Женские судьбы разведки

Вначале Скоблин и Плевицкая обосновались в Париже. Певец Александр Вертинский, проживавший в то время во французской столице, сразу обратил внимание на эту супружескую пару. Он вспоминал:

«В русском ресторане “Большой Московский Эрмитаж” в Париже пела и Надежда Плевицкая. Каждый вечер ее привозил и увозил на маленькой машине тоже маленький генерал Скоблин. Ничем особенным он не отличался. Довольно скромный и даже застенчивый, он скорее выглядел забитым мужем у такой энергичной и волевой женщины, как Плевицкая».

Эмигрантская жизнь у супругов не очень ладилась. Они перебрались в парижский пригород Озуар-ле-Ферьер. Одновременно взяли в аренду большой участок земли с виноградником неподалеку от Ниццы. Однако в результате неурожая винограда быстро разорились. В Озуар-ле-Ферьер супруги жили в доме, купленном в рассрочку на десять лет, за который ежемесячно выплачивали по 800 франков. В то время это были большие деньги, и Надежде Плевицкой, чтобы заработать, приходилось часто выезжать на гастроли в европейские города, где проживали русские эмигранты. Однако денег все равно не хватало. Кроме того, «аристократическая Россия», нашедшая приют во Франции, считала брак Скоблина с «мужичкой» Плевицкой мезальянсом. Бывшие титулованные особы, ставшие в Париже таксистами, официантами и содержателями публичных домов, любили слушать ее песни, однако в свой круг не допускали.

Плевицкая и ее муж попали в поле зрения советской разведки, которой было хорошо известно положение Скоблина в РОВС. Внешняя разведка органов государственной безопасности – Иностранный отдел ОГПУ – активно разрабатывала русскую вооруженную эмиграцию, в том числе созданный в 1924 году Русский общевоинский союз. Он числился среди главных объектов проникновения Иностранного отдела, который имел в нем свою агентуру.

Писатель и историк Леонид Млечин по этому поводу писал:

«Русский общевоинский союз Москва считала источником постоянной опасности. Агентурные данные свидетельствовали: стратегическая цель руководства РОВС – вооруженное выступление против советской власти. Конечно, в конце 1920-х – начале 1930-х годов рассеянные по Европе остатки Добровольческой армии лишь с большой натяжкой можно было рассматривать как непосредственную угрозу для страны. Но в Москве по-прежнему полагали, что в случае войны в Европе противник (или противники) Советского Союза неминуемо призовут под свои знамена и полки бывшей Добровольческой армии. Тем более что структура ее сохранилась и в эмиграции. Офицеры считали себя находящимися на военной службе, проходили переподготовку, изучали боевые возможности Красной армии.

В конце 1920-х годов руководство РОВС начало широко организовывать террористические акты внутри Советского Союза. Оружие, взрывчатка и другое снаряжение забрасывалось через границу, чаще всего советско-финляндскую, или морским путем. Подготовкой террористических групп занимались отделения РОВС в Париже, Бухаресте, Софии и Белграде. Этим группам оказывали помощь 2-й отдел Генштаба французской армии, польская дефензива, румынская сигуранца, финская контрразведка, получая от РОВС в качестве платы информацию о ситуации в СССР».

По заданию советской внешней разведки 2 сентября 1930 года для встречи со Скоблиным в Париж прибыл его однополчанин Петр Ковальский, воевавший вместе с генералом в Добровольческой армии. Ковальский работал на Иностранный отдел ОГПУ и имел оперативный псевдоним «Сильвестров».

Скоблин обрадовался встрече с бывшим однополчанином и познакомил его с Плевицкой. Посетив несколько раз супругов в их доме, «Сильвестров» убедился в том, что Скоблин полностью находится под влиянием жены, и принял решение привлечь их обоих к сотрудничеству с советской разведкой. В ходе беседы с генералом он передал Скоблину письмо от его старшего брата, который проживал в Советской России, и от имени Генерального штаба Красной армии предложил генералу возвратиться на Родину, гарантировав ему хорошую должность в штабе.

Однако на первой беседе Скоблин не был готов к такому повороту событий и сказал, что должен посоветоваться с женой. «Сильвестров» решил действовать через Плевицкую. В беседе с ней он сказал, что ее на Родине хорошо знают и помнят как выдающуюся певицу и в случае возвращения хорошо к ней отнесутся. Что же касается ее мужа, то он для России не враг и может вернуться домой в любое время. Если Скоблин согласится служить Советской России, то его безопасность будет гарантирована. Плевицкая с интересом отнеслась к предложению «Сильвестрова» и обещала повлиять на мужа.

Вскоре Николай Скоблин дал письменное согласие работать на советскую внешнюю разведку. Он написал заявление на имя ЦИК СССР следующего содержания:

«Двенадцать лет нахождения в активной борьбе против Советской власти показали мне печальную ошибочность моих убеждений.

Осознав свою крупную ошибку и раскаиваясь в своих проступках против трудящихся СССР, прошу о персональной амнистии и даровании мне прав гражданства СССР.

Одновременно с сим даю обещание не выступать как активно, так и пассивно против Советской власти и ее органов. Всецело способствовать строительству Советского Союза и о всех действиях, направленных к подрыву мощи Советского Союза, которые мне будут известны, сообщать соответствующим правительственным органам.

10 сентября 1930 г. Н. Скоблин».

Такую же подписку дала и Надежда Плевицкая. Их заявления были переправлены в Москву начальнику ИНО ОГПУ Артуру Христиановичу Артузову, который наложил на них следующую резолюцию: «Заведите на Скоблина агентурное личное и рабочее дело под псевдонимом “Фермер” и агентурным номером ЕЖ/13». Плевицкой был присвоен псевдоним «Фермерша».

21 января 1931 года в Берлине состоялась очередная встреча Николая Скоблина и Надежды Плевицкой с представителем Центра. Он обьявил супругам, что ВЦИК персонально амнистировал их. В свою очередь генерал подчеркнул, что перелом произошел в нем еще шесть лет назад, когда у него наступило полное разочарование в идеалах Белого движения. У него не было только удобного случая перейти на сторону Советов.

После беседы с представителем Центра Скоблин и Плевицкая написали обязательства о сотрудничестве с советской разведкой следующего содержания:

«Постановление Центрального Исполнительного Комитета Союза Советских Социалистических Республик о персональной амнистии и восстановлении в правах гражданства мне объявлено.

Настоящим обязуюсь до особого распоряжения хранить в секрете.

21/1—31. Берлин.

Б. генерал Н. Скоблин /

Н. Плевицкая-Скоблина.

ПОДПИСКА

Настоящим обязуюсь перед Рабоче-Крестьянской Красной армией Союза Советских Социалистических Республик выполнять все распоряжения связанных со мной представителей разведки Красной армии безотносительно территории. За невыполнение данного мною настоящего обязательства отвечаю по военным законам СССР.

    21/1—31. Берлин.
    Б. генерал Николай Владимирович Скоблин /
    Надежда Васильевна Плевицкая-Скоблина».

В ходе беседы с представителем Центра перед Скоблиным была поставлена задача укреплять связи со всеми знакомыми ему деятелями РОВС и других белых организаций. Надежде Плевицкой поручалось своими выступлениями на благотворительных вечерах РОВС повышать авторитет свой и своего мужа.

После тщательной проверки Скоблина Центр сделал вывод о том, что «Фермер» – «добросовестный и талантливый агент».

Первоначально по соображениям конспирации связь «Фермеров» с советской разведкой осуществлялась по почтовому каналу на Вену. Центр сообщил в резидентуру, что считает вербовку генерала «ценным достижением в нашей работе». Относительно Плевицкой Центр писал:

«По докладу “Сильвестрова” она также дала согласие на сотрудничество. Однако мы считаем, что она может дать нам гораздо больше, чем одно “согласие”. Она может работать самостоятельно. Запросите, каковы ее связи и знакомства, где она вращается, кого и что может освещать. Результаты сообщите. В зависимости от них будет решен вопрос о способах ее дальнейшего использования».

В 1930 году Кутепова на посту руководителя РОВС сменил генерал Миллер, ближайшим сотрудником которого стал Скоблин. С его помощью советская разведка была в курсе всех замыслов вооруженной эмиграции, мечтавшей об организации «крестового похода» против СССР.

В этой связи представляют интерес сведения относительно террористической деятельности РОВС, изложенные Леонидом Млечиным в одной из своих работ:

«Близкие к Кутепову люди, считавшие первоочередной задачей РОВС массовый террор внутри Советского Союза, были не очень довольны его преемником генералом Миллером. Его считали нерешительным и неинициативным, склонным к кабинетной работе и не способным руководить столь крупной организацией. Пожалуй, это было не совсем справедливо по отношению к Евгению Карловичу Миллеру: назначенный Колчаком в 1919 году командующим войсками Северной области, он продемонстрировал жесткую решительность в борьбе с Красной армией.

Сменив Кутепова, Миллер вовсе не отказался от террора. В секретных документах РОВС, которые становились известны советской разведке, подчеркивалась необходимость подготовки кадров для террористических групп, для ведения партизанской войны в тылу Красной армии в случае войны с СССР. Для эмигрантской молодежи Миллер создал в Белграде унтер-офицерские курсы.

Во Франции подготовкой диверсантов занималась организация “Белая идея” (Миллер сформировал ее в 1934 году). Она работала на “северном направлении”, то есть боевики РОВС переходили через финскую границу и растворялись в Ленинграде.

Подбором кадров для “Белой идеи” занимался капитан Ларионов. Этот человек импонировал эмигрантской молодежи. В 1927 году он участвовал в подготовке взрыва в ленинградском Деловом клубе. Репутация бесстрашного героя помогла ему отобрать в “Белую идею” двадцать молодых людей, способных к эффективной боевой работе.

Ларионов учил их стрелять, метанию гранат, изготовлению и закладке взрывчатки, умению ориентироваться, маскироваться. Они тренировались в разведывании объекта диверсии и отходе после взрыва. Ларионов занимался с ними языком: они должны были отвыкнуть от привычных “старорежимных” слов и обогатить свой словарный запас новой, послереволюционной лексикой».

В течение семи лет супруги добросовестно работали на советскую разведку. Разумеется, главная роль в этом разведывательном тандеме принадлежала Николаю Скоблину, который вскоре, по оценке ИНО ОГПУ, стал «одним из лучших источников разведки, который довольно четко информировал Центр о взаимоотношениях в руководящей верхушке РОВС, сообщал подробности о поездках ее руководителя Миллера в другие страны».

Скоблин возглавлял отдел РОВС по связям с периферийными органами и был осведомлен обо всем, что планировалось в кругах русской эмиграции, в том числе о совместных операциях с участием разведок Румынии, Польши, Болгарии и Финляндии.

Что касается роли самой Надежды Плевицкой, то ее гастроли по Европе, в которых певицу неизменно сопровождал Скоблин, позволяли ему инспектировать периферийные организации РОВС и передавать советской разведке интересующие ее сведения.

Через некоторое время Плевицкая также стала важным источником информации. Кроме того, она копировала секретные документы РОВС, которые Скоблин на несколько часов приносил домой, писала агентурные сообщения и выполняла роль связной.

О том, какое значение для советской разведки имел Николай Скоблин, свидетельствует содержание докладной записки, подготовленной в середине 1934 года куратором французского направления ее деятельности С.М. Шпигельгласом на имя начальника Иностранного отдела ОГПУ А.X. Артузова:

«Завербованные нами “Фермер” и его жена “Фермерша” стали основными источниками информации. Человек материально независимый, отошедший одно время от основного ядра РОВС, “Фермер”, будучи завербован, занимает как командир одного из полков заметное положение среди генералитета и, пользуясь уважением и достаточным авторитетом, стал активно влиять как на общую политику РОВС, так и на проведение боевой работы.

Основные результаты работы “Фермера” сводятся к тому, что он:

во-первых, ликвидировал боевые дружины, создаваемые Шатиловым (бывший начальник штаба Врангеля генерал П.Н. Шатилов был вторым человеком в РОВС. – Примеч. авт.) и генералом Фоком (бывший командир артиллерии в Галлиполи генерал-майор А.В. Фок руководил террористической деятельностью РОВС, в частности, возглавлял школу по подготовке террористов. – Примеч. авт.) для заброски в СССР;

во-вторых, свел на нет зарождавшуюся у Туркула (бывший командир Дроздовской дивизии, генерал, ставший одним из руководителей РОВС. – Примеч. авт.) и Шатилова мысль об организации особого террористического ядра;

в-третьих, выяснил, кто из наших людей открыт французам, и разоблачил агента-провокатора, подсунутого нам французами, работавшими у нас 11 месяцев;

в-четвертых, донес о готовящемся Миллером, Драгомировым (генерал от инфантерии, один из руководящих деятелей РОВС. – Примеч. авт.), Харжевским (генерал Харжевский являлся почетным командиром Марковского полка. – Примеч. авт.) и Фоком убийстве Троцкого;

в-пятых, выдал организацию по подготовке убийства Литвинова (приезжал в Руайян летом 1933 года. – Примеч. авт.);