Прощение | Forgiveness

от любви и от жалости,
ими: той синеглазкою;
той – сгоревшей до пепла.

Сердитый дом

Давно в мой город я приехал —
уж стал отцом, а был мальцом.
У нас в квартире было эхо,
а за окном – старинный дом.
Нештукатуреный и бурый,
два этажа, лепной карниз.
А за фасадом он как будто
обиду вечную хранил.
И, видно, потому там часто
я слышал женщин горький плач.
А дом был словно соучастник
их бесконечных неудач.
И, видно, потому там жили
такие злые пацаны.
Они нас били, мы их били —
и в этом часть его вины.
И в том, что подались в бандиты
И гнили в лагерях потом…
Я называл тот дом сердитым.
Сердитый дом, Сердитый дом.
Но время шло. Я юность встретил
с девчонкой в платье голубом.
И я сказал ей: «Где на свете
еще такой – сердитый дом?»
Она сказала: «Это правда.
Но я живу с рожденья в нем…»
И не сказала мне «до завтра».
Сердитый дом. Сердитый дом!

Фото Жанны Гурвич

Землетрясение в Ташкенте —
и дом остался в прожитом.
Но снова, как на киноленте,
Сердитый дом, Сердитый дом.
Он в черно-белых снах мне снится.
Все, очевидно, оттого,
что поселились его птицы
под крышей дома моего.

    1980 г.

История одной любви

Цикл стихотворений

Люди как люди… квартирный вопрос только испортил их...

    М. А. Булгаков

1

Опять запуталась луна
в переплетеньях винограда.
А ты желанна и хмельна —
моя посильная награда.
И солнечного света – лес,
и поцелуя – автострада…
Я понимаю: все, что есть, —
моя посильная награда.
…Но глаз твоих антициклон,
и рук сухая деловитость,
и время, то, что утекло, —
моя бессильная повинность.
Но сытость сердца твоего,
но черный сок твоей усмешки —
и нет меж нами ничего…
Моя бесславная кромешность.
И вдруг вулкан твоих волос
ворвался в горную прохладу.
И все, что в этот миг сбылось, —
Моя посильная награда!
И вновь желанна, вновь хмельна!
И торжествует право ночи.
Но как распуталась луна?
Как много в небе многоточий!

2

Сон и явь, и каждый час разлука.
Отчего так пусто без тебя мне?
Налетает черная голубка,
если нет тебя – со мною зябнет.
Что случилось? Стал я уязвим,
как колодец, ждущий чью-то жажду.
А со мною ты – и я храним
ласкою нахлынувшей однажды.
Юность потеряла идеал:
было все, а то, что есть, дороже.
И былой мечты мемориал,
милая, тебя затмить не может.
А когда беспомощность свою
Я отдам уставшими губами,
мир в душе опять не познаю —