Спальный район

Но сегодня даже это не понадобилось. Болван с почты с легкостью согласился на подлог. Собственно, ничего в этом нет удивительного. Было б, напротив, странно, если бы на почте работал ответственный человек, серьезно относящийся к своим обязанностям. Но этого не может быть просто по определению.

Такое у них государство, что везде работают одни болваны.

Анастасия Всеволодовна вышла из кухни, походя набросила на себя теплую, несколько побитую молью шаль и, пройдя мимо закрытой двери, за которой располагалась спальня, все той же шаркающей семенящей походкой отправилась через гостиную прямиком на балкон.

Потянув за ручку, она довольно легко открыла балконную дверь и аккуратно переступила через порожек.

На балконе во всю его длину располагалась раскладушка, на которой, накрывшись с головой шерстяным одеялом, тихо лежала Натали, в просторечии Натуся, Натусенька, а если совсем коротко, то и вовсе Туся.

– Все в порядке, – сообщила ей Анастасия Всеволодовна. – Денежки получила. И твои, и мои. Можешь быть спокойна.

Наталья Всеволодовна, судя по всему, буквально восприняла слова сестры, во всяком случае, ни малейшей реакции с ее стороны не последовало.

– Я тебе говорю, Натуся! – несколько раздраженно заметила Анастасия Всеволодовна. – Все хорошо вышло. Слышишь?

Но Натусенька и на этот раз никак не отреагировала, что вконец обидело ее сестру.

– Ну и ладно! – сердито заявила она. – Можешь лежать и молчать. Сколько хочешь. Дело твое!

Тут неожиданно похожее на сдувшийся воздушный шарик личико Анастасии Всеволодовны окончательно сморщилось, и она вдруг тихонько и тоненько захихикала, слегка прикрывая ладошкой беззубый ротик.

Отсмеявшись, Анастасия Всеволодовна осторожно сдвинула одеяло с головы лежавшей сестры.

С пожелтевшей от времени, с грязными подтеками подушки на нее провалившимися пустыми глазницами в упор смотрела высохшая до предела мумия.

Анастасия Всеволодовна ласково провела рукой по почти голому черепу с остатками белесых волос. Уже семь лет как Туся лежала здесь, на балконе.

Она снова хихикнула. А эти идиоты все годы по-прежнему исправно платят пенсию им обеим. Так им и надо, ублюдкам! Это ублюдочное государство сначала полностью искалечило им жизнь, а под ее финал еще и отобрало их дом, сослало их сюда, в Бирюлево.

Так что пусть платят! По крайней мере до тех пор, пока одна из них жива, они будут платить обеим.

– Правда, Тусенька? – спросила она у сестры.

– Правда, Асенька, – ответила Натали. И даже похвалила ее.

– Ты у меня умница, – сказала. – Все очень правильно делаешь.

Анастасия Всеволодовна радостно улыбнулась. Другого от своей любимой единственной сестры она и не ожидала. Натуся всегда умела поддержать ее в трудную минуту.

Она заботливо подоткнула сестре одеяло. Потом слегка застенчиво предложила:

– Я с тобой посижу немного, хорошо?

И, не дожидаясь ответа, невесомо присела на край раскладушки.

– Только я недолго, ладно? А то замерзну. На улице уже холодно, я простудиться могу, – пояснила она Тусе. – Я же всегда холод плохо переносила, ты-то ведь знаешь. Всю жизнь очень легко простужалась. А с возрастом совсем мерзлявая стала, – доверительно пожаловалась она сестре.

И, поразмыслив, заключила философски:

– Ну, да ничего уж тут, видно, теперь не поделаешь.

5. Зверинец

Никита Бабахин закончил с разноской пенсии часам к трем после полудня. Чужие деньги больше не обременяли его, и с радостным чувством хорошо исполненного долга он бодро зашагал назад к почте.

Дождем вроде бы совсем не пахло, а, напротив, светило редкое для этих дней солнышко, и поэтому, как рассудил Никита, земля должна быть сухая, не вязкая. Потому для сокращения обратной дороги он решил пройти прямиком через пустырь, вместо того чтобы делать большой круг по улицам.

Про пустырь этот в Бирюлево ходили разные разговоры. То болтали, что кто-то из новых русских откупил его, чтобы отгрохать на нем свой особняк, то говорили, что город собирается построить тут новые бирюлевские бани, чтобы бирюлевцы, стало быть, могли помыться и попариться, не выезжая из своего района.

А еще Никита слыхал, что на пустыре покамест ничего не строят, потому что якобы вот-вот здесь копать начнут, то ли источник какой искать, то ли какое-то природное ископаемое.

Во всяком случае, что бы там ни говорили, а, сколько Никита помнил, пустырь как стоял нетронутый, так и по сей день ничего на нем не происходило. Разве что мальчишки в футбол гоняли да всякие доморощенные ракеты пускали по праздникам.

Впрочем, на этот раз стоило Никите завернуть за угол шестого корпуса, где собственно и находился пустырь, как он сразу обнаружил там не свойственную ранее активность.

Посреди пустыря большим кругом расположились непривычные для глаза синие дощатые фургоны, слегка напоминавшие вагоны товарного поезда. Вокруг этих странных фургонов сновали люди, производившие немало шума. Они громко перекрикивались и матерно переругивались, не обращая ни малейшего внимания на оживленно толпившуюся вокруг и глазевшую на них пацанву.

«Строители! – тут же умозаключил Никита. – Значит, все-таки строить будут. Или копать».

Но, сделав несколько шагов вперед, тут же понял, что ошибся. Суетившиеся у фургонов люди вовсе не походили ни на строителей, ни на копателей. К тому же и сами синие фургоны были какие-то особые.

А уж когда Никита подошел еще ближе, почувствовал запах сена, лошадей, да еще услышал звериный рев, то тут уж ему все стало ясно.

«Цирк приехал! Шапито, стало быть, будут налаживать!» – обрадовался он.

Цирк Никита любил и давно знал, что иногда в отдаленных городских районах летом раскидывают шапито. Правда, в Бирюлево на его памяти цирк еще не приезжал.

Однако и на этот раз Никита Бабахин не угадал. Обнаружил же он свою ошибку следующим образом.

Не успел Никита подойти поближе к синим фургонам, как невесть откуда возникла и шагнула к нему навстречу молодая цыганка, одетая в полном соответствии с положенным ее племени протоколом. А именно были на ней стоптанные сапоги, цветные юбки, растянутая шерстяная кофта неопределенного оттенка. Довершала сей красочный наряд небрежно наброшенная на плечи вишневая шаль.

– Давай, дорогой, погадаю, – вкрадчивым убедительным голосом обратилась к нему цыганка. – Всю правду тебе расскажу, не пожалеешь.

При этом она пристально разглядывала Никиту своими черными цыганскими глазами.

Никите подобное неожиданное предложение, равно как и внимательное рассматривание его личности незнакомой цыганкой крайне не понравилось. Не то чтобы он всерьез боялся цыганок, но как-то с детства сторонился их, избегал прямых контактов, интуитивно чувствовал опасность, исходившую от этих необычных, ярко одетых, шумных женщин.

– Не, не надо, – стесняясь, буркнул Никита и сделал шаг в сторону, чтобы обойти нежелательную особу.

Но цыганка тут же проворно заступила ему дорогу. Никита разглядел, что она не так уж и молода, как ему поначалу показалось, отчего чувство неловкости только усилилось.

– Зря отказываешься, дорогой, – искренне посетовала цыганка. – Я вон по глазам вижу, ждет тебя вскоре неожиданная встреча, она тебя и осчастливит, и погубит. Хочешь, подробно расскажу, как тебе погибели избежать? Позолоти ручку, не скупись, себя же обезопасишь.

Никита упрямо покачал головой. Ни про какую гипотетическую погибель он слушать всякие сомнительные советы не желал.

– Не, не надо! – снова повторил он.

И, сделав над собой усилие, твердо произнес: