Коварный камень изумруд

Будущий поручик Егоров один раз целый день маршировал по грязи, ибо не ответил на вопрос: «Куда ходил с победоносными походами Александр Македонский»? Потом мундирчик свой оттёр, а про полководца из греков так и не узнал…

– Слышал я, Пётр Андреевич, о сём греческом полководце, – проговорил поручик, снова потянувшись за водкой, – чтоб ему не в Индию маршировать, а по кукуевской грязи!

Пётр Андреевич, государственный преступник, весело и громко расхохотался, на половину тайги:

– Так вот, ваше благородие, я публично, в дворянском собрании города Тобольска отрицал, что этот полководец доходил до Сибири. И мало того что он по Сибири прошел до Камчатки…

Поручик выпучил глаза:

– Нам в училище сего фактуса не сообщали… Это как же… от Индии – да пошёл на Сибирь? Грек этот?

– Натурально, пошёл. Говорят, есть греческие документы, что так и было, мол, из Индии Александр Македонский пошёл в Сибирь. И здесь, мол, в Сибири, упокоен. До сих пор его могилу никто не знает, так что грекам говорить можно чего заблагорассудится…

– Вот те нате! – хмыкнул поручик.

– А к тому, ваше благородие, ещё один фактус: перед своей смертию будто написал Александр Македонский дарственную русским князьям на Русскую землю. На всю землю. От Днепра до Камчатки.

– Дак откуда же он в те далекие времена про Камчатку прознал? – поразился поручик. – Мы тут про неё ещё сто лет назад не знали!

– Передай-ка мне, ваше благородие, штоф-с! – совсем развеселился вдруг Пётр Андреевич. – Приятно иной раз с думающим человеком и выпить чутка.

Он выпил из горлышка бутыли примерно половину чарки, крякнул, заел горькую водку горячим свиным салом на поджаренном хлебе, вдруг спросил:

– А год-то ныне какой пошёл? Число – какое? Это мне знать можно?

Александр Егоров кивнул, выпил ещё водки, что-то покрутил в голове, но ответил честно:

– А год… Кончается 1793 год, ноне декабрь месяц, третий день декабря начался. Вот так…

– Да-а-а-а, – протянул Пётр Андреевич, – в темноте все дни – как один день. И все годы, наверное, тоже, как один год. Мы, значит, в пути уже…

– Этого я не ведаю! – быстро ответил поручик Егоров.

– Ладно, ладно. Прошу прощения за нескромный вопрос. Лучше теперь я стану говорить. За моим рассказом время быстро пролетит… Я имел доступ, ваше благородие, при учёбе в Высшей нашей духовной семинарии, к таким древним документам, что могу разом доказать, что и самого Александра Македонского в истории не было. Врут всё греки… А я знаю точно, кто из великих полководцев в Сибири захоронен на правом берегу Енисея. Вот сейчас скажу – брякнешься навзничь от сего знания…

Лошади, до этого мирно стоявшие, вдруг стали закидывать головы, заржали. Со стороны дороги, что проходила в полуверсте, им отозвались другие лошади. Потом оттуда донёсся зычный крик:

– Эй, отзовитесь казачьему разъезду, там, у костра! Вы чи шо – варнаки, али как?

Глава четвёртая

Императрица Екатерина Вторая с утра имела дурное расположение ко всем: к личному секретарю, что несусветно пах одеколонной водой, к девкам, что дурно, с подгорельцем, заварили кофе, да вот к этому мордатому фельдъегерю, что доставил ей ответ на письмо, отправленное Екатериной прусскому королю. Ответ, к бешенству императрицы, написал ей не король Пруссии, как полагается при личной переписке властвующих особ, а всего лишь его адъютант Эрик фон Люденсдорф. Мальчишка на побегушках при короле! Оскорбление русской императорской особы немыслимое!

– Король немчуров болен, – истово твердил фельдъегерь, выкатив глаза.

Екатерина близоруко наклонилась к сопроводительным листам, прочла: «Фельдъегерь сержант Малозёмов». Что ни фамилия, то бывшая кличка! Позвонила в колокольчик. В дверь подсунулся секретарь. Войти боялся, а всё равно на Екатерину понесло кёльнской водой.

– Вели распорядиться там, в особой экспедиции, чтобы этого дурня, Малозёмова, послали в пехотный полк. В крымские земли… Ну и пусть дадут ему звание подпоручика, чтобы воевал за государыню охотно.

Малозёмов стукнулся коленями о паркет императорского кабинета:

– Ваше величество! Не губите!

– Ты сам себя погубил, пень солдатский! – совершенно озлобилась Екатерина. – Пошто не подождал в Берлине, когда король выздоровеет?

– Так деньги у меня кончились, ваше величество! Как ждать два месяца без денег-то?

Екатерина пристально поглядела на высоченного дурня в фельдъегерском мундире. Ох, трудна и тяготна царская доля! Снова звякнула в колоколец. Секретарь теперь просунул в дверь только голову. Он слышал всё, что говорят в кабинете и как говорят. И догадывался, что сейчас с молодцом из особой экспедиции станется.

– Приказ о переводе этого дурня в Крым с повышением – отменяю! Пусть идёт рядовым в Сибирь, в тот солдатский полк, что сейчас стоит у бывшей Джунгарии. Там ему денег не потребуется! Вон пошёл, рядовой!

Малозёмова, так на коленях и стоящего, выволокли наружу два дежурных офицера свиты её императорского величества. Наказанный сержант вырывался и сучил ботфортами по паркету.

* * *

Однако частная переписка – это дело нынче мелочное. Государственные дела поджимали. Екатерина остро чувствовала, что вся Европа ожидает её смерти. В Европе накануне нового, девятнадцатого века назревает такой гнойный нарыв, что только Россия с её армейскими корпусами может тот нарыв грамотно проткнуть и не дать гною залить свои, русские земли. А то ведь этого очень хочется многим европейским государям. Чтобы Россия в чужом гное захлебнулась. Под названием «демократическая революция»…

А стоит нынче на том огромном европейском гнойнике, сложив руки на груди, маленький человечек – Наполеон Буонапарте… Ну, не такие стояли, так возвысившись. А потом в той гнойной европейской политике и тонули…

А чего же старушке Европе сейчас надобно? А то ей надобно, чтобы, сопроводив Екатерину Вторую в мир иной, тотчас развернуть назад все дела, устроенные императрицей, развернуть в привычную для Европы сторону… А наследника, Павла Петровича Первого, очень уж легко направить в нужную для Европы сторону! Скоро пятьдесят лет стукнет наследнику. В эти годы кукла он и больше никто! Подпишет пять нужных для Европы императорских указов и закатают его в чёрное покрывало…

На внука Александра надо делать ставку, только на него! О нём поганые людишки не думают. Считается, что Александр не наследник, а просто так, любимый внук Российской императрицы…

* * *

Крепко ошибалась, неверно мерила европейские мозги матушка императрица. Её сына – Павла Петровича – особые тайные люди давно переступили, ища подходы ко внуку императрицы Екатерины Алексеевны, Александру Павловичу. И не польские паны, пьяные и непутёвые, искали с ним дружбы. Бери тут много выше. Много, много выше…

Теперь вот те люди заготовили полную неожиданность: именем государей европейских потребовать от императрицы Екатерины Второй предъявить им документ негаданной силы, каковой назывался «Дарственная Александра Македонского русским князьям и русским народам».

Документ такой имелся. Не в оригинале, конечно, но в списках. Три списка документа лежали в архивах Москвы, Санкт-Петербурга и Великого Новгорода. Ещё, доложили императрице, есть три особых списка на старогреческом языке. Те списки «Дарственной Александра» лежат в монастырских схронах.

Прочитавши два списка «Дарственной Александра…», один на русском языке, а другой на греческом, но в переводе, Екатерина долго хохотала, а потом написала письмо немецкому кайзеру, где ту «Дарственную» обозвала «ложью жидовской».

Немецкий кайзер не стал читать это письмо императрицы, сказавшись больным. Однако больной-то больной, а сил хватило, чтобы тайком письмо Екатерины всё же прочесть. И повелеть ответ написать своему секретарю, Эриху фон Люденсдорфу. Та фамилия, Люденсдорф, была много выше по статусу фамилии русской императрицы Ангальт-Цербстской, настоящей императрицыной фамилии. А Эриха фон Люденсдорфа старый, но хитрый король Пруссии держал при себе как раз для ведения дел такого подлого свойства, касательного России. А потом адъютанта передал сыну, Вильгельму Первому, наследнику. По наследству и передал.

Эрих фон Люденсдорф писал от своего имени, но, конечно, под диктовку короля Пруссии:

«Полководец Александр Македонский, человек великого ума, проявленного им как на военном поприще, так и на поприще иностранных дел, что есть дипломатия высокого уровня. Смотрел Великий Александр далеко вперёд, Ваше Императорское Величество, Екатерина Алексеевна. Напомню Вам, что дарственные на землю и территории от него получили многие народы и племена. Испания тому пример, а также ловкие евреи, получившие, правда, от Александра Великого позволение восстановить ихний город Иерихон; а также не менее настырные католики, каковым он дозволил поставить монастырь Святой Екатерины в местности Синай, католикам не принадлежащей. Вот и Россия удостоилась получить дар от великого греческого полководца. И, судя по Вашему письму, дар великий: на все земли от восточных пределов государств просвещённой Европы до дикой Камчатки. С чем Вас, Ваше Императорское Величество, и поздравляю. Нет сомнения, что ежели Вы обнародуете ту грамоту Александра Великого, то остальные европейские государи воспримут этот факт как полное признание Ваших доселе нелегитимных завоеваний в пределах владений сибирских ханов, а также Турции, Англии, Австрии и прочих… Остаюсь верноподданный Вам… Эрих фон Люденсдорф».

Издевательское по сути письмо какого-то мальчишки Екатерина чуть не сожгла в камине, ежели бы при ней не присутствовал в момент чтения письма вернувшийся накануне в Петербург из Америки молодой граф Толстой, уже получивший от придворных прозвище Американец.

Глава пятая

– Ни в боже мой, ваше императорское величество! – вскричал Американец, ухватив императрицу за руку, державшую письмо над огнём камина. – Американцы, сбродное племя из разных европейских народов, вырезали почти всех аборигенов на своей территории и в ус не дуют! Им никто не в указ! А вам кто насчёт Сибири в указ? То-то! А этот молодой мозгляк Люденсдорф пишет под диктовку самого короля Вильгельма! Разве вы не узнаёте тяжёлых прусских словесных выражений в письме, которыми так богат язык прусского короля? Король на американскую политику относительно аборигенов нам и намекает! Пишучи о русских завоеваниях в Сибири. Мол, кому какое дело до того, как мы обрели территории? Кому завидно, пусть их у нас отберут! Письмо ценное для дипломатии нашей, и не место ему в огне!

Екатерина специально отправила молодого да задиристого графа Петра Толстого в далёкую экспедицию через Сибирь и Камчатку, через Алеутские острова в Америку, с тем, чтобы не ухватить его как очередного фаворита… Только вот характером граф весь походил на Гришку Орлова. Тот, первый императорский фаворит, при случае мог закатать молодой тогда Екатерине в лоб, а уж по заду шлёпал весьма ощутимо и часто. Синие следы пятерни оставались надолго… А немки всё же не привыкли к русским пятерням как к знаку повышенного любовного внимания.

– С Аляской – что делать? – перевела разговор Екатерина, намекая на главное и тайное задание графа в Америке.