Чужое

– Для тебя, Проненко, ничего не значит муравьиная жизнь, да и человеческая тоже.

– Почему ты так решил?

– Ты зачем орал там, наверху? – спросил Саша.

– Я увидел… – Проненко замолчал, не договорив.

– Что ты увидел?

– Увидел, – упрямо повторил Проненко и вновь проглотил кровь. У крови был вкус клубничного ликера.

– Думаешь, кто-то еще это видел?

– Думаю, да, – ответил Проненко, про себя удивляясь общему идиотизму беседы. – Но закричал только я… Слушай, Саша… – неуверенно промолвил он. – Я как бы давно хотел узнать, но как-то забывал поинтересоваться… тебя так и не вылечили?

– Не-а, – беззаботно ответил невидимый Саша. – Но ты не тревожься, мне и так хорошо.

Проненко проглотил кровь. У крови был вкус жареной картошки с луком, политой дрянным кетчупом.

– Где я?

– Это мир демонов! – с пафосом ответил Саша и засмеялся, отстукивая туфлями чечетку. – Тук-тук… тук-тук-тук…

– Мир покемонов?

– Ах, ну да. Демоны в современном сознании ассоциируются с покемонами, а тень, которая живет в каждом из нас, с картошкой-фри. Ты любишь картошку-фри, Проненко? В тебе живет плазменная картошка-фри и двумерные чизбургеры по цене одномерных?

– Ты о чем?

– Я о том, дубовая твоя башка, что в массовом сознании макдоналдсы ассоциируются с темной силой, но люди все равно ходят в эти заведения, особенно те, в ком сильна темная сторона и кто слушается зова ее. Люди ходят туда с самого малолетства, родители приучают их, уводят во тьму, не дают выбрать. Понимаешь?

– Саша, я всегда знал, что ты – идиот, – со злостью ответил Проненко. – Ты читал Фрейда, Кинга и Ницше в шестилетнем возрасте, поэтому и чокнулся. Я, к слову, как бы не осилил Ницше и Кинга до сих пор.

– Нашел, чем гордиться! Кинг – это классика. Ницше, впрочем, истинно, дерьмо: напыщенное, себялюбивое, созданное воспаленным разумом дерьмо.

– Да пошел ты в… – сказал Проненко, последний раз глотая кровь. У крови был вкус вишневого джема, густо намазанного на ржаной хлеб. Проненко поднялся на ноги, рукавом стирая с подбородка кровь и крошки, огляделся. Он стоял, покачиваясь, посреди столовой, которая была совершенно пуста, если не считать жужжащего, подобно жирной мухе, холодильника в углу. На столе неотвратимо пропадали остатки закуски. Закуска гнила с левой стороны. Проненко стало печально, ему не хотелось, чтобы закуска разлагалась в одиночестве. Он проковылял к столу, схватил кусок колбасы, с алчностью вгрызся в него. Колбаса успела подсохнуть, но для Проненко она показалась вкуснейшей вещью на свете. Снаружи истошно закричали перепела и фазаны, предвещая заход оранжевой луны. Соловей затянул безрадостную песню, предрекая восход луны зеленой. Проненко, дожевывая кусочек, подумал, что мир вокруг какой-то странный, да и он сам ведет себя необычно. Что-то изменилось в нем после того, как он обернулся там, наверху и увидел… не думай об этом!

– Неужели показалось? – спросил Проненко у душного воздуха. Воздух загустел возле потолка, образовал вращающуюся воронку, из которой неведомое нечто выбросило книгу в черной обложке.

– Ясно, – сказал Проненко, кидая колбасную шкурку на книгу. Кожура, не долетев до тома сантиметра, с тусклой вспышкой аннигилировалась. Наверное, нырнула в иную реальность.

Шилов и компания пробирались сквозь частые заросли. Двигались почти ползком, и Шилову казалось, что местная насекомая живность проникла уже во все его поры и даже забралась под веки. Чем сильнее припадал он к земле, тем больше под ним ползало склизких сороконожек, глянцевых жуков с большими жвалами и индиговыми надкрыльями и тварей, напоминавших тараканов, только жирнее, мясистее и с усами, как у потомственных казаков.

– Блин… – сказал Шилов и шепотом обратился к зеленокожему старику, который сначала мелькал далеко впереди, но сейчас почему-то замер на месте. Наверное, Пух, возглавлявший экспедицию, засек что-то необычное и встал.

– Послушайте… – спросил Шилов. – Вы не скажете, что тут творится? Почему небо меняется каждые пять минут?

Старик долго не отвечал, и Шилов решил уже, что он снова отмолчится, но старик вдруг заговорил:

– Неба много и земли много, и все они находятся здесь и сейчас, хотя не все, конечно. То, что творится – это слияние и перемешивание миров, а мы, простые создания, без затей болтаемся в этих мирах, ведомые силой ультра-осьминога, кракена по-вашему…

– Параллельные миры, значит, – пробормотал Шилов, который мало что понял из речи старика.

– Невидимые миры, – поправил старик, и они поползли дальше.

– А почему вы зовете осьминога… хм… осьминогом, как люди? Я слышал, осьминог был когда-то… вашим богом.

– Бог умер, – ответил старик. – И мы остались наедине с самими собой. Это… – он замялся, – грустно, но так и должно быть…

– Вернись, мой бог… – вдруг запел молодой зеленокожий, – мне грустно без тебя… – Он захихикал, за что получил шлепок от старца, и умолк.

– Зачем вы его все время бьете? – спросил Шилов.

– Это ваших детей нельзя бить, а наших можно и даже полезно.

Небо над их головами раскрывалось, подобно бутону, с него сыпались, пропитанные едкой кислотой огненные метеоры, издалека похожие на одуванчиковые парашютики. Метеоры вгрызались в землю, проникали глубоко внутрь, как будто оплодотворяя ее. Дети сидели вокруг костра полностью неподвижные, а метеоры стачивали пространство вокруг них, постепенно приближаясь к костру. Бенни-бой крутил в руке сломанный нож.

– Что случилось? – дрожащим голосом спросил Ластик, чувствуя, как спину снова и снова окатывает горячим воздухом. Он, кажется, единственный из компании боялся, остальные сидели прямо и глядели в пространство с легкой усмешкой, как взрослые, которые знают что-то, но никогда не поделятся этим с ребенком.

– Поломался, – ответил Бенни и кинул остатки ножа в костер. Коралл бросил туда же очередную книгу.

– Бенни, – сказал Ластик. – Мы встречаемся с тобой только здесь. Скажи, как там все… ну, там, где ты живешь.

Бенни-бой пожал плечами.

– Ластик! – сказал Коралл. – Мы договаривались. Ты обещал не спрашивать об этом.

– Ну…

– Да ничего, – буркнул Прескотт и ойкнул. Метеор порвал земную оболочку в шаге от него, огонь опалил траву, стебли которой еще долго тлели, качаясь на ветру.

– Больно?

– Да не, нормально… – вяло ответил Бенни-бой. – Странно другое, откуда тут трава взялась? Только что мы сидели на песчаном берегу!

Ему никто не ответил.

– Как же мы вернемся? – спросил Ластик, с тоской глядя на порванное небо. – Я хочу домой. Мама обещала вареники со сметаной. Я люблю вареники со сметаной! – Он с вызовом поглядел на товарищей. Снова совсем близко упал метеор. Искра попала в волосы Эллис, прядь занялась, но Эллис молниеносно затушила вспыхнувший огонь. Отняла ладонь от головы. Посередине ладони проявлялся ожог.

– Я боюсь, – прошептал Ластик и стал озираться, готовый бежать со всех ног.

– Успокойся! – Коралл положил руку ему на плечо. – Пока мы сидим рядом с костром, нам ничего не грозит!

– Так уж и не грозит! – начиная паниковать, крикнул Ластик. – Зачем мы полезли сюда? – Метеор, опалив ему волосы, пролетел мимо и вонзился в костер, протыкая его насквозь, разбрасывая не успевшие заняться круглые поленья и полусырые картофелины.

– Бенни… – Коралл почувствовал, что голос у него тоже дрожит, откашлялся и повторил: – Бенни-бой, правда, когда это закончится? Нам пора домой…

Бенни поднял голову. Глаза его тлели.