Персями магнитными.
Время промчалося: скрылся ангел сладостной!
Все исчезло с младостью —
Все, что только смертные на земле безрадостной
Называют радостью…
Перед девой новою сердца беспокойного
Тлело чувство новое;
Но уж было чувство то – после лета знойного
Солнце сентябревое.
Предаю забвению новую прелестницу,
В грудь опустошенную
Заключив лишь первую счастья провозвестницу
Деву незабвенную.
Всюду в жизни суетной – в бурях испытания
Бедность обнаружена;
Но, друзья, не беден я: в терниях страдания
Светится жемчужина —
И по граням памяти ходит перекатная,
Блещет многоценная:
Это перл души моей – дева невозвратная,
Дева незабвенная!
Жалоба дня
На востоке засветлело,
Отошла ночная тень;
День взлетел, как ангел белой…
Отчего ж ты грустен, день?
«Оттого порой грущу я,
Что возлюбленная ночь,
Только к милой подхожу я —
От меня уходит прочь.
Вот и ныне – под востоком
Лишь со мной она сошлась,
Ярким пурпурным потоком
Облилась и унеслась.
Вслед за ней туманы плыли,
Облаков катился стан;
Тучки ложем ей служили,
Покрывалом был туман.
Я горел мечтой огнистой:
Так мила и так легка!
Покрывало было чисто,
Не измяты облака.
Без нее – с огнями Феба
Что лазурный мне алтарь?
Я – в роскошном царстве неба
Одинокий бедный царь —
С той поры ищу царицы,
Как в пучину бытия
Из всемощныя десницы
Вышла юная земля».
Не томись, о день прелестной!
Ты найдешь ее, найдешь;
С тишиной ее чудесной
Блеск свой огненный сольешь,
Как пройдет времен тревога,
И, окончив грустный пир,
Отдохнуть на перси бога
Истомленный ляжет мир!
Два видения
Я дважды любил: две волшебницы – девы
Сияли мне в жизни средь божьих чудес;
Они мне внушали живые напевы,
Знакомили душу с блаженством небес.
Одну полюбил, как слезою печали
Ланита прекрасной была нажжена;
Другую, когда ее очи блистали
И сладко, роскошно смеялась она.
Исчезло, чем прежде я был разволнован,
Но след волнованья остался во мне;
Доныне их образ чудесный закован
На сердце железном в грудной глубине.
Когда ж я в глубоком тону размышленьи
О темном значеньи грядущего дня, —
Внезапно меня посещает виденье
Одной из двух дев, чаровавших меня.
И первой любви моей дева приходит,
Как ангел скорбящий, бледна и грустна,
И влажные очи на небо возводит,
И к персям, тоскою разбитым, она
крестом прижимает лилейные руки;
Каштановый волос струями разлит.
Явление девы, исполненной муки,
мне день благодатный в грядущем сулит.
Когда ж мне является дева другая,
Черты ее буйным весельем горят,
Глаза ее рыщут, как пламя сверкая,
Уста, напрягаясь, как струны дрожат;
И дева та тихо, безумно хохочет,
Колышась, ее надрывается грудь: