Русь моя

Но хочется вновь быть в Сибири,
Воздуха сделать глоток.
Увидеть бескрайние шири,
На лыжах сходить разок.
Почувствовать жар мороза,
Когда обжигает лицо.
Ведь это лекарства доза,
Жизнь продлевает еще.

    27 февраля 2008 года.

Зимний вечер в дороге…

Под стук монотонных колес,
Смотрю я в окно с удивленьем,
То вижу прекрасный погост*,
То груды деревьев скопленье.

Заброшен сибирский наш лес,
Повалены сосны и ели,
Хозяев не вижу окрест,
И села совсем опустели.

Вот домик из бревен стоит,
И дыма над крышей не видно,
Людьми навсегда он забыт,
Смотрю и до боли обидно.

Колхозы ушли в забытье,
Крестьяне подались все в город,
Какое же стало житье —
Кругом нищета здесь и голод.

Мелькали деревни, дома,
А где-то постройки пустые,
Ведь это Россия моя —
Сейчас мы вот стали такие.

Вот так и смотрел я в окно,
От Томска до нашей столицы,
И видел лишь только одно-
Усталые сельские лица.

    Ноябрь 2008 года. Томск – Москва.

Примечание автора:

*Погост – административно-территориальная единица на Руси. Впервые административно-территориально деление на Руси установила княгиня Ольга, поделив Новгородскую землю на погосты, установив для них уроки, погост тем самым ассоциировался с местом остановки князя и его дружины во время сбора урока – погостьем (своего рода постоялый двор, от слов погостить, гостить, гостиница).

В дальнейшем погостами стали называть административно-территориальные единицы, состоящие из нескольких населённых пунктов (аналог современных сельских поселений, муниципальных образований районного уровня в областях), а также и населённые пункты, являющиеся центрами таких административно-территориальных единиц. После распространения христианства слово стало обозначать деревню с церковью и кладбищем при ней, что сохранилось в названиях многих населённых пунктов и мест. Центр поселения, торговое место, на котором также проходили совместные празднества племени.

Начиная с XIX века, слово стало использоваться в основном в значении «кладбище».

Попутчики

Белорусский вокзал, поезд «Дюны», посадка,
Весь перрон под баулами даже присел,
Здесь сейчас не бывает былого порядка,
Регион тридцать девять – творит беспредел.

Частный бизнес наш местный, с московского рынка,
Закупил для продажи оптОвый товар,
Завалил все подходы, у входа заминка…
Проводник от них мокрый, идет даже пар.

Мы заняли места, с одной сумкой спортивной,
Для поездки в Сибирь не берем ничего,
Путь от нас до тайги удивительно длинный,
Девять суток в пути, а своих никого.

И за каждым вагоном здесь грузчик из местных,
Он для слабого пола в вагон заносил,
На вокзале за место – тариф всем известный —
Сто тридцать рваных, самой нет уж сил.

Мы на нижних – с женой, старость здесь уважают,
В предварительной кассе всегда их дают,
Для дальних поездок – пассажир каждый знает,
На верхУ ехать долго – совсем не зер гут.

А у верхних попутчиков – схема другая,
«Янтарем» до Москвы, а на «Дюнах» назад,
У них все на счету, цену времени зная,
Они платят за все, свое дома возьмут.

Среди женской армады на верхнее место,
Молодой паренек к нам с баулами сел,
Что невольно спросили, стало нам интересно:
«Для кого – то везете?», а он вдруг покраснел.

Нет, везу я к себе эти детские вещи,
У меня магазин, продавцы сейчас в нем,
Это разве багаж, ведь бывает похлеще,
Не всегда, чтоб хотелось, домой мы везем.

Не привык я работать на дядю чужого,
В Черняховске устроиться сразу нельзя,
В госбюджете сейчас нет и места такого,
Чтобы взяли спокойно трудиться тебя.