– Ну, куда идем, робяты?
«Робяты», пропустив ее вперед, невесело поплелись к подъезду.
В квартире она огляделась и промолвила, иронически покачав головой:
– Да – а, куда уж шикарнее. А ванная-то у вас хоть есть?
– Есть, есть! – обрадованно закивали мы.
– И что, тоже такая шикарная?
Здесь мы скромно промолчали, поскольку в нашей ванной сами еще не бывали.
– Ну что ж, я пошла в ванную, – сказала фея и видя, что мы смотрим на нее, как два весенних телка, добавила:
– Вы давайте тут побыстрее. Разбирайте диван. Стелите простыни. У меня времени мало.
Порывшись в сумочке, она что-то оттуда достала и, положив это что-то на самый край стола, упорхнула в ванную.
Мы во все глаза уставились на это что-то. Потом подошли. Осторожно взяли в руки.
Это была приличных размеров таблетка, упакованная в целлофан. Тут у нас возникло сразу несколько проблем. Что с нами двоими будет делать эта ленинградская гетера? И что нам делать с этой таблеткой?
В конце концов мы составили план: когда она выйдет из ванны, один спрячется на кухне, а второй ляжет, так сказать, на амбразуру. Каждый готов был принять жертвенное сиденье в темной кухне на себя, и мы, устав соревноваться в благородстве, решили: пусть судьба рассудит.
Стали тянуть спички.
Судьба выбрала друга.
Его могучей фигуре сорок шестого размера выпало встретить первый натиск прелестного неприятеля.
А мне выпало томиться в лучшие свои годы, то есть часы, в пустой темной кухне.
Увидев, как я огорчен, друг тут же предложил:
– Хочешь, я вместо тебя буду сидеть в этой гнусной кухне, а ты останешься здесь, с этой прекрасной девушкой?
Я энергично запротестовал, сказал, что против спичек не попрешь, судьбу не обманешь.
Поняв, что на передовой все же оставаться ему, мой приятель, прежде чем отпустить меня на кухню, как бы невзначай спросил, вертя между пальцев упаковку, на которой были написаны незнакомые слова «Вагинальная таблетка»:
– Знаешь, что это?
– Конечно, – уверенно ответил я, не желая ударить в грязь лицом.
– Я тоже, – заверил меня друг.
«Надо же, какой эрудит», – подумал я, потому что сам понятия не имел, что означает это мудреное название.
Друг, видимо, почувствовал мое тайное восхищение его глубокой осведомленностью и решил явить эту свою эрудицию во всем ее объеме:
– Для мужиков таблетка… – И, увидев недоумение на моем лице, пояснил: – Это чтобы сил было больше.
Пояснил и, похоже, сам поверил в то, что сказал, потому что добавил, задумчиво глядя на таблетку, занимающую чуть не половину его ладони:
– А то зачем бы она ее здесь оставила? – Потом, обратив взор на меня, вдруг вышел из задумчивости и сообщил мне радостно: – Но это, конечно, на двоих.
Я гордо отказался от своей доли.
Друг обреченно вздохнул и, снова уставясь на таблетку, попросил слабым голосом:
– Принеси, пожалуйста, воды.
Я мигом сбегал на кухню, налил полный стакан и принес другу.
– Послушай, – сказал я, – ты что, собираешься глотать ее?
– Конечно, – ответил мой отважный товарищ. – И не такие штуки глотал.
С этими словами он решительно вложил таблетищу себе в рот и, запрокинув голову, стал заливать ее водой из стакана. Я видел, как она медленно проходила по горлу. Еще одно усилие – и все.
Мы оба разом облегченно выдохнули.
И тут вернулась наша дама. Увидев меня со стаканом, а в руках друга – обертку от таблетки, она испуганно спросила:
– Вы чего это?.. – И не докончила, вдруг осознав, что ее таблетка находится уже внутри моего друга.
Глаза ее буквально полезли из орбит. Она трагически зашептала:
– Вы зачем таблетку проглотили, шизики?
– Знаем мы, зачем, – ответил я и браво ей подмигнул.
– Знаете? Господи, с кем я связалась?
Сказав это и помянув нехорошими словами швейцара, она быстро собрала свои вещички и исчезла.
Я стоял столбом, хлопал глазами, туго переваривая сенсационное известие, а друг, сразу все поняв, метнулся в ванную. Там, изрыгая из себя пенные по – токи вперемешку с проклятиями, он клялся, что больше никогда и ни за что не будет… Чего он никогда не будет, я уже не слышал за шумом спускаемой воды, но, конечно, догадывался.
А ведь верно: после этого случая мы стали как – то спокойнее воспринимать загадочную красоту ленинградских девушек и с большой осторожностью относиться ко всему, что получали из их рук, памятуя, что эксперимент на себе – не самый лучший метод познания истины.
На юридический факультет университета мы с ним все же поступили. И жизнь началась уже студенческая.
А если провинциального студента оставить наедине с основной его студенческой проблемой – проблемой выживания, – он может один и не вы – жить.
Но если к этому студенту приложить такого же, как и он сам, студента из провинции, вдвоем они будут красиво и просто, как фокусники на манеже, решать проблемы выживания и сохранения своих провинциальных и вечно голодных душ в этом самом красивом северном городе.
Но это уже совсем другая история.