Что, захлебнувшись дымом и свинцом,
Не падали за города и хаты!
Не виноваты в том, что в стылый год
Не в наши спины хряскали приклады,
И в том, что обеспамятел народ,
Вокруг себя построив баррикады.
Как будто нам так сильно повезло —
Себя не знать за стариковским гудом,
Меж двух огней и двух узлов
Всю жизнь внимать лгунам и словоблудам.
Как будто это высшее из благ,
Как будто это счастье в полной мере —
Иметь в кармане ломаный пятак,
Что знать – забыть и ни во что не верить!
И новый свет нам светит новой мглой,
Мы прочно вмёрзли в грязный снег обочин…
Мы больше виноваты пред собой…»
Я во весь рост… Он слушал и молчал.
Вздыхал. Кивал. Беспомощно дрожала
От ветра слов моих седин его свеча,
Но ветру моему не возражала.
И тут я вздрогнул истиной простой,
И всё же вспомнил «города и хаты»:
Ведь тем, что виноваты пред собой,
Перед отцами – трижды виноваты
СУЗДАЛЬ
Погубила ночь хмельную удаль,
Утро боль приставило к виску…
Слушай, друг, поедем, может, в Суздаль
Разгонять московскую тоску?
Мы приедем в город утром ранним,
Предвкушая медовой разлив,
Встанем, словно беглые крестьяне,
Перед прошлым головы склонив.
Здесь гитары старой мягкий говор
Заплетётся в звон колоколов,
Ты услышишь про монаший сговор
И про крик отрубленных голов,
Про решётки, цепи и темницы…
Прах жестокости тебя не отрезвит.
На иконах, как в знакомых лицах,
Холод сожаления разлит.
Золото церковного убранства
Мёртво спорит с золотом берёз,
И несут через столетья странствий
Тучи цвет и вкус христианских слёз.
Спорят ветры – молодой и старый:
«Жить! Спешить!» – «А стоит ли? Куда?»
Молодой по струнам бьёт гитарным,
Старый рвёт их: «Песни? Ерунда!»