Молодые

Роман этот (в пятьдесят четыре страницы всего) он и послал на творческий конкурс в Литинститут и, получив вызов, по возвращении «с войны» засел за учебники.

Но был нежный май за окном. В открытую форточку вместе с утренним солнцем текли тревожные запахи цветущих садов с береговых улиц приодевшегося в шёлковую травку вечно грязного, неухоженного «совхоза», над прудом курился туман, досиживали зарю рыбаки, изумрудной полоской темнел на бледной синеве неба знакомый до последней мелочи лес – и Павлу казалось, не было в его жизни весны прекрасней.

В один из субботних вечеров в парке за совхозным клубом запустили танцы. Музыка зазывно лилась через открытую форточку вместе с вечерней прохладой. Солнце только что село, но ещё пылал над чёрной полоской леса небосвод. Со всей округи текла к парку беспечновесёлая молодежь, а Павел упрямо корпел над своим камнем преткновения – русским.

Кто бы знал, как хотелось ему бросить это и вместе со всеми очутиться в темноте сказочно прекрасной ночи, подняться на танцплощадку, встать где-нибудь в стороне и не спеша всех разглядеть. Просто стоять и смотреть на милые девичьи лица, ловить их восхитительные улыбки, слышать жемчужный смех, хмелеть от сияющих озорным блеском глаз.

А тут ещё мама, Алевтина Фёдоровна, подлила масла в огонь:

– Ну? И чего маешься? А ну как всех красивых девок разберут, одни кривые да рябые останутся!

– Прям!

– Ну и сиди!

И они с Маришей ушли.

А через минуту в дверь позвонила Маришина одноклассница – волосы на роспуск, до безобразия разрисованные глаза, короткая юбка. Услышав, что подружки, оказывается, нет дома, она для приличия удивилась и, как бы между прочим, полюбопытствовала:

– А ты почему дома сидишь?

– Учу.

– Чего?

– Русский.

– Существительные, прилагательные? Норма-ально!

– Всё?

– У-у, злюка!

И как сумасшедшая застучала по лестнице каблуками.

Павел запер дверь, прошёл в спальную комнату, сел за письменный стол, включил настольную лампу, открыл учебник.

– «Именительный падеж множественного числа…»

А из форточки лилось:

Там, где клён шумит
Над речной волной,
Говорили мы
О любви с тобой.

У него бежали мурашки по коже. И всё равно, облокотившись о стол, запустив пальцы в отрастающие кудри, он упрямо бубнил:

– «В именительном падеже множественного числа существительные имеют следующие окончания… следующие окончания… следующие окончания…»

А слышал лишь:

Отшумел тот клён,
В поле бродит мгла,
А любовь, как сон,
Стороной прошла.

И всё же выдержал характер – высидел за учебником до конца танцев. Вряд ли что-либо из того, что учил, зацепилось в памяти, но учебник был закрыт с сознанием исполненного долга. Таким образом великие люди достигают цели. Придёт время, достигнет и он.

И так продолжалось до конца июня. Ни жара летних полдней, ни озорной визг детворы на мели пруда, ни тишина тёплых ночей, ни буйство полосующего небосвод звездопада – ничто не могло сбить его с намеченного курса.

И если бы не Полина! О, если б не она, он бы, наверное, всё-таки поступил.

До этого он даже предположить не мог, что любовь его может начаться такою жутью. Не от того, что отнимут дорогую игрушку, а от непреодолимо влекущей бездны. Кстати, очень похоже на то, когда однажды забрался на буровую вышку, на спор, не глядя вниз, лез. Когда же очутился на крохотном метровом квадрате, с круглой дырой посередине и невысоким ограждением из железного прута, испытал два властных чувства – жуть и непреодолимое желание прыгнуть. Какая сила удержала его тогда, не знал, но ничего в ту минуту ему так не хотелось, как только перешагнуть через ограждение и полететь вниз при абсолютной уверенности, что не разобьётся.

Это теперь он подбирал сравнения своему тогдашнему состоянию, тогда же, встретившись с Полиной взглядом, всем существом почувствовал, что пропал. И когда наконец «всё это» произошло, уже не из книжек, а на деле узнал, что такое ненасытимость страсти: уже не было никаких сил, а их неодолимо влекло друг к другу. К счастью, продолжалось это недолго. Изнурённые до последних сил, дошедшие до последнего безрассудства, они даже смотреть друг на дружку спокойно не могли. И нужно было поскорее «всё это прикрыть» приличием свадебного обряда, но подоспели экзамены, Павел уехал, а там и началось…

Правда, всё это потом, после. Тогда же, во время прощания на Московском вокзале, они стояли, обнявшись, и, никого не стесняясь, целовались. Пожилая полногрудая проводница целомудренно клонила очи долу. Задерживала взгляд любопытная молодёжь. Предосудительно качали головами добропорядочные горожане. А они никого и ничего не замечали, пока не услышали требовательный голос проводницы:

– Молодые люди, поезд отправляется. Молодой человек, пройдите в вагон.

Поезд тронулся. Полина пошла, и всё время шла и шла за уплывающим из-под ног вместе с платформой составом, пока не растворилась во мраке тёплой июльской ночи, а Павел, пройдя на своё место, сунув под нижнюю полку чемодан и придвинувшись к окну, за чёрным глянцем которого безраздельно царствовала ночь, всё никак не мог успокоиться. А надо было пережить не только эту, но и все остальные ночи. В ту минуту казалось, что он ещё сильнее, ещё мучительнее любит Полину. Ради чего, собственно, оставлять её одну? Ради «нескольких строчек в газете»? Даже если ради будущих книг – разве можно это сравнить?

Через десять минут поезд со свистом пронёсся мимо слабо освещённого переезда, тёмных платформ, обшарпанного здания станции «Доскино». С другой стороны путей находился кинотеатр «Салют», куда иногда они ходили с Полиной в кино и, сидя на заднем ряду почти пустого зала, изнуряли друг друга поцелуями.

В Дзержинске стояли всего несколько минут. И всё равно Павел вышел на платформу покурить – к куреву пристрастился в армии – и, раз за разом глубоко затягиваясь сигаретой, всё не мог унять сосущую сердце тоску.

Пропуская его в вагон, проводница посоветовала:

– А ты, сынок, ляг, постарайся уснуть.

И Павел, разобрав постель, лёг. Но заснуть так и не смог.

Почему-то именно теперь назойливо полезло в голову всё самое негативное из их отношений с Полиной.

Буквально через неделю, когда они впервые вместе пришли на танцы, его окликнул Картавый, пришедший из армии на полгода раньше. Павел нехотя подошел, спросил с нетерпением:

– Чего тебе? Не видишь, я не один?

– Да я только спгосить: у тебя с ней сегьёзно?

– Не по-онял.

– Да говогят тут…

Затем одноклассница подлила масла в огонь. Встретив как-то Павла на улице, так прямо и заявила:

– Тарасов, ты уже не жениться ли собрался?