оркестр в полтораста музыкантов снова приглашать… Неужели ты не понимаешь, что Несвятский тебя с потрохами съест?

Глеб только пожал плечами:

– Если снять этот фильм мне не суждено, пусть так оно и будет. А халтурить не стану, даже если Несвятский подаст на меня в суд, чтобы компенсировать убытки, – потом, видя, что на глаза Алины навернулись слёзы, попытался успокоить: – Есть у меня предчувствие, что к завтрашнему дню найду нужное решение. Скажи всем, чтобы к десяти утра всё было готово.

– Ты уверен?

– Да.

Как правило, озарение случается, когда его совсем не ждёшь, однако в этом случае совсем не так, поскольку слишком многое поставлено на карту. Один день простоя ему простят, а если с поиском решения затянет, через неделю продюсер найдёт другого режиссёра, и тут даже Водопоев не поможет.

Так что же делать – заново перечитать московские главы? Но Глеб их знает почти что наизусть, и маловероятно, что за несколько часов обнаружит то, до чего за полвека булгаковеды не додумались. В итоге решил прогуляться по тем заповедным уголкам Москвы, которые так или иначе связаны и с романом, и с биографией Булгакова. А начал с дома на Большой Садовой, где располагалась «нехорошая квартира», затем прошёл по Малой Бронной мимо Патриаршего пруда, и вот уже, миновав Никитский бульвар, добрался до Арбатской площади.

Налево – улица, ведущая к Кремлю, а справа – Арбат, по нему ездил «великий вождь» в сопровождения эскорта, направляясь в сторону «ближней дачи», что недалеко от Кунцево. Не странно ли, что здесь пересеклись пути генсека и персонажей из шайки Воланда? О том, что есть что-то общее между Сталиным и Воландом, уже давно писали, а если так, тогда нельзя сводить содержание московских глав романа к истории взаимоотношений Мастера и Маргариты на фоне событий, словно бы позаимствованных из анекдота. Нет, всё гораздо глубже! Но где, в какой главе писатель дал хотя бы крохотный намёк на то, как относился Булгаков к действующей власти?

Первый вопрос, на который следует найти ответ: когда Воланд прибыл в Москву? Судя по тому, что «балычок особенный» Арчибальд Арчибальдович «у архитекторского съезда оторвал», события происходят в 1937 году, когда состоялся Первый Всесоюзный съезд архитекторов. Эту догадку косвенно подтверждает и упоминание «Дома Драмлита», фасад которого отделан чёрным мраморов, а ведь роскошный Дом писателей в Лаврушинском переулке был построен в том же году. Чего уж больше, если всё предельно ясно?

Впрочем, ясно лишь то, что где-то в романе должно быть выражено отношение Булгакова к репрессиям тех лет, причём Булгаков должен был всё сделать так, чтобы никто или почти никто не догадался. Понятно, что ввести в состав персонажей палачей из НКВД, а тем более упомянуть имена жертв сталинского террора он не мог – даже в романе, который пишется буквально «в стол», только самоубийца на такое легкомыслие способен.

Пришлось Глебу покопаться в интернете. И вот уже ближе к вечеру кое-что нашёл – некий то ли блогер, то ли мало кому известный писатель высказал предположение, что под личиной графа Роберта скрывается Роберт Эйдеман, соратник Тухачевского, за что и пострадал. На роль императора Рудольфа претендует комендант Кремля, Рудольф Петерсон, тоже зачисленный в число заговорщиков. Яков Агранов, начальник отдела НКВД, «специалист по интеллигенции», причастный к гибели экономистов Николая Кондратьева и Александра Чаянова, в 1938-м был объявлен «врагом народа» и расстрелян. Ну чем не господин Жак? Ещё один персонаж – Гай Кесарь Калигула. По мнению блогера, он чем-то смахивает на Марка Исаевича Гая, начальника Особого отдела НКВД, расстрелянного в 1937-м.

Что же получается? На этом балу всё перемешалось – убийцы с жертвами, черти с мертвецами, погибшие от яда с отравителями, так что в итоге невозможно разобрать, кто в чём и кто более других виновен. И самое главное – все гости мерзкие и отвратительные, за исключением разве что несчастной Фриды. Глеб понял, что нашёл разгадку, то есть расшифровал тайное значение главы «Великий бал у сатаны» вовсе не он, а вот причина появления призрака Булгакова по время съёмки теперь не вызывает никаких сомнений.

Единственное, что непонятно, это появление на балу барона Майгеля. Он-то здесь причём? У блогера есть собственное мнение. Прежде всего он обратил внимание на то, что барон, судя по словам Воланда, не только «наушник», но «шпион». Далее известно, что, узнав о приезде Воланда в Москву, он предложил «свои услуги по специальности». А на балу «гостя буквально шатало от волнения», то есть он страшно боялся, видимо, догадывался, что его ждёт, и, судя по всему, был готов признаться во всём, в чём бы его ни обвинили. И наконец – барон казнён после полуночи.

А между тем, Михаил Тухачевский, бывший офицер царской армии, переметнувшийся на сторону большевиков, в мае 1937 года был арестован и через два дня признался в шпионаже, измене Родине и подготовке террористических актов. Через три недели состоялось заседание суда и той же ночью Тухачевский был расстрелян. Тут самое время припомнить слова Воланда, сказанные перед казнью Майгеля: «Есть предположение, что это приведет вас к печальному концу не далее, чем через месяц». Три недели – это и есть «не далее, чем через месяц», и даже время смерти примерно совпадает. Всё сходится, Майгель – это Тухачевский. И тут уже не так важно созвучие слов Майгель, Мигель, Майкл – более ясного указания на Михаила Тухачевского Булгаков дать не мог, при всём желании. Впрочем, есть ещё одно: «А, милейший барон Майгель, – приветливо улыбаясь, обратился Воланд к гостю, у которого глаза вылезали на лоб…» Надо ли напоминать, что у Тухачевского глаза были несколько навыкате, поскольку он страдал базедовой болезнью?

И вот уже кровь брызнула из груди барона Майгеля, заливая рубашку и жилет: «Коровьев подставил чашу под бьющуюся струю и передал наполнившуюся чашу Воланду. Безжизненное тело барона в это время уже было на полу. – Я пью ваше здоровье, господа, – негромко сказал Воланд и, подняв чашу, прикоснулся к ней губами. Тогда произошла метаморфоза. Исчезла заплатанная рубаха и стоптанные туфли. Воланд оказался в какой-то черной хламиде со стальной шпагой на бедре». Если чёрную хламиду заменить на китель «вождя народов», ничего, по сути, не изменится.

Мысленно поблагодарив Булгакова и блогера за подсказку, Глеб набрал номер второго режиссёра. Та сразу с ахами и охами:

– Глеб Васильевич, как ваше здоровье?

– Прекрасно, лучше не бывает! А теперь, Нина Павловна, возьмите лист бумаги и карандаш. Пишите: китель наподобие того, что носил Иосиф Сталин, затем пять комплектов формы, которую носили высшие чины Красной армии в конце тридцатых годов, и столько же тюремных роб. Чтоб завтра утром всё было в костюмерной.

– Боюсь, что так быстро не найдём.

– Наверняка, на Мосфильме это есть.

– Так они и пальцем не шевельнут без команды сверху.

– Ладно, я вам позже перезвоню.

Тут же связался с Водопоевым, тот вошёл в положение и обещал всё устроить. После того, как отчитался о проделанной работе, Глеб снова позвонил Нине Павловне:

– Всё, я договорился.

А она никак не успокоится, опять вопросы задаёт:

– Позвольте спросить, для чего всё это?

– Китель предназначен для Воланда, а военная форма и тюремные робы – для актёров, исполняющих роли барона Майгеля, графа Роберта, императора Рудольфа, господина Жака и Гая Кесаря Калигулы. Остальные пусть останутся во фраках, ну а дамы, как и у Булгакова, пусть будут почти голые.

Глава 3. Дело принципа

Среди ночи Глеба разбудил какой-то странный звук, то ли мышь скребётся, то ли тараканы снова завелись. Наконец, сообразил, что хотят его разбудить, но громко закричать, растормошить или кастрюлю на пол уронить почему-то не решаются. «Кто бы это мог быть?»

Когда Глеб открыл глаза, увиденному ничуть не удивился, словно бы предстояло продолжить разговор, который начал ещё накануне вечером, когда мысленно пытался убедить себя в том, что нашёл единственно верное решение.

Булгаков сидел на стуле, всё в том же пальто, даже шляпу не снял, будто зашёл только на минутку, чтобы о здоровье справиться. Сразу же последовал вопрос:

– Как ты догадался?

– Да вот один писатель, из непризнанных, помог.

– Передай ему: я в восхищении! Сколько времени прошло, литературоведы чешут репу, а никому и в голову это не пришло. Я тут имел возможность прочитать рукопись одного графомана, называется «Тайнопись Булгакова». Ты только посмотри, какую ахинею написал, пытаясь угадать прототипов персонажей повести «Собачье сердце»: кухарка Дарья Петровна Иванова – это не кто иной, как Дзержинский, машинистка Зинаида Бунина – это Зиновьев-Апфельбаум, а чучело совы со стеклянными глазами изображает Крупскую… Это же до того мозги у писаки набекрень, что только диву даёшься! – Булгаков криво усмехнулся, демонстрируя своё отношение к окололитературной братии, и снова посерьёзнел: – А что касается признания, так это не всегда от читателей зависит. Вот и меня провозгласили гением только после смерти. Так уж устроена была наша власть, да и у вас наверняка не лучше.

– Жить можно, хотя, как и у каждого интеллектуала, есть вопросы к властям предержащим.