Голубая стрела
Он попытался приподняться на локте и бессильно упал.
– Лежите, пожалуйста. Скоро доктор будет, чай будет – все будет.
Кафнутдинов отошел к лестнице и поманил к себе Гудзя.
– Ты сейчас же радируй на заставу. А я пойду… В журнал еще записать надо…
– Потом все заодно запишем.
– Полагается сразу… Ну, смотри за ним.
Кафнутдинов ушел наверх. Гудзь подошел к рации.
– Там в лодке мой баллончик остался, – встрепенулся спасенный, – принесите его, пожалуйста, это очень важная вещь.
– Не пропадет, – заверил капитана Гудзь. – Но, коли важный… – пограничник вышел из помещения.
Тогда спасенный, легко поднявшись, по-кошачьи скользнул за ним, выглянул из дверей и метнулся назад – к рации. Схватив проволочку, зубами содрал изоляцию и накоротко замкнул клеммы батарей питания. Разрядив таким образом батареи, он выбросил проволочку и вернулся на свое место.
А Гудзь тем временем подошел к шлюпке, вынул из нее синий баллон со стрелой и вернулся с ним в башню. Спасенный лежал в том же положении, закрыв глаза. Гудзь склонился над ним:
– Как самочувствие, товарищ капитан?
– Лучше. Сил вот только нету. Грузный я для жилета оказался – пришлось плыть все время. Хорошо еще догадался, пока силы были, брюки да китель сбросить, а то вовсе утонул бы.
Гудзь помог спасенному подняться, довел до постели, уложил, укрыл шинелью.
– Ось так добре будет…
Налил из закипевшего котелка кружку чая, открыл консервы, поставил у изголовья.
– Подкрепитесь, товарищ капитан.
– Спасибо. Хорошие вы ребята. Вот на берег попадем – я уж в долгу не останусь. Далеко до берега-то?
– Далековато. Миль семь с гаком.
– Как же добраться?
– Вечером катер придет, сменяемся мы.
Гудзь подошел к рации, попробовал поработать ключом, щелкнул выключателем. Контрольный «глазок» не загорелся. Радист пожал плечами, стал проверять контакты подключения питания, предохранители. Найдя причину отказа рации, Гудзь с недоумением и досадой уставился на батареи, буркнул что-то себе под нос и пошел наверх.
Кафнутдинов с автоматом поперек груди тщательно обшаривал в бинокль горизонт. Солнце давно миновало зенит и светило уже под углом к воде. Утихающая зыбь играла в его лучах зелеными, синими, фиолетовыми и желтыми оттенками, резала глаза ослепительными бликами.
Море было пустынным. Вдалеке часа два тому назад прошел рыболовецкий сейнер – и все. Но на душе у пограничника почему-то росло беспокойство, и он настороженно всматривался в просторы глухо рокочущего моря.
Заслышав шаги, Кафнутдинов обернулся.
– Не мог передать радиограмму, батареи совсем сели, – доложил Гудзь и, заметив на камне журнал, добавил: – Там еще баллончик у меня лежит, который при спасенном был, запишем?
– Какой еще баллончик?
– Ось такий, – показал руками Гудзь, – металлический, синий, с блакитной стрелкой…
– Безобразия! – вскипел вдруг Кафнутдинов, заговорив с заметным акцентом. – Почему сразу не сказал про баллончик? Почему ушел от задержанного?..
– Да что ты расшумелся, Кафнутдиныч? Какой он задержанный, он – спасенный. Человек назвал себя, рассказал, кто он, что он, все правильно. А ты…
– Прекратить разговоры, товарищ сержант! Шагом марш бегом на место и держать глаз на задержанном все время!
– Слушаюсь!
Через некоторое время Кафнутдинов с высоты своего поста наблюдал, как спасенный тихо прогуливался по острову, а Гудзь, сидя на камушке, следил за ним взглядом.
Новый знакомый оказался веселым и простецким человеком: рассказал Гудзю несколько забавных историй из своей летной жизни, пару армейских анекдотов.
Спасенный, насвистывая, подошел к берегу, остановился, поставил ногу на камень и долго созерцал море, как бы любуясь им. Заодно он осмотрел шлюпку, что покачивалась на волне у берега, и искоса взглянул на пограничника. Тот сидел, рассматривая белые прожилки в маленькой темносерой гальке.
Зевнув, спасенный побрел обратно к башне. Гудзь поднялся и направился туда же. Его остановил окрик с вышки:
– Товарищ сержант! Что за беспорядок, почему весла в лодке оставили? А если волна унесет?
Гудзь с удивлением посмотрел вверх на Кафнутдинова: весла у них всегда хранились в шлюпке наготове, но промолчал и, взяв весла, поспешил догнать своего подопечного.
В круглом, как юрта, помещении летчик снова растянулся на постели. Гудзь, стесняясь открыто наблюдать за офицером, стал возиться с аппаратурой и время от времени посматривал на летчика. Тот вроде как задремал.
Проверяя и протирая аппаратуру, Гудзь раздумывал о сегодняшнем событии на островке и о своем к нему отношении. С одной стороны, сержант понимал правильность позиции, какую занял Кафнутдинов, но, с другой стороны, осуждал старшего пикета за «солдафонство». Конечно, коль скоро пограничники вытащили из воды неизвестного человека, то, независимо от того, есть у него документы или нет, пограничники не должны оказывать ему доверия, а обязаны обходиться с ним, как со всяким задержанным. Но ведь в данном случае задержанный был вовсе не задержанным, а спасенным и вполне определенным лицом, назвавшим свое имя, звание, профессию, которые точно соответствовали сведениям, полученным пикетом от начальства. Есть ли основания не доверять офицеру? Нет, конечно, Кафнутдинов малость того – перегнул…
От таких размышлений Гудзя вернуло к действительности неприятное ощущение чужого пристального взгляда. Сержант резко обернулся: спасенный явно направлялся к тому месту, где на табурете лежало оружие его спасителя. У Гудзя захватило дыхание. А летчик, потирая ладонью горло и морщась, взял кружку, зачерпнул из бочонка пресной воды, неторопливо напился и улыбнулся сержанту.
– Проклятая соль. Наглотался морской воды, теперь горло дерет – страсть! Гудзь почувствовал облегчение.
Снаружи раздался крик Кафнутдинова:
– С юга у острова всплывает подводная лодка!
Летчик поспешил к входу, но радист опередил его и, схватив оружие, заслонил собой дверь:
– Товарищ капитан, не полагается.
Тот пожал плечами и отступил усмехаясь. Гудзь встал в дверях так, чтобы можно было наблюдать и за летчиком и за тем, что происходило снаружи.
Подводная лодка всплыла почти у самого берега. На мостике появилась фигура офицера. Золотом сверкнули погоны капитана третьего ранга. Подводник приветственно махнул фуражкой:
– Здравствуйте, орлы-пограничники! Вы тут из моря никого не вытащили?
– Здравия желаем!.. Есть, вытащили, товарищ капитан третьего ранга! – весело отозвался Гудзь.
– Капитан Петров здесь!.. – сразу закричал летчик.
Дробь каблуков по каменным ступеням прервала его. С вышки сбежал Кафнутдинов:
– Прекратить разговоры! Запросить парольный отзыв лодки!
Старший пикета занял место Гудзя, а тот схватил флажки, выбежал из помещения на берег и не очень быстро замахал ими. Офицер-подводник некоторое время иронически наблюдал за тем, как «пишет» Гудзь, а потом сердито оборвал его:
– Ну чего вы мне тут под носом размахались? Ослепли, что ли? Не валяйте дурака и быстро давайте сюда товарища капитана – нам некогда!
Резкий командирский окрик поколебал Гудзя. Он вопросительно оглянулся на Кафнутдинова.
– Не отвечать. Повторить сигнал запроса, – приказал тот.
Гудзь снова замахал флажками. Моряк закричал обозленным голосом:
– Да вы что – смеяться вздумали? На гауптвахту захотели? Смотрите – у меня не долго…
Он нагнулся и бросил в рубочный люк два – три слова. И сейчас же на верхнюю палубу выскочили три матроса с резиновой лодкой. Один из них насадил шланг на носик баллона с сжатым воздухом – лодка надулась, и ее столкнули за борт.
– Не подплывать, стрелять буду! – предупредил Гудзь.
– Вот как? Посмотрим, – усмехнулся капитан третьего ранга и, сойдя с мостика, Приготовился сесть в шлюпку. Один из матросов спрыгнул в «резинку» и протянул руку своему капитану. Гудзь замешкался.
– Огонь! – приказал Кафнутдинов.
Гудзь дал короткую очередь – надувная лодка запузырила, матрос выпрыгнул из нее обратно. Командир с грубой руганью вернулся на мостик.
– Ой, будет нам лышенько, Кафнутдинов! – испугался Гудзь. – Пожалуется начальству – мы же виноватыми станем.
– Пусть! – упрямо отрезал Кафнутдинов. – А на остров все равно не пущу никого. Устав знаешь? Ну и все.
Отработав задний ход, лодка чуть отошла и стала бортом к острову. Кафнутдинов окинул глазом ее обводы и стиснул зубы до желваков на щеках: вздернутый нос, скошенная рубка, гладкая без пушек и пулеметов палуба подсказали сержанту, что перед ним – иностранная подводная лодка последней конструкции.
С лодки просемафорили: «Приказываю немедленно доставить офицера на корабль или не препятствовать подходу нашей шлюпки за ним. Иначе буду действовать со всей строгостью устава».
– Пиши: «Нет, точка, спуск шлюпки запрещаю», – распорядился Кафнутдинов.
Пока Гудзь передавал флажками команду, подводная лодка снова стала носом к острову. С ее кормы матросы спустили на воду вторую «резинку» и начали садиться.
Пограничник опять дал короткую очередь – предупредительную. Тогда откинулся носовой люк, на палубу лодки высунулся ручной пулемет и резанул по пикету огневой строчкой. Гудзь успел упасть за камень. Растерянно оглянувшись на Кафнутдинова, возмутился:
– Да что же это такое?
– Это враг! – зло отозвался Кафнутдинов.
Летчик заметался по помещению:
– Мерзавцы! Вот мерзавцы… Товарищи сержанты, слушай мою команду! Дайте мне оружие. Дайте оружие – слышите?
– Назад! – скомандовал ему Кафнутдинов и закрыл дверь. Оставив летчика взаперти, он поспешил на помощь товарищу.
Дважды пытались подводники под прикрытием пулемета высадиться на остров, и оба раза пограничники не дали шлюпке отойти от борта лодки.
– Эх, радист! Весь год говорил, много раз говорил, а когда надо – замолчал! Зачем рацию не берег? – желчно упрекнул Гудзя Кафнутдинов.
Подводная лодка вдруг двинулась вдоль берега. Сержанты переглянулись, ища друг у друга объяснения этому маневру. Гудзь первым нашел его, пронзительно закричал и ринулся из-за камня куда-то вправо к берегу. С лодки по радисту хлестнула очередь. Гудзь упал и, пригибаясь, побежал зигзагом. от камня к камню.
Кафнутдинов посмотрел в том направлении, куда устремился товарищ, и яростно выругался по-татарски: прячась меж камней, пробирался к берегу спасенный пограничниками «летчик». Он опередил Гудзя, стало ясно, что радист уже никак не может перехватить врага на берегу. Понял это и сам Гудзь, но сгоряча сделал ошибку: когда «летчик» прыгнул в море, пограничник тоже бросился с берега и саженками поплыл наперерез врагу.
– Глупый, потеряет башка! Следом надо, следом! – невольно воскликнул Кафнутдинов, стремительно выдвигаясь к тому месту, откуда бросился в воду враг.
«Беглец» неудачно избрал это место: тут из воды торчали камни, и лодка не решалась подойти совсем близко к берегу. «Летчику» предстояло проплыть несколько десятков метров, а плыл он медленно. Зоркие глаза Кафнутдинова мгновенно нашли причину этой медлительности: одна рука врага была занята синим баллоном!
Гудзь непременно перехватил бы «летчика», но он подплывал к нему со стороны, и этим не преминули воспользоваться пираты – они открыли по пограничнику огонь без риска попасть в своего.
Завязалась беспощадная дуэль: с лодки били по Кафнутдинову и плывущему Гудзю, а Кафнутдинов строчил по «летчику» и прикрывал своим огнем товарища. Длилось это секунды – Гудзь вдруг вырвался из волны чуть не по пояс. Кафнутдинов заметил, что лицо товарища залила кровь. Теряя силы, связист поплыл к берегу. Его голова то исчезала, то вновь появлялась в волнах. Не раздумывая, Кафнутдинов мгновенно скинул сапоги, обмундирование и бросился в море.
Своей привязанностью к баллону «летчик» выдал его ценность. Баллон не должен достаться врагу! Чемпион округа по плаванию, сержант Кафнутдинов стремительно настигал, «беглеца». Близ пограничника юркнули в воду несколько пуль, но потом стрелять прекратили: Кафнутдинов точно следовал за врагом и подводные пираты могли угодить в своего, тем более, что лодку покачивало на волне. Тогда с лодки тоже бросился пловец и поплыл навстречу «летчику».
Пограничник настиг врага. Ударив «летчика» кулаком по голове, Кафнутдинов вместе с ним ушел под воду. Недостаток воздуха выгнал их на поверхность. Враг старался вырваться, сержант – удержать его. Вода забурлила от их схватки. Совсем рядом Кафнутдинов увидел перекошенное злобой лицо противника и, схватив врага за тельняшку, замахнулся ножом. Однако «летчик» опередил пограничника и, упершись рукой в его подбородок ударил сержанта баллоном в лицо. Баллон отлетел в сторону. Но Кафнутдинов из последних сил стиснул руками горло врага. Сцепившись, они снова погрузились…
В момент схватки посланец с лодки во-время подхватил синий баллон и, нимало не беспокоясь о «летчике», торопливо поплыл обратно.
В тумане
Сквозь открытую дверь в комнату донесся рокот мотоцикла и хлопанье автомобильной дверцы. Старший лейтенант Сазонов встал, быстро застегнул воротник белого кителя, пригладил прическу. В «дежурку» вошел подполковник Кузнецов.
– Есть ли что новое?
– Есть, товарищ подполковник. Только что звонили от летчиков: капитан Петров нашелся, – протянул Сазонов начальнику исписанный листок.
– Наконец-то, – обрадовался Кузнецов.
В коридоре подполковника уже поджидал шифровальщик.
– Разгрыз-таки орешек? – догадался Кузнецов по выражению лица подчиненного и отпер дверь своего кабинета. – Молодец. Ну, давай сюда, интересно – что там…
Расшифрованная радиограмма имела всего несколько слов: «Встречайте завтра 14–15 МГ. Эллен».
– М-да, не больно понятно, а? – включая настольный вентилятор, заметил Кузнецов.
Шифровальщик ушел. Кузнецов перечитал текст еще раз и глубоко задумался. «Что же это такое? Радировала Ковальская вчера, значит, «завтра» – это сегодня. Кто же, кого и где должен был сегодня встречать? Имеет ли это отношение к преступлению на горной тропе? А что значит «14–15 МГ»?..»
Подполковник нажал кнопку звонка. На зов немедленно явился дежурный офицер, сменивший Сазонова.
– Из шифровального отдела ничего не поступало? – спросил Кузнецов.
– Никак нет, товарищ подполковник.
– Свяжитесь с ними и узнайте, как там обстоит дело с расшифровкой радиограммы. Скажите, что я очень жду результата.
– Слушаюсь…
Кузнецов склонился над расшифрованной радиодепешей. Размышляя, переписывал непонятный текст столбиком на листке бумаги. Листок был уже наполовину исписан, когда дежурный офицер доложил начальнику о поступлении ответа из шифровального отдела.
– Ну-ка, ну-ка, – заторопился подполковник, протягивая руку за бумажкой. На ней, слово в слово, повторялся текст, уже известный Кузнецову.
– Молодец, – еще раз заглазно похвалил он своего шифровальщика. – В точности дешифровки теперь сомнений не остается.
Едва Кузнецов сосредоточился над листком бумаги с рядами строчек, как в кабинете снова появился дежурный офицер. Подполковник сердито насупился:
– У вас что-нибудь срочное?
– Так точно. Тут рыбак пришел, вас требует.
– Просите…
Принеся с собой запах рыбы и моря, вошел рослый, загорелый мужчина лет сорока.
– Капитан сейнера «РС-51» Гудилов, – представился он. – Вы извините, товарищ подполковник, что я в таком виде, прямо с сейнера… Дело у меня срочное. Вот какая история. Возвращались мы сегодня домой с глубокого лова и на траверзе Фиолетового случайно подхватили радиограмму. Летчик какой-то передавал. Ну, на ихние разговоры мы частенько в том районе натыкаемся – привыкли. Да только на этот раз что-то сомнительно стало: ключом передано. Обычно-то они открытым текстом связь держат, иной раз даже очень откровенные слова говорят. А тут – ключом. С чего бы это?.. Ну вот и решили вам сообщить.
– А радиограмму не записали?
– Как же, записали. Радист у меня расторопный. Вот, пожалуйста, – рыбак извлек из нагрудного кармана сложенную вдвое бумажку.
– Так… А почему вы говорите, что это летчик передавал?
– На нашу думку, так выходит. Радия у нас на сейнере нельзя сказать, чтобы очень сильная стоит. И когда берег далеко, а самолеты над сейнером – их ярче слыхать. Ну и эту морзянку вот также явственно расслышали. А судов в море никаких не было поблизости.
– Хорошо, товарищ Гудилов, спасибо за сообщение. Еще вопрос: в котором часу вы подхватили эту морзянку, не помните?
– Это было… Это было как раз после обеда – часов в пятнадцать с минутами.
…Доставленная капитаном сейнера радиограмма представляла собой такую же цифровую тарабарщину, как и вчерашняя. Без долгого раздумья Кузнецов вызвал шифровальщика и сказал ему:
– Вы, конечно, сохранили найденный ключ. Попробуйте, не отомкнет ли он и эту шифровку?..
Подойдя к открытому окну, подполковник остановился перед ним, расстегнул китель, засунул руки в карманы брюк и стал разглядывать все тот же пейзаж – зеленые склоны гор, шеренги кипарисов, белые здания санаториев.
«Кто же, кого и где должен был встречать?» – пытался найти ответ на мучивший его вопрос Кузнецов. Не прерывая своих мыслей, он позвонил по внутреннему телефону:
– Дежурный? От Егорьева ничего нет?.. Если что будет, сразу же доложите.
Подполковник опустил трубку на рычаг аппарата, быстро застегнул китель и направился к шифровальщику.
Окинув взглядом небольшую комнату, Кузнецов повел носом:
– Эка накурили. У вас что, окно не открывается?
– Сам не открываю. Привычка у меня дурная, товарищ подполковник: когда работаю, вслух читать документ. Особенно при дешифровании.
– А-а… Ну, что – получается?
– Да, шифр тот же. Вот, посмотрите…
Подполковник подсел к столу шифровальщика и проследил за его пером, выводившим общий результат дешифровки: «Квадрат – эпсилон-девять, подквадрат – шесть».
Кузнецов разочарованно причмокнул языком и взялся за телефон:
– Дежурный? От Егорьева никаких известий? – и с досадой бросил трубку на рычаг.
– Плохая радиограмма, товарищ подполковник? – с тревогой спросил шифровальщик.
Кузнецов сморщился, но привычке потянулся рукой к лысине:
– Кто ее знает… Видишь ли, откровенно сказать, надеялся я на нее, а она ничего не дала. Ясно, что указаны какие-то координаты. Но какие?.. Там загадка, тут загадка…
– Что же это за координаты? – прикусил ноготь шифровальщик. – Товарищ подполковник, а может быть, это ответ на вчерашнюю радиограмму?
– Может быть, может быть. Подумай, шевельни мозгами. Судя по тому, что обе радиограммы имеют один и тот же шифр, мы можем предполагать общность адресатов. Допустим, Ковальская кому-то назначила день встречи, а этот кто-то ответил ей указанием места встречи. Но остаются в тумане сами координаты, литеры 14–15 и МГ. 14–15 может означать и время встречи, и ее продолжительность, и вес загадочного МГ, и количество людей, и черт-те что. Я склонен думать, что все-таки время. Но надо же увериться. Нужно рассеять весь этот туман. Прямо позарез. А тут еще…
Кляцнув роликом замка, дверь приоткрылась, и в комнату просунулась голова дежурного офицера.
– Товарищ подполковник, вас срочно требуют к телефону «ВЧ».
Кузнецов легко поднялся и заспешил к себе в кабинет…
– Да… Кто?.. А-а, слушаю, дорогой!.. Что, что такое?! Конечно. Сейчас же выезжаю!
Брови подполковника стянулись к переносице, взгляд утратил мягкость.
– Сазонова и машину, – бросил Кузнецов дежурному, проходя мимо.
Проводив машину, дежурный с удовольствием поглядел на молчавшие телефоны, закурил и принялся писать. Но тут же отвлекся, поднял голову. За окном послышался приближающийся рокот мотора, треск гравия под резиной колес. Потом звуки оборвались, хлопнула автомобильная дверца, и голос старшего лейтенанта Егорьева кому-то предложил:
«Выходите. Приехали…»
Посмертное слово пограничника
Летающая лодка, быстро набрав высоту, взяла курс на остров Одинокий. На борту гидросамолета, кроме летчика, находились подполковник Кузнецов, старший лейтенант Сазонов, начальник заставы «Приморская» капитан Ольхов и три пограничника.
Над морем скорость полета не ощущалась. Гидросамолет, казалось, висел в воздухе.
Вечерело. Солнце косо освещало водяную ширь, играющую мягкими световыми бликами. Порой море вовсе исчезало за голубовато-серым тюлем дымки, чтобы вскоре вновь засверкать переливами волн. Однако морским пейзажем с высоты любовались только солдаты. Офицеры, тесно сблизив головы, обсуждали тревожные и пока еще загадочные происшествия дня. Капитан Ольхов объяснил причины экстренного вылета.
Обеспокоенный молчанием пикета на Одиноком, Ольхов уже собрался послать на остров свой катер. Но тут на заставу один за другим подоспели два сообщения.
Первое было от авиаторов. В нем говорилось о странном вторичном исчезновении летчика капитана Петрова; ни на одном рыболовецком сейнере £го не оказалось. Второе сообщение касалось начальника заставы непосредственно. Это был звонок летчика флотского самолета связи.
В момент учебной боевой тревоги с одного из военных кораблей понадобилось отправить донесение в штаб. Пакет был послан с корабельным самолетом – обыкновенным «тихоходом». Пролетая на небольшой высоте, пилот издали заметил струю дыма, поднимающуюся над морем, и взял курс на этот ориентир.
На островке что-то горело: каменный «пятачок» курился дымом, постепенно меняющим цвет. Вместе с тем никакого движения на островке не наблюдалось. Это показалось летчику странным.
Совершив посадку на аэродроме, он тотчас же позвонил пограничникам.
Дым может быть сигналом. Неизвестный сигнал в районе учений флота, да еще на острове, с которым прервалась связь, – происшествие чрезвычайное, требующее немедленного выяснения и расследования. А тут еще и у летчиков это странное исчезновение человека.
…Летающая лодка быстро достигла Одинокого. Прежде чем посадить машину, летчик облетел островок. Дыма над ним уже не было, хотя времени с момента его обнаружения прошло совсем мало – каких-нибудь сорок минут. На острове все было спокойно – даже шлюпка безмятежно болталась на волне у берега.
Взметая по бокам веера брызг, самолет прочертил воду и подрулил поближе к берегу. Сначала на Одинокий высадились Ольхов, Кузнецов и пограничники, следующим рейсом самолетная «надувашка» доставила Сазонова и летчика.
Первым, что бросилось в глаза на острове, была полусгоревшая куча плавника, водорослей и «морской капусты» на отлогом берегу. Над нею еще вилась едва заметная струйка сизого дыма. Рядом на серой кремнистой гальке лежал человек в мокром обмундировании и валялся пустой бидон из-под оружейного масла. Половину лица лежавшего залила кровь, в левой руке была стиснута зажигалка.
– Гудзь! – узнали пограничники своего товарища.
– Разрешите… – отстранил Сазонова летчик и опустился на колени рядом с телом сержанта. Оттянув ему веки, посмотрел в глаза, затем приложил ухо к груди. – Он жив. Аптечку, – приказал летчик одному из солдат и пояснил Кузнецову:
– Я прежде фельдшером был.
– Постарайтесь помочь ему, – сказал Кузнецов и обернулся к Ольхову и Сазонову. – А вы, товарищи, осмотрите остров. Радист пусть наладит связь. Я буду там, – кивнул подполковник в сторону маячной башни.
Осмотр не дал бы ничего, если бы сержант Кафнутдинов не считал для себя нерушимым законом всякий пункт уставов службы и распоряжений командира.
В будке Кузнецов обнаружил прошитый и пронумерованный журнал в плотном переплете. На каждой странице слева была графа времени наблюдения, посредине шли записи наблюдателя и дополнительные замечания.
На последнем заполненном листе журнала Кузнецов прочел: «Военные корабли скрылись на западе за горизонтом… В трех милях южнее острова рыболовецкий сейнер вошел в район учений флота, но тут же повернул и ушел из Малых глубин. Наверно, вспомнил, что сегодня сюда нельзя…»
Кузнецов зажмурился, легонько шлепнул пальцами себя по лбу: «Вот что означает «МГ»! Это – Малые глубины!..»
Кузнецов продолжал читать записи: «…Два раза тихо-тихо шумел реактивный самолет. Может быть, послышалось. – Гудзь не слыхал… У острова замечен в волнах человек… Сержант Гудзь вытащил его и доставил в лодке на остров… Документов у спасенного нет. Есть ботинки, трусы, морская тельняшка шелковая и спасательный жилет, такой, как у летчиков. Так здоровый, только слабый. Говорит свое имя: Петров, капитан, летчик… Петрова немножко тошнило, потом он пил чай и кушал консервы. Сержант Гудзь забыл сразу сказать – у Петрова имелся еще железный баллон, синий с голубой стрелкой… И говорит, что, у рации кончилось питание… У острова всплыла подводная лодка. Спрашивают Петрова. На парольный запрос не отвечают, командир ругается…»
Дальше косо шла и обрывалась крупная торопливая строчка: «Они выса…»
Кузнецов захлопнул журнал и сбежал по лестнице в помещение. Самым тщательным образом обыскав его, он выглянул из дверей: