Девице этой всё никак неймётся.
Я час её пасу и балаболю.
Не только на лице мускулатура
у девушки, меня что захватила,
но мастер в боксе милая натура –
мускулатуру в бицепсах развила.
Быть может, разрыдаться мне пристало,
пока в закате солнце умирало?
Ведь ночью точно врежет больно в лоб
красавица-девица с голой грудью.
Отдаться самому ей, ведь безлюдье?
Чего ж ей нужно, лучше было чтоб?
Походя похоть
Михаил Гундарин
ПРОЕЗДОМ
Во сне я пришёл к ней с двумя бутылками водки
в синей дорожной сумке (с утра на вокзал),
так, повидаться, вписаться на ночь, о чём и сказал
прямо с порога. «На кухне» – добавил кротко.
И вот мы на кухне. Под пение сковородки
я наклонился, поцеловал
хозяйку впервые за столько лет. Сломал
к чёрту весь этот лед. Она мне ответила. Вот как
славно все начиналось. Но тут сплошняком пошёл
текста финального частокол,
сериальные титры – бестолочь и мученье –
оставляя за кадром самую суть –
цветастый халат, обнаженную грудь…
Такова поэзии мерзость, её назначенье.
Владимир Буев
ПОХОДЯ ПОХОТЬ
Явился к бабе без шампанского. Чего хотел?
Будь рад, что вообще впустила на порог.
Свою всю водку выпить возжелал – полный беспредел.
С боем на кухню отправлен – такой вот пролог.
Столетним дедам и без водки негоже цеплять
девиц помоложе, пусть им уже семьдесят пять.
Но если в атаку пошёл, то иди до конца,
иначе и в сто пятьдесят не увидишь венца.
Мелькание телека, стих из ума не идёт:
то рысью несётся, то встанет, то еле ползёт.
Зачем я явился сюда, позабыл – вот мученье.
А, впрочем, всё явственно осознаю.
Я грудям с халатом цветастым гимн с одой пою,
но орган сто лет, как забыл о своём назначеньи.
Утро туманное
Михаил Гундарин
ОСЕННЕЕ УТРО (ПОХМЕЛЬНЫЙ СОНЕТ)
Неизвестному времени суток
Мы, как в юности, отдали долг.