Идущие на смерть

Казармы гладиаторов школы Акциана.

Давид.

Иудей Давид был одним из лучших учеников школы Акциана, несмотря на свою худощавую фигуру. Он владел любым оружием в совершенстве, и в бою словно танцевал, появляясь то тут то там. Из всех учебных схваток он выходил победителем. По школе даже прошел слушок, что иудей владеет каким-то секретным заговором или амулетом. Его вещи уже несколько раз обыскивали в его отсутствие в поисках этого волшебного талисмана, но никто ничего не нашел.

Каждый вечер Давид кормил голубей, набрав в свой деревянный учебный шлем целые пригоршни хлебных крошек, которые он всегда запасал для птиц.

– Зачем тебе это, Давид? – спросил Децебал. – Мало ли у нас своих проблем? Ведь мы не на родине.

– Эти птицы не знают родины, друг.

– Ты не прав, брат. У каждой живой твари есть родина. И они, как и мы, люди, её любят. И всегда туда возвращаются. Но на них нет цепей и ошейников, и они свободны, лететь куда вздумается.

– Может ты и прав насчет родины. Но все твари угодны богу.

В этот момент, один из питомцев Давида сбросил на голову дака, нечто не сосем приятное. Давид, увидев это, мягко улыбнулся. Голуби слетались к иудею со всей казармы и настолько привыкли, что садились на голову и плечи.

– Как тебе такое может нравиться, – дак с отвращением очистил себе волосы.

– Все твари живые угодны господу, – повторил он. – Хотя он и не нуждается в их крови.

– Я не совсем понимаю твоего бога, брат. С нашими все гораздо проще. Вот ты недавно говорил, что твой бог въехал в Иерусалим на простом осле.

– Это так. И что же?

– Но почему бог, если он бог, ехал на простом осле? И почему он дал себя распять простым смертным? Наши боги могущественны, и среди них самый великий Замолвсис. И они могут поразить любого смертного молнией. Они могут обратить в бегство целые армии.

– А ты видел хоть раз, как боги делали это? – с усмешкой спросил Давид. – Ты видел бога в земном сражении со смертными?

– Нет. В последнее время они редко лезут в дела людей.

– Богу совсем и не нужно лезть в дела людей, Дакус. Царство божие на небе, а не на земле. Запомни это!

– Это так, и наши боги живут далеко в небесах! Но заслужить лучшее будущее там может только смелый и решительный человек. Воин, который убивал врагов, получит там почет и уважение.

Давид ничего не ответил даку и только молча про себя улыбнулся.

– Ты, говорят, скоро, попадешь на арену. Одним из первым. Ты смерти не боишься, Давид?

– Нет. Смерть всего лишь начало новой жизни. Жизни вечной и светлой. И её не стоит бояться.

– Но ты говорил, что вам, христианам, нельзя убивать. Как же ты станешь это делать?

Иудей снова загадочно улыбнулся и промолчал.

В этот момент к ним подошел Кирн.

– Снова Давид рассказывает о своём боге. Вот пропустил я потеху. Ты, иудей, делаешь нашу жизнь здесь совсем не такой тоскливой.

Давид никогда не отвечал на насмешки и издевательства. Он словно был одет в непроницаемую броню и никогда не отвечал греку. Даже когда Кирн намалевал на стене их общей казармы иудейского бога в виде длинноухого осла, пригвожденного к кресту.

Вот и сейчас он, чтобы не сказать резкого слова греку, стал бормотать себе под нос слова молитвы. Кирна это всегда начинало бесить.

– Что ты за человек, Давид? – спросил он, уже без смеха. – Разве можно жить так? Бабы, которых нам приводят, тебе не нужны. Почему? Ты не мечтаешь ни о чем, что нужно каждому молодому и здоровому мужчине!

– А ты разве хочешь меня понять, Кирн? Я ведь много раз говорил тебе. Я много раз отвечал на твои вопросы. Но ты не хотел и не хочешь слышать мои слова.

– Да то, что ты говорил сплошная дрянь. Любому мужику баба нужна! Что твой бог баб запретил? А размножаться то как? Без баб, да? Да без баб род человеческий бы вымер начисто! Разве не так?

– Господь благословил любовь между мужчиной и женщиной. И я никогда не отрицал и не стану отрицать этого. Но любовь – освященную узами брака, чистую. А эта любовь, о которой говоришь ты, порочная любовь. Похоть.

– А разве нам дают возможность завести жен? Кто освятит нас браком? Ты?

– Я ведь не судья тебе, Кирн. Я не смею судить тебя, ибо сам грешен. Судить право господа, а не моё. Поэтому я живу, так, как мне позволяет моя совесть. А ты так, как позволяет тебе твоя.

– Если мы попадем с тобой в одну пару, когда-нибудь, я выпушу тебе кишки, иудей.

– На все воля господа, – спокойно ответил Давид.

Грек плюнул ему под ноги и удалился. Давид никогда не углублялся в разговоры о женщинах. И как только гладиаторы начинали хвастаться друг перед другом своими похождениями, иудей краснел, как девушка, и немедленно уходил. Этот случай с Кирном был редкостью, когда он ввязался в подобный разговор…

На следующий день три пары гладиаторов были отобраны для боев на вилле одного знатного патриция приехавшего из Рима. Это были Кирн, Юба, Давид и трое «стариков», что были в школе еще до прибытия Дакуса, и которых не продали в деревенские эргастерии.

Сам Децебал был еще в числе новичков, и считалось, что он мало обучен искусству боя. Хотя он сам себя новичком не признавал и вполне мог сражаться, но у ланисты Акциана были насчет дака свои планы.

Поэтому он остался ждать своих друзей в казарме. Еще у себя на родине Децебал слышал греческую легенду о знаменитом мореходе царе острова Итака Одиссее. О том, как этот Одиссей попал в пещеру людоеда и дал ему вина, после чего чудовище обещало в виде милости съесть его последним. Тяжело было итакийскому царю видеть, как гибнут его друзья. Вот и он, Децебал, сейчас подобен легендарному греческому герою. Ему предстояло ждать.

Но ведь Одиссей не только ждал. Он сумел обмануть людоеда и спас уцелевших друзей. Может ли он Децебал бездействовать?

И снова перед его глазами возникла надпись: «Не умирать на потеху толпе, а сражаться за свободу…»

Помпеи.

Казармы гладиаторов школы Акциана.

Рутиарий Квинт.

Рутиарий Квинт в третий раз пересчитал золотые монеты, полученные от Акциана. Отобранные им бойцы отлично выступили на вилле римского патриция Кальвия, и тот был восхищен искусством провинциальных гладиаторов.

Ланиста получил сумму вдвое большую, чем та, что была обещана первоначально, и щедро одарил своего рутиария.

«Я сегодня отлично подзаработал, – думал Квинт. – И это всего лишь начало. В будущем я получу много больше и снова попаду в Рим. Тогда некие господа сенаторы будут вынуждены вспомнить о существовании Квинта. А то сохранили мне жизнь и думают, что мы квиты? Нет, господа, не будет по-вашему! Я сделал для вас в свое время много больше. Если бы не я, Нерон тогда снял бы ваши головы с плеч. Ведь обещали, что по гроб своей жизни не забудут этой услуги».

Перед глазами рутиария встали те далекие и страшные события, когда император Нерон[28 - Нерон – Римский император из рода Юлиев-Клавдиев. Отличался жестокостью и безумствами. Любил выступать в театре как актер и певец.] устроил гонения на христиан, обвинив их в поджоге Рима. Горящие кресты с дико кричавшими людьми и запах горелой человеческой плоти, преследовали его в страшных снах и по сей день. Квинт не был человеком мягкотелым. И он мог, не моргнув глазом, всадить нож в своего врага, но жестоких пыток он боялся.

Некогда приближенный Нерона Тигелин[29 - Софоний Тигелин – приближенный императора Нерона. Префект претория.], перфект претория[30 - Префект претория – командир императорской гвардии преторианцев.], любивший присутствовать на пытках и даже сам не гнушавшийся обязанностей палача, привел молодого Квинта в пыточный подвал, где пытали молодых христианок.

– Это враги императора. И ты, как верный его слуга, должен исполнить волю божественного.