Горькое молоко – 3. Сайга для деда. В погоне за кардиналом

– Вот, что от молодой жены осталось, – сказал он, – затем снял с себя пиджак и бросил его на пол.

– Дайте мне вначале выпить, а то меня с души сейчас будет рвать, – возмущенно говорил он.

Ему налили пол стакана водки, и он залпом выпил её, опрокинув следом в рот банку сардин. Пропустив за считанные секунды через свой пищевод всю сардину, отломил большой кусок колбасы.

– Ты чего Гоша кусок смоляной пакли выложил на стол, – с тревогой спросил Колчак.

– Это не пакля, а шиньон моей «жены».

– Выражайся яснее, что ты украл его у неё?

Гоша закрутился на стуле, – где туалет? – зажал он рот рукой.

Марек быстро подвёл его к унитазу и включил дверь. Потом подошёл к столу, взял шиньон в руки, затем поднёс его к носу и понюхал:

– Действительно не пакля, а натуральный волос, – сделал заключение Марек.

– Он же сказал, что это шиньон жены, – напомнил ему Вовка.

Тогда Марек положил его себе на голову и сел на стул.

– Больно жидкий он для головы, – заметил Марек.

Гоша, услышав разговоры двух друзей, крикнул им из туалета.

– Это шиньон от женского полового органа.

Марек моментально с брезгливостью скинул его со своей головы, а Колчак зашёлся от смеха, держась за живот.

– Сразу не мог предупредить, – недовольно крикнул Марек, – я уже чуть на язык его не попробовал.

– Не успел я, – ответил Гоша.

Когда он очистил свой желудок, налил себе ещё в стакан водки и повторил попытку излечения:

– Не знаю, когда я теперь отойду от такой свадьбы, – он опрокинул водку в рот, поднеся кулак к носу, затем ударил себя им по голове несколько раз.

– Гоша, прекрати интриговать, рассказывай? – почувствовал нелады в истории со свадьбой и Марек.

У Гоши глаза налились кровью и, приложив правую руку к сердцу, он начал излагать историю брачной ночи:

– Сердце раскурочено у меня, не подлежит капитальному ремонту, – истошно взвыл он и, обведя звериным взглядом двух друзей продолжил: – Не было ни какой Маши. Я утром в пять тридцать проснулся, а у меня рука лежит вот на этом шиньоне. Я сразу обнаружил, что больно выпуклая у неё манюня, ну и со злости дёрнул. Тут моя Маша и вскрикнула от боли. Шиньон скотчем был приклеен, к гениталиям моей Маши.

– Гермафродитом оказалась? – построил свою догадку Марек.

– Хуже, чем ты произнёс это слово, – взглянул на ребят Гоша, – Мишей Плясуном моя женщина оказалась.

Колчак опять зашёлся от смеха, а Марек с недоверием смотрел на Гошу, открыв рот.

Вовка показывал пальцем на Саньку и отрывисто ему говорил, глотая воздух ртом.

– Поезжай, кувыркайся, кровать свободная. Тебе – же понравилось, как она тебя по щеке ласкала.

Марек сорвался с кухни и побежал в ванную рыгать. Возвратился он с влажными глазами и накинутым полотенцем через плечо. Вовка никак не мог успокоиться. Он ушёл с кухни и завалился на диван. Немного отойдя от смеха, он возвратился на кухню. Посмотрев на мрачного Гошу, его опять обуял приступ смеха. Гоша сидел, насупившись, и молча, жевал колбасу.

Марек скрутил пробку с бутылки. Заполнив в стакан коньяк он протянул его никак не успокоившемуся Вовке.

– На выпей, может хохотун чик у тебя пройдёт. Смешно тебе, а у человека горе, – сердце разбилось, жену потерял, – уже с юмором сказал Марек.

Вовка опустошил стакан и поставил его на стол:

– Гоша, по секрету скажи, а супружеский долг ты исполнил в первую брачную ночь? – не унимался Колчак.

Гоша молча доедал колбасу и находился в прострации:

– Не помню ничего, но накостылял я ему сегодня прилично, будет знать, как соблазнять мужчин с нормальной половой ориентацией.

Он порылся у себя в карманах, и выложил на стол пять золотых колец и перстней, какие были надеты вчера на пальцах «невесты».

– Ещё я забрал у него, свои брачные три тысячи, что вносил за знакомство. Я ему сегодня такое выдал, что он месяц будет сидеть под кроватью, не выходя на улицу. Я ему бреханул, что я в законе и всю его шатью – братью похороню. Короче думаю, выглядел неплохо я в тот миг. Выдал ему весь свой блатной жаргон, которого он в жизнь не слыхивал. А грабили и мутузили меня, те трое, которые сидели с Кроном парни. Я записал их кликухи на пачке сигарет.

Он достал из кармана пиджака сигареты и прочитал, – Павлин, Пернатый и Воз.

– Павлов, Возов и Курицын, – расшифровал Марек клички.

– Откуда знаешь? – спросил Гоша.

– Ты пока развлекался со своей молодой жёнушкой, мы без дела не сидели, – сказал Колчак.

– Теперь будете всегда надо мной смеяться по этому поводу? – вопросительно посмотрел Гоша на ребят.

– Гоша заразительный смех это здоровье и молодым присуще так смеяться. Ты не обижайся, но я такой человек, что эту историю никогда не забуду. А напоминать тебе о ней не буду. Я думаю, ты немного оклемаешься после брачной ночи и сам будешь с улыбкой вспоминать свою незадачливую свадьбу, – объяснил ему Колчак.

– Я уже несколько лет над одним эпизодом улыбаюсь, как ты меня, чуть к Прасковье Ивановне не отправил.

– Что ещё одна свадьба? – спросил Марек.

– Почти, – буркнул Гоша, – Прасковьей Ивановной называют в камерах парашу. Я был не прав тогда и не знал, что Колчак самбист. Он мне приёмчик показал один, что я с нар улетел к параше. Я многим рассказывал эту поучительную историю, чтобы не грубили незнакомым людям. А женится мне, наверное, заказано. Я вам сейчас один случай расскажу, какой произошёл со мной осенью, только вы не смейтесь. Я в книжном магазине познакомился с одной блондинкой бальзаковского возраста. Звали её Галина. Она там уборщицей работала. У неё богатая причёска была, волосы свисают аж, на глаза. Я ей предложил прокатиться ко мне домой в гости после работы. Она с радостью согласилась и пошла, отпрашиваться с работы. Я её дождался и с шиком повёз на такси, потратив последние деньги. А домой привёз, смотрю, она постоянно волосы свои поправляет, но значения не придал. Мамаше моей она тоже понравилась. Она выставила самогонку, припрятанную для такого случая, и стол нам богатый приготовила. Свинины нажарила с картошкой. Солений разных наложила, разве, что икры не было и жульена. Смотрю, моя Галя самогонку хлещет, не отставая от меня, а закуску метёт, быстрее, чем бегал в своё время чернокожий бегун Льюис. Вы такого, наверное, не знаете, молодые ещё.

– Знаем мы весь мировой Олимп Гоша, – сказал Колчак, – мы же к спорту никогда равнодушными не были.

– Слушайте дальше тогда, – продолжил Гоша. – Умяла моя Галюня всю закуску, и завалились мы с ней спать в семь вечера. Ко мне, как раз сосед Толя заходил с бутылкой в это время. А мамаша не пустила его, – сказала ему, что я женюсь. Под утро моя зазноба проснулась, смотрю в темноте шлёп, шлёп по полу и по кастрюлям давай лазить. Вижу силуэт вроде её, а голова нет. Я рукой по подушке, где она спала, провёл и выловил парик. Думаю обычное дело, многие женщины парики носят в наше время, и бросил его назад. Спрашиваю её. – Галя ты чего ищешь? А она мне говорит, капусты солёной хочу или огурцов. Я встал, включил свет. В первую очередь бросил взгляд на подушку, смотрю, что – то поблескивает около парика. Подошёл, взял в руки, а это глаз стеклянный. Думаю, допилась баба, и очи свои растеряла. Говорю ей, – Галя ты шнифт не теряла? А она мне отвечает: – Шрифт не теряла, а вот глаз у меня выкатился куда – то. Смотри не наступи на него!

И тут она повернулась ко мне лицом. Я понимаю, сам не красавец. Но если она на меня пьяного ужас навела своим видом, то дальше рассказывать я вам не буду. Я открыл ей трёх литровую банку огурцов, а сам залез под одеяло, но не уснул, ждал, когда она собираться на работу будет.

– Гоша, что из того, глаз у тётки искусственный оказался? – спросил Марек. – Может человек она хороший и как жена впору бы тебе пришла.

– Что она туфля впору подходить? – тяжело вздохнул Гоша. – Она баба с одним глазом, а ещё она не от земли, до потери глаза работала в регистратуре поликлиники. А кто в огороде будет работать? Я что ли? Нет уж извольте. Я после её ухода сжёг постельное бельё и затопил баню. Целый день парился. Вот так вышла у меня очередная попытка под жениться. А блондинку, оказывается, в городе все зовут Галька соколиный глаз.