В цепи, перекликаясь, бродит
И взором бдительным обводит
Кипящий табор кочевой.
Всё звуков и движенья полно
И дикой, бурной суеты;
Луна лишь тихо и безмолвно
Глядит с небесной высоты
На бедный мир – юдоль тревоги,
Плывя под сводом голубым,
Где мирны ангелов чертоги
И вечный трон неколебим.
Елка (24 декабря 1857)
Вот игрушки вам! – А тут,
Отойдя в сторонку,
Жду я, что-то мне дадут, –
Старому ребенку?
Нет! Играть я не горазд.
Годы улетели.
Пусть же кто-нибудь подаст
Мне хоть ветку ели.
Буду я ее беречь, –
Страждущий проказник, –
До моих последних свеч,
На последний праздник.
К возрожденью я иду,
Уж настал сочельник.
Скоро на моем ходу
Нужен будет ельник.
Привет старому 1858-му г<оду>
Проникнуты тайной немою,
Вокруг него тени стоят,
И свет окружается тьмою,
И «тьма же его не объят».
Недоумение
Не умею я быть целым
Плоть понежишь – дух обидишь.
В небе звезд блестящих много, –
Чудный блеск! Смотри, любуйся!
Но наука, глядя строго,
Говорит: «Разочаруйся!
Искры те, что так лучисты, –
Те ж миры, в них те ж соблазны,
Как отсюда смотришь, – чисты!
А вблизи, пожалуй, грязны.
Может быть, и там есть в пятнах
Тьма явлений неутешных,
И загадок непонятных,
И созданий многогрешных».
Ум мой – трепетный искатель –
Отдан весь недоуменью…
Научи меня, создатель,
Высшей мудрости – смиренью!
Достань!
И любви поддельной силой
Взгляд ее меня пронзал.
«Друг, меня ты понял, милый?»
– «Понял!» – глухо он сказал.