Дерсу Узала

– Кого? – спросил я.

– Чёрта, – отвечал гольд самым серьезным образом.

Затем он пошел в лес и принялся рубить сырую ель, осину, сирень и т. и., то есть такие породы, которые трещат в огне. Когда дров набралось много, он сложил их в большой костер и поджег. Яркое пламя взвилось кверху, тысячи искр закружились в воздухе. Когда дрова достаточно обуглились, Дерсу с криками стал разбрасывать их во все стороны. Стрелки обрадовались случаю и прибежали ему помогать. Они крутили горящими головешками и бросали их кверху. Красивую картину представляет собою такая вертящаяся ракета, разбрасывающая во все стороны искры. Два полена упали в воду. Они сразу потухли, но долго еще дымились. Наконец костер был уничтожен. Разбросанные в лесу головешки медленно гасли одна за другой.

После этого мы принялись за чаепитие, а затем стали укладываться на ночь. Я хотел было почитать немного, но не мог бороться со сном. Незаметно для себя заснул.

Мне показалось, что я спал долго. Вдруг я почувствовал, что кто-то трясет меня за плечо.

– Вставайте скорее!

– Что случилось? – спросил я и открыл глаза.

Было темно – темнее, чем раньше. Густой туман, точно вата, лежал по всему лесу. Моросило.

– Какой-то зверь с того берега в воду прыгнул, – ответил испуганно караульный.

Я вскочил на ноги и взял ружье. Через минуту я услышал, что кто-то действительно вышел из воды на берег и сильно встряхивался.

В это время ко мне подошли Дерсу и Чжан Бао. Мы стали спиной к огню и старались рассмотреть, что делается на реке, но туман был такой густой и ночь так темна, что в двух шагах решительно ничего не было видно.

– Ходи есть, – тихо сказал Дерсу.

Действительно, кто-то тихонько шел по гальке. Через минуту мы услышали, как зверь опять встряхнулся. Должно быть, животное услышало нас и остановилось. Я взглянул на мулов. Они жались друг к другу и, насторожив уши, смотрели по направлению к реке. Собаки тоже выражали беспокойство. Альпа забилась в самый угол палатки и дрожала, а Леший поджал хвост, прижал уши и боязливо поглядывал по сторонам. Но вот опять стала шуршать галька. Я велел разбудить остальных людей и выстрелил… Звук моего выстрела всколыхнул сонный воздух. Гулкое эхо подхватило его и далеко разнесло по лесу. Послышались быстрые шаги по гальке и всплеск воды в реке. Испуганные собаки сорвались со своих мест и подняли лай.

– Кто это? – обратился я к гольду. – Изюбр?

Он отрицательно покачал головой.

– Может быть, медведь?

– Нет, – отвечал Дерсу.

– Так кто же? – спросил я нетерпеливо.

– Не знаю, – ответил он. – Ночь кончай, след посмотри, тогда понимай.

После переполоха сна как не бывало. Все говорили, все высказывали свои догадки и постоянно обращались к Дерсу с расспросами. Гольд говорил, что это не мог быть изюбр, потому что он сильнее стучит копытами по гальке; это не мог бы быть и медведь, потому что он пыхтел бы.

Посидели мы еще немного и наконец стали дремать. Остаток ночи взялись окарауливать я и Чжан Бао. Через полчаса все уже опять спали крепким сном, как будто ничего и не случилось.

Наконец появились предрассветные сумерки. Туман сделался серовато-синим и хмурым. Свет от костра начал блекнуть. Деревья, кусты и трава на земле покрылись каплями росы. Угрюмый лес дремал. Река казалась неподвижной и сонной. Тогда я залез в свой комарник и крепко заснул.

Проснулся я в восемь часов утра. По-прежнему моросило. Дерсу ходил на разведки, но ничего не нашел. Животное, подходившее ночью к нашему биваку, после выстрела бросилось назад через реку. Если бы на отмели был песок, можно было бы увидеть его следы. Теперь остались для нас только одни предположения. Если это был не лось, не изюбр и не медведь, то, вероятно, тигр.

Но у Дерсу на этот счет были свои соображения.

– Рыба говори, камень стреляй, тебе, капитан[33 - К а п и т а н. – Туземцы Восточной Сибири всех государственных служащих в обращении называли капитанами (авт.).], в тумане худо посмотри, ночью какой-то худой люди ходи… Моя думай, в этом месте чёрт живи. Другой раз тут моя спи не хочу!

Часов в девять утра мы снялись с бивака и пошли вверх по реке Билимбее. Погода не изменилась к лучшему: было холодно и сыро. Деревья словно плакали: с ветвей их на землю все время падали крупные капли; даже стволы были мокрые…

Чем дальше, тем долина становилась все уже и уже. На пути нам встречалось несколько пустых зверовых фанз. Обстановка их говорила за то, что только зимой они навещаются китайскими соболевщиками. В фанзах я увидел только то, что увидел бы и всякий другой наблюдатель, но Дерсу увидел еще многое другое. Так, например, осматривая кожи, он сказал, что у человека нож был тупой и что когда он резал кожу, то за один край держал ее зубами. Беличья шкурка, брошенная звероловами, рассказала ему, что животное было задавлено бревном. В третьем месте Дерсу увидел, что в фанзе было много мышей и хозяин ее вел немилосердную войну с ними, и т. д.

Мы немного задержались в последней фанзе и к полудню достигли верховьев реки. Тропа давно уже кончилась, и мы шли целиной, часто переходя с одного берега реки на другой.

По мере приближения к Сихотэ-Алиню лес становился гуще и больше был завален колодником. Дуб, тополь и липа остались позади, и место черной березы заняла белая.

Я хотел перевалить через Сихотэ-Алинь и спуститься по Кулумбе[34 - К у л у м б е? – река в Приморском крае, в 1972 г. переименована в реку Пещерную.] до того места, где в прошлом году нашел удэхейцев, но Дерсу и Чжан Бао не советовали уходить далеко от водораздела. Они говорили, что надо ждать сильных дождей, и в подтверждение своих слов указывали на небо. Теперь туман поднялся выше и имел вид дождевых туч. Оба мои проводника объяснили мне, что, если во время штиля туман вдруг перестает моросить и начинает подниматься кверху и если при этом раскатистое эхо исчезает, надо ждать весьма сильного дождя.

Действительно, все эти дни земля точно старалась покрыться туманом, спрятаться от чего-то угрожающего, и вдруг туман изменил ей и, как бы войдя в сношение с небом, отошел в сторону, предоставляя небесным стихиям разделаться с землей, как они хотят.

Чжан Бао советовал постараться дойти до зверовых фанз. Совет его был весьма резонным, и потому мы в тот же день пошли обратно. Еще утром на перевале красовалось облако тумана. Теперь вместо него через хребет ползли тяжелые тучи. Дерсу и Чжан Бао шли впереди. Они часто поглядывали на небо и о чем-то говорили между собою. По опыту я знал, что Дерсу редко ошибается, и если он беспокоится, то, значит, тому были серьезные причины.

Часа в четыре дня мы дошли до первой зверовой фанзы. Вдруг опять появился туман, и такой густой, что казалось, чтобы пройти сквозь него, нужно употребить усилие. Дерсу выстрелил в воздух. Гулкое эхо с перекатами разнеслось по лесу. После этого я совсем запутался в метеорологии и попросил у Дерсу объяснений. Он остался доволен. По его словам, выходило, что повторное появление тумана с изморосью и гулкое эхо указывали на то, что дождь отодвигается по крайней мере до рассвета. Значит, можно идти дальше. Мы пошли скорее и к сумеркам добрались до второй фанзы. Она была уютнее и больше размерами.

В несколько минут фанза была приведена в жилой вид. Разбросанное имущество мы сложили в один угол, подмели пол и затопили печь. Вследствие тумана, а может быть, и оттого, что печь давно уже не топилась, в трубе не было тяги, и вся фанза наполнилась дымом. Пришлось прогревать печь горячими углями. Только вечером, когда было уже совсем темно, тяга установилась и каны стали нагреваться. Стрелки развели снаружи большой костер, варили чай и что-то со смехом рассказывали друг другу. У другого огня сидели Дерсу и Чжан Бао. Оба они молчали и курили трубки. Посоветовавшись с ними, я решил, что, если завтра большого дождя не будет, пойдем дальше. Надо было во что бы то ни стало пройти «щеки»[35 - «Щ ё к и» – узкие места долины со скалистыми обрывами с обеих сторон.], иначе, если станет прибывать вода в реке, мы будем вынуждены совершить большое обходное движение через скалистые сопки Онку Чжугдыни, что по-удэхейски значит Чёртово жилище.